Красное на черном (1/2)

Как выясняется, чувства Двойню не подводят. Второе лицо смотрит на Хромого, и прядь волос ползет по его руке к плечу, обхватывая крепче, побуждая следовать за собой.

— Там не только Череп, — говорят они. — Так что держись за нас.

Они идут, поспевая за огромным псом, что носится кругами, словно обезумев от свободы, но все же движется к цели. Двойня, словно специально сглаживая неровности дороги, на два голоса поет-мурлычет и покачивается на собственных волосах.

Хромой слушает. Их Двойня — это чудо какое-то…

Хромой — бабник, но Двойня его… лучшая подруга? Такие бывают?

У Хромого есть… И у каждого из них есть она… они, точнее.

Странный пустырь не просто им открывается, скорее бац — и падает прямо к их ногам, являя и Черепа, и Седого, и Ведьму, и…

Хромой, конечно, узнает Мавра сразу, хотя с момента их давней встречи здесь он значительно изменился, но это просто… просто он.

Хромой притормаживает и Двойню останавливает тоже, выходит чуть вперед и берет их за руку.

— Спасибо, — говорит он.

Хромой знает, что без Двойни никогда бы не нашел Черепа.

Вплотную Хромой с Двойней не подходят, но они настолько очевидно с Черепом, что дурно становится от того, насколько они даже на расстоянии все же вместе. Стоит Черепу дать сигнал или намекнуть, они встанут за ним.

Харон же о приличиях и берегах ничего не знает…

Он несётся, перепрыгивая почти все преграды. Чует и бежит со всех лап. Ему радостно, легко и свободно.

Ещё два прыжка и запахов становится больше. Харон рад. Потому что чует здесь ещё и Седого. Целых два очень хороших человека!

С наскока подлетев к Седому, Харон первым делом облизывает его лицо. Потому что очень рад.

Харон забывает, как ещё может проявлять радость. Попутно он лижет еще чьи-то руки, но уже все равно.

Оторвавшись от Седого, Харон звучно гавкает и кидается под ноги к Хозяину. Сносит с ног, валит, а потом запрыгивает на плечи. Носится вокруг, ластится под руку. Харон рад! Так рад, что крышу сносит.

Он и не замечает, как на него смотрят.

Седой смеётся. Тихо, странно, страшно. Не так, неправильно. Забыл, как это — разговаривать. Когда твои лёгкие наполняет Время и не о таком забудешь.

Шаман выглядит ребёнком, хотя по Здешним меркам сошёл бы за Старца.

Седой смотрит сам на себя сверху вниз — монашеская роба чёрным тряпьём висит вокруг тощих ног, белеющих в темноте, как бы насмехаясь. Седой отшатывается в сторону и прислоняется к дереву.

Череп поднимается после внезапной атаки Харона, он знает, что это именно он. И с ним та самая Тень.

Она пытается следовать за большим, пушистым телом, повторять послушно каждое движение но, если присмотреться, заметно, как она запаздывает, как вовсе не разделяет энтузиазма… своего хозяина?

Череп, обретя равновесие, заступает перед Мавром, безошибочно определяя, кто будет целью уже нешуточного броска. Если он будет. Череп не уверен в том, что совладает с тенью Харона, но чует, что на него она не кинется. По крайности — вот так сразу.

— Как ты там сказал? У дуба? Завтра? — Череп не смотрит на Мавра, но делает пол шага назад, становясь к нему ближе.

Думать о том, почему он защищает Мавра — нет ни времени, ни большого желания.

Вслед за тем Череп замечает Хромого и Двойню — они стоят в стороне и бдят. Ждут сигнала. Он склоняет голову в их сторону, надеясь поймут: пока не время приближаться. Они поразительны, словно знают, что нужно, чтобы поддержать, но Черепу не нравится быть в окружении своих, когда Мавр и Ведьма одни, а под ногами шарит тень. Тень Харона, если быть точным. То есть тоже как бы Черепова.

Мавр помнит про их договор и не забудет, даже если захочет. Он и хотел бы, да не может. И Мавр снова… понимает Черепа?

Хотя его бесит, как Череп стоит сейчас, закрывая его, как он неотрывно следит за псом и его тенью, не удостаивая Мавра и краешком взгляда.

И нет ни единого шанса выйти вперед. Если только сказать Черепу: «Подвинься сам справлюсь! Как ты смеешь сомневаться!»

Мавр прокручивает эту речь внутри и словно видит себя со стороны — это выглядит очень смешно, потому Мавр молчит. Свиту Черепа он не замечает, но есть что-то удивительное, в том, как в Доме повседневно Череп встречает Мавра со свитой, а теперь в исключительных и опасных ситуациях Мавр с одной лишь Ведьмой, а вот Череп… В кругу друзей?

И все они и с одной, и с другой стороны… молчат, дружно и в унисон, молчат об одном и том же. Никто из них не произносит этого в слух, но и в смехе Седого, и в напряжении Черепа, и в том, как Хромой с товарищем не подходят ближе, сохраняя их равенство, и в неровном дыхании Ведьмы, и в тревоге самого Мавра звучит одно имя — Харон.

— Спасибо, что пришел, — говорит вдруг Череп.

Мавр давится воздухом и своими мыслями. Оборачивается и тихо спрашивает Ведьму:

— Что он мне сейчас сказал? — и пытается понять, что они с Черепом сказали бы друг другу, если бы не вся эта хрень, если бы не Ведьма с Седым рядом.

Ведьма знает, что ее ответ не очень-то важен сейчас, и только касается руки Мавра. Она тоже благодарна, что он пришел. Почувствовал как-то?

Мавр не отрывает взгляда от спины Черепа, а Череп — от тени пса.

Ведьма же поднимает голову и смотрит вдаль — на Хромого, который стал заметно выше и кажется старше себя обычного, и на Двойню возле него.

Догадаться, кто это не слишком сложно, например, по тихому певучему голосу. Он часто льется по их крылу, и каждый раз за песней следует сказка.

Ведьма чуть сжимает ладонь Мавра — она не ждет подвоха от Черепа, тот может и не заметил, но вообще-то наступил Тени на хвост, но для Ведьмы это вполне себе понятный сигнал, как и тот факт, что Хромой и Бешеная не подходят ближе.

Хромой всматривается в фигуры перед собой — опасности он не видит, и только следует за взглядом Черепа, который прикован к темной траве, а вот Мавра за спиной — так близко! — Череп словно игнорирует.

Или наоборот? Череп не просто так стоит рядом с Мавром — он закрывает его собой? От кого?

А Мавр молчит. Но у них с Че… Ну, диалогом это назвать нельзя, но Хромой видит, что у них что-то налаживается, какое-то понимание.

Никогда, никогда они не могли нормально разговаривать… Мавр не мог, но здесь и сейчас…

Хромой с интересом наблюдает за Мавром. Есть в нем что-то гораздо более новое и неожиданное, чем его рост, его глаза, необычно большие на худом лице. Хромой не успевает разгадать эту загадку, он натыкается взглядом на сомкнутые руки Мавра и Ведьмы. Они стоят близко и говорят только между собой, словно никого и нет рядом.

Хромому вдруг хочется отвлечься, и он поворачивает голову к Двойне.

Они — необыкновенные, и здесь это заметнее. Хотя иногда страшно оставлять их одних.

Когда они были маленькими, Мавр называл их — убогой. Впрочем, так он звал и Черепа. А теперь… Он смотрит на Черепа совсем иначе, и Хромой с удовольствием обсудил бы свои наблюдения, вот только не перебивать же песню Двойни?

— Седой, — зовет вдруг Череп. — Пойдем домой?

— К чёрту… — всхлипывает Шаман.

Череп только кивает, но не двигается. Седой отлепляется о дерева и подходит к нему сам, теперь они оба закрывают Мавра и Ведьму от… Харона?

Это могло бы быть смешно: Харон в Доме шага не сделает без одобрения Черепа, но тут… Пес непонимающе вертит головой, потом садится и наклоняет голову в бок. Словно не понимает, что не так.

Харону становится вдруг так грустно. Хозяин внимания не обратил. Обидно. Он ложится, кладёт голову на лапы и принюхивается.

От слова «дом» немного тревожно. Харон не совсем понимает, что за звуки издают люди, но этот вызывает неприятные ощущения. Тень тоже не хочет никуда идти. Харон подрывается на лапы и отскакивает к шаману. От него пахнет безопаснее. Лижет руку. Мол, посмотри на меня, погладь, заметь!

Ситуация выглядит тупиковой, и Череп, видимо, не придумав лучше способа разрядить обстановку, достает сигареты из кармана, щелкает зажигалкой и выпускает в сторону струйку дыма. Хромой чуть не давится воздухом, остальные застывают, и даже Двойня поют тише.

Череп как будто ничего не замечает, а все ждут, как от щелчка зажигалки вспыхнет теперь уже Мавр. И Хромой очень-очень жалеет, что ему не видно, что же написано на холеном лице Мавра сейчас!

Вопреки ожиданиям, Мавр продолжает смотреть на Черепа молча.

Череп не извиняется, а Мавр не предъявляет. Он так же молча делает шаг в сторону, и Ведьма идет за ним.

Хромой выдыхает, а после опять смотрит на Ведьму… Она хороша и… Будь он ближе, заглянул бы в Ведьмины глаза, узнал, что в них такого.

Ведьма то ли умеет слышать мысли, то ли кожей чувствует взгляд — она поднимает лицо. Такое тонкое, бледное, нежное, Хромому хочется провести рукой по ее щеке. На секунду их взгляды встречаются, Хромой чуть откидывается на ближайший ствол дерева, а Ведьма делает шаг, оступается и тихо вскрикивает.

Мавр, конечно, достаточно ловок, он не дает даме упасть, галантно поддерживает под локоть, склоняется, а потом вдруг легким красивым жестом отрывает ее от земли, поднимая на руки, и прижимает к себе бережно.

Хромой качает головой, ему почему-то претит на смотреть на этого нового немного героического Мавра. Может, он заразился от Черепа?

Хромой не любитель себя мучить, он отворачивается. Много ли девиц в Доме мечтает о вот таком Мавре, о красавце с Изнанки?

Мавр уходит, красиво с прямой спиной и Ведьмой на руках.

Хромому не очень-то нравится перспектива, но… что-то выходит, раз Мавр и Череп без слов понимают друг друга здесь, может это поможет там? Может в этом и есть суть?

Нужно дать Мавру уйти…

И Хромой смотрит, как Мавр исчезает, как Череп затягивается снова.

Опасность для Че сейчас словно больше представляют свои. Он не понимает, он не может им даже приказать… Первый среди равных, пока Мавр легко, не спрося, просто забирает Ведьму, Че дает им право стоять рядом и влиять на решения. Это трудно.

Хромой хочет дать Че опору.

— Пойдем? — спрашивает Хромой Двойню. — Теперь самое время.

Ему хочется встать, наконец, рядом с Че.

— Пойдем, — соглашаются Двойня. Мавр уходит. Сейчас уже можно оказаться рядом с Черепом, поддержать, если потребуется, и его, и Седого — а потребуется почти наверняка, но на то их тут и двое… и Харон бегает.

И все, может быть, постепенно наладится.

Двойня глядят, как Мавр уходит, и думают теперь тоже о нем. Таким они видели его впервые, и на это стоило посмотреть. Какими вопросами задается человек, что так разительно отличается здесь и там? Как должно быть мучительно ему оставаться там, где он не верит в свою здешнюю силу.

Двойня почти не замечают, как перекладывают все, что происходит вокруг на сказочный лад. Но сейчас в ней рождается новая сказка. Жалко ее не расскажешь, потому что у каждой сказки есть свой слушатель. А Мавр, пожалуй что, убьет ее за вольность ему сказывать. Двойня вздыхают. Им жаль, что совместных ночей сказок им всем не видать.

Как жаль сейчас и того, что Харон словно беспамятный. Он чувствует неладное и грустит трогательно, как умеют только собаки, но ничего не понимает, и Двойня тихонько вздыхают.

Харон принюхивается. Ещё знакомый запах. Он скачет как щенок, хотя перерос все допустимые щеночьи размеры. Он пёс. Гигантский увалень, который и медведя загрызть может. Но этот увалень подскакивает к Двойне и лижет ее локти, вывернутые в обратную сторону.

Харону грустно. Тень говорит бежать, но зачем, когда здесь столько хороших?

Череп затягивается, глядя на своих людей. На мгновение ему становится стыдно: и это их он думал вчера отдать Мавру? Подлец.

Их всех. И Харона, бегущего навстречу… Двойне, точнее Бешеной? Череп полагает, что больше тут быть некому, а удивление от их облика сдержать гораздо проще всего остального.

Череп смотрит на сильное мощное тело пса, который может быть другом или убийцей… А потом ищет взглядом тень Харона и думает: «Люди всегда забывают откуда берутся их тени, насколько это — они сами».

Седой рядом тяжело вздыхает, и Череп поворачивается к нему.

— Ты как?

Седой морщится.

— Мне больно, — отвечает он, подумав. — Пиздец, как это было страшно. Там было много… людей. Заблудшие… Я не видел их, но чувствовал чужую боль. И отчаянье безысходности. Оттуда ведь не было выхода.

Седой снова чувствует, как его ноша… его благословение Шамана и проклятье Падшего снова появляется за спиной. Два алых крыла. Бесполезные, как куски оборванной ткани. Появляются снова и снова, и снова… чтобы напоминать. И Седой не забывает.

Его вдруг пробирает кашель: трава вокруг почти сразу становится красной и блестящей. В лёгких все ещё пустота Времени. Тик-так…тик-так…у каждого своя пустота. Интересно, что видела Ведьма?

— Е-мое, Седой, — Череп ловит его за плечо и придерживает.

Вопросов у него еще достаточно, но сейчас точно не время. В Доме Седой не кашляет кровью. Видимо у него болит не тело, но душа. Череп беспокоится всерьез и даже немного злится:

— Это того стоило? Ради чего? Кого?

Седой слабо улыбаться:

— Да хоть ради тебя, — Седой почти наваливается на Черепа, обхватывая его рукой. — тебе еще с Мавром объясняться. И ради Харона. Кто-то же должен…

На это Череп только кивает, Хромой и Двойня, наконец, подходят к ним.

Двойня улыбаются, и второе лицо тоже улыбается, хотя этого и не видно. Одна юркая прядь волос быстро обвивается вокруг запястья Черепа и так же быстро исчезает.

Они — его, но и он — их.

И это самое важное.

Двойня снова мурлыкают, негромко и довольно, и то ли сказка, то ли песня, слов которой не разобрать, одно только настроение, оно ничуть не заглушает голоса, а дополняет их.

Хромой же подходит почти вплотную и говорит:

— Че, что это было?

Он многозначительно кивает в сторону Мавра и Ведьмы.

Череп задумчиво склоняет голову, почему-то вспоминает, как Мавр пытался его остановить.

— Мы с Мавром пришли на зов Седого и Ведьмы… Так? — уточняет Череп у Седого.

Седой кивает, потом вдруг морщится — плеча касается его собственная тень. Вот и вернулась. Череп, кажется, ничего не замечает.

— Мы с Мавром… это, знаешь ли, звучит, — Хромой посмеивается, но смотрит на Че пристально, ища подвоха.

Череп только затягивается снова. Поразительно, но Хромой на Изнанке такой же, как в Доме. Даже горб с ним, нет только хромоты — вместо нее пяток дополнительных лет.

Редкое качество, которое Хромой ценить в себе не умеет. Он знает себя, и даже не стремится расстаться с горбом. Зато Черепа это восхищает.

— В этот раз Мавр был на высоте, — Череп усмехается и, протянув свою, подожженную сигарету Седому, тянется за второй — последней, чтобы отдать ее Хромому.

Хромой не отказывается, но после второй тяжки передает сигарету обратно. Его улыбку не видно, разве только по морщинам залегшим у рта. Так бывает только у тех, кто часто и искренне улыбается. Это в Доме тоже не часто встречается, Череп ценит.

Харон расстроенно фырчит — ещё одни… Явились и не обращают на него внимания! Он машет хвостом, все еще надеясь. Хотя Тень же говорил…

В следующее мгновение Харон чует что-то… Мышь. Маленькая верткая мышь. Тень говорит, что мыши вкусные. Тень умнее, он тут почти человек, может больше, чем человек? А Харону быть человеком не надо. Можно быть просто собакой. И радоваться куда более простым вещам.

Харон кидается за мышью. Та пищит и сбегает к кустам. Харон бежит, заваливается в кусты и… мыши там нет. Он расстроен ещё больше. Ничего нет. Мыши нет. Ласки нет. Внимания нет. Никто с ним не играет. Но, главное, мышь сбежала.

Харону так обидно. Может быть, если бы он принёс мышь, Хозяин бы обратил внимание? Может. Значит надо достать мышь, да? Да.

Харон принюхивается. Где-то недалеко точно есть мышиное гнездо.

Хромой внимательно смотрит: сначала на Черепа, потом на Седого и Двойню. Седой, кажется почти безучастным, только с мягкой улыбкой наблюдает за псом, который возится в траве. Заметно, как он изможден и устал.

Двойня же чуть раскачиваются, смотрят по сторонам со свойственным им одним интересом и снова напевают что-то. Хромой бы поклялся, что они ему подмигнули, но как это трактовать?

Все-таки Изнанка — это жуткое место, не для Хромого, и он, вздохнув, отказывается от наполовину стлевшей сигареты, что снова предлагает Че и спрашивает:

— Может, мы все-таки домой пойдем? У тебя же все получилось…

«Даже с Мавром договориться, » — мысленно заканчивает Хромой.

Череп улыбается и кивает согласно, ему вдруг кажется, что скоро рассвет. Это странное ощущение — на Изнанке для этого рано, в Доме — тем более.