Глава 27. Возвращение всеми любимого дяди (2/2)
— Трудно о таком забыть. Ты чуть не откусил мне тогда руку.
Это было большим преувеличением, но Кустаа уже уходил, так что Зуко молча закатил глаза и принялся выбирать скорлупу, попавшую к очищенным яйцам.
***
Лонгшот никогда бы не сказал это вслух — если бы он вообще говорил — но между Джетом, которого он знал до нападения на их лес и тем, кто сидел перед ним, была большая разница. Сегодняшний Джет был… был…
— Безответственный, слабоумный, чокнутый тупица! Ты хоть на секунду задумался, насколько это было опасно?!
Ага, вот оно… У Джета, выслушивающего гневно-встревоженную тираду Смеллерби, был невероятно растерянный вид. Хотя, возможно, это было последствием сотрясения мозга, которое он определенно заработал.
— Конечно, я подумал об этом, — сказал Джет, как только Смеллерби закончила кричать. — Я был осторожен и Акела тоже, а если бы мы взяли еще людей, то это просто привлекло бы больше внимания и мог бы пострадать еще кто-нибудь.
— Мог бы пострадать! — завопила Смеллерби. — Ты пострадал, а Акела еще больше пострадала! И для чего это все было?! Зачем было туда возвращаться?! Мы же решили оставить это позади!
Джет молчал, глядя вниз и кусая губы. Его руки сжали край койки, на которой он сидел.
— Ты не сказала мне о Райзоре<span class="footnote" id="fn_33033426_0"></span>, — сказал он, и желудок Лонгшота ёкнул. Лицо Смеллреби вытянулось и она с трудом сглотнула.
— Мы потеряли его через несколько недель после того, как они забрали тебя, — тихо сказал она, стискивая себя за плечи скрещенными на груди руками. — Дезгрип пытался, но… мы не смогли достать лекарства… началось заражение и…
Джет зажмурился и коротко вздохнул:
— Понятно.
Лонгшот знал Джета дольше всех и он до сих пор помнил первого ребенка, найденного Джетом — крошечного, почти замерзшего, покрытого кровью и пеплом. Он помнил два месяца холодной зимы, которые она пережила… и те, которые она не пережила…
Тогда Лонгшот видел беспомощного, опустошенного Джета, без следа той уверенности, что тот наращивал, слой за слоем, словно броню. Прошли годы, и все меньше и меньше трещин, сквозь которые проглядывала уязвимость, в ней оставалось, пока он превращался в непогрешимого лидера, или, по крайней мере, выглядящего таким.
Но сейчас Джет казался таким же разбитым, как в тот, первый раз.
Смеллерби вздохнула, разжала руки, села рядом с Джетом и обняла его за плечи — за талию, если точней. Когда он успел стать таким высоким? — и сжала в кулаке ткань его рубашки.
— Мне жаль, — сказал она.
— Это не твоя вина, — пробормотал Джет. — Ребята, вы не несете ответственность, даже если я… не могу собраться… все равно, со всем должен разбираться я.
— Это всё дерьмо коне-бычье! — отрезала Смеллерби. — Мы с тобой, понял?
Лонгшот кивнул в знак согласия и, отойдя от стены, где стоял, сел по другую сторону от Джета и слегка пихнул его в бок, одновременно понимая, как сильно тот опирался на Смеллерби.
— Тебе надо отдохнуть, — сказал Лонгшот. Джет удивленно посмотрел на него красными, все еще слезящимися глазами в кольцах синяков:
— Наверное, мне не стоит сейчас спать, — он неопределенно помахал ладонью около лица.
— Мы за тобой присмотрим, — заверила его Би. — Без сна тебе станет только хуже.
Джет качнул головой и быстро пригладил волосы Смеллерби:
— Вы оба стали такими умниками. Не знаю, чья это заслуга.
— Не твоя, — сказал Лонгшот. Смеллерби вздрогнула, но Джет только сухо засмеялся:
— Не моя, — согласился он, зарываясь лицом в волосы Смеллерби и устало обнимая её. — Духи свидетели, не моя.