Бездна (1/2)

Мавр решает не тратить время и обойтись без подручных. К счастью, он может решить любой вопрос в Доме, даже отсутствие коляски. Мавр просит Ведьму позвать ему вовсе не состайников, а Бриз.

Он любуется изящной Ведьминой походкой, наблюдает, как та скрывается за дверью, мазнув по косяку волосами, и попутно размышляет о том, что было сказано и о том, что не было.

Ясно одно: у нормальных людей — нормальные тени. Это не какое-то особое, доступное лишь волшебникам, Ведьме и Седому, знание. Ведьма ровно настолько же в неведении, насколько и сам Мавр.

Это утешает с точки зрения самолюбия, но в остальном — плохо. Только неведомых сил им и не хватало!

Но самое важное, в чем они с Ведьмой сошлись: мало вероятно, чтобы чья-то тень решала и делала что-то помимо воли хозяина. Вопрос в том, кого мы сочтем тут хозяином?

Ведьма возвращается с Бриз. Паучиха вовсе не сердится, скорее утомлена происходящим и немного встревожена. Мавр решает воспользоваться этим. Парой слов развеивает ее сомнения и просит. Именно просит — одолжить ему коляску с обещанием вернуть, как только он окажется в стайной. Бриз ему не отказывает, и даже сама отвозит его до двери, словно провожает.

А дальше… Впервые в жизни Ведьма катит Мавра. И Мавру это не нравится, но поздно уже что-то менять. Он терпит и старается Ведьме не мешать, даже подруливает немного. К счастью, слухами Дом полнится, и даже у стен есть глаза и уши: Мавра встречает внушительная процессия. Кулак ловко перехватывает коляску из рук Ведьмы. Мавр успевает лишь коснуться ее руки и почти незаметно кивнуть ей в знак благодарности. Потом он отпускает ее и вменяет себя воодушевленным состайникам.

***</p>

Когда Череп выходит из его комнаты и, судя по радостным возгласам, возвращается на вечеринку, Седой со вздохом начинает собираться. У него все свое под рукой, только вот как понять, что будет нужно ему Там?

Седой просто берет то, что таскает повсюду: запасные очки, парочку амулетов попроще, на них можно будет что-то обменять, туповатый перочинный нож, не для защиты, а больше, чтобы смочь открыть банку консервов, и одну бутылку с настойкой. Для Раххати, наверное. Про нее Седой сомневается больше всего, но все же складывает в рюкзак.

Он снимает очки, сжимает их в ладони, а сам смотрит на лампу. Это немного больно, но он упорен, и уже с третьим вдохом — он чувствует свои ноги.

Седой все еще смотрит на них, как в первый раз, и радуется, но больше не прыгает и не пробует побежать, только начинает идти. Хотелось бы, конечно, знать куда именно, но пока просто к городу. Раххати все-таки предпочитает быть среди людей.

***</p>

Ведьма бредет по берегу, размышляя о разговоре с Мавром и вспоминая сказку.

— Теодор Христиан — Христиан Теодор, — бормочет она.

Сочетание нравится ей, и она повторяет его снова, уже чуть нараспев, потом еще раз в новом странном ритме. И уже думает о городе, где живут сказки, о его узких улочках и домах с остроконечными крышами и очень узкими дымоходами. Это отвлекает от напряжения Дома, от мыслей о Мавре и Лисе, а море шумит рядом и подхватывает ее слова.

Ведьма понимает слишком поздно — она перестала смотреть под ноги и даже по сторонам и, как бывало, зашла совсем не туда, куда собиралась.

Песок сменила галька, а море исчезло. На Изнанке оно превращалось в молочный туман, и только изредка, если повезет, могло открыться уже как Море.

Ведьма останавливается и оглядывается: это странное место. Не очень пугающее, но ничуть не похожее на привычный изнаночный пляж.

И Ведьма здесь не одна.

Сначала она замечает невысокого парня, который крадется, поминутно оглядываясь, странно подныривая под невидимые препятствия, а потом появляется Седой…

Он идет торопливо, то и дело поправляя рюкзак, норовящий свалиться с плеч. Сперва Ведьме кажется, что он следует за первым парнем, но Седой как будто не видит его, а идет вслед за своим собственным чутьем.

— Шаман! — зовет Ведьма и подбегает к Седому, но тот не слышит и не видит ее, хотя Ведьма, кажется, может коснуться его плеча.

Рука Седого — бесплотна, а сам он, ничего не подозревая, шагает дальше. Зато первый парень вдруг возникает снова, теперь он идет прямо на Ведьму… Она задумывается и, в порядке эксперимента, пробует и его поймать за руку. Пальцы проходят насквозь, но будто скользят по коже, парень оборачивается, и Ведьма пораженно выдыхает:

— Харон?

Но и он не слышит ее, хотя чувствует — потирает свое предплечье там, где Ведьма его коснулась. А потом оборачивается назад и ругается:

— Никак не отвяжется. Вот упорный!

«Они были здесь раньше? — задумывается Ведьма. — Или наоборот — они просто не здесь? И что это вообще за «здесь»?»

Ведьма все еще не чувствует опасности, а туман, расстилающийся рядом, хранит знакомый запах моря…

«Я должна выйти отсюда, » — решает Ведьма, а потом слышит крик…

Кто-то кричит в темноте и зовет на помощь, и она, не раздумывая, бежит к нему, узнав голос Седого.

***</p>

Седой не знает, где он. Пусто вокруг. Чернота. Сыро и мутно, как в болоте. Только дышится здесь свободно. Пугающе свободно.

Седой может разглядеть лишь свои белые руки и пытается найти хотя бы маленькую трещину среди этой пустоты. Он не понимает, куда его занесло.

— Эй! — кричит он. — Где ты?

Седой помнит, как искал Раххати: всё казалось, вот-вот в следующем переулке он увидит его. Но переулки постепенно исчезли, остались лишь редкие деревья… Седой бегал среди них, пока не оказался тут.

Вроде и не в плохом месте, но как будто и не месте вовсе… Или Седой больше не Седой?

Он пытается найти здесь хоть какой-то ориентир, опору, но, кажется, даже земли под ним нет…

Седой снова кричит:

— Кто-нибудь!

Он слышит себя, но все еще не уверен, что его крик существует. Он пробует кричать разное, а потом вдруг различает сквозь пустоту какое-то странное пятно и протягивает к нему руку, хватаясь… стараясь схватиться.

— Прошу, забери меня. Здесь так больно и холодно…

Седой понимает, что плачет, и слёзы его сгорают, едва коснувшись щёк… А за ноги что-то цепляется.

Седой вскрикивает. Кажется, это крылья. Его собственные. В который раз уже рвутся…и в который раз уже всё равно. Седому. Крыльям — больно.

Здесь как будто нет запахов, но один Седой улавливает — резкий запах морской воды.

Седой устремляется к нему, цепляется изо всех сил и умоляет помочь…

***</p>

Мавр поразительно не зол, скорее задумчив и благосклонен. Больше часа он, руками своих людей приводит себя в порядок, ужин ему приносят в постель. А потом из-за двери в спальню начинают проникать звуки Черепистского угара. Видимо, Черепа встречают не с ужином, а с песней и пляской и, как всегда, останавливаться не собираются.

Один раз натолкнувшись на Черепа мыслями, Мавр уже не может отвлечься. Он забывает о бутерброде в руке и чуть не роняет его на колени, но все же аккуратно откладывает.

Мавр знает, что ситуацию можно развернуть так, как он захочет. Он может верить Черепу, а может нет. Может искать неведомое существо, а может просто… Использовать ситуацию против Черепа. Щенок и сам, наверно, не понимает, как именно он подставил своего вожака. Неужели и правда предатель?

Мавр в это не верит тоже: о предателе, о желающем сменить сторону, он узнал бы первым. Партия была бы разыграна по его нотам, а не так вкривь и вкось, как сейчас.

Мысли как-то сами возвращаются к их будущей встрече. Странной встрече нигде и никогда… Под дубом.

Мавр и Череп, конечно, не могут решать проблемы вместе. У них кардинально разный подход и катастрофическая непереносимость, но… Обмениваться информацией они ведь могут?

Мавру никто ничего не может запретить, значит, могут.

Мавр выныривает из размышлений, потому что состайники требуют внимания. Мавр по их лицам легко угадывает, что им не так: череписты ведь веселятся!

Мавр дает добро на вечеринку. И распоряжение завтра по утру навестить Лиса. Узнать, когда его отпустят и не нужно ли чего? Личного визита Лис все еще не заслуживает.

Из комнат Черепа доносится резкий и веселый рок и… Мавр любит эту музыку. Он легко заражается рваным ритмом и яркими, разрезающими пространство запилами. А в комнате начинает собираться народ и… Мавр снова ясно понимает, что ему здесь не место.

Он подмечает все, чего они при нем себе не позволяют, например, как рука Кулака тянется к сигаретам, и это бесит.

Мавр высказывается витеевато и жестко, предупреждая Кулака, а с ним и всех остальных, напоминая, что он все еще здесь.

Они замирают, словно кто-то нажал кнопку и выключил их, но тотчас Гвоздь оказывается рядом с ним. Мавр выражает ему свое веление одним только взмахом головы, но молчаливый Гвоздь понимает и вывозит вожака в коридор, а потом и на балкон.

Здесь обдувает приятным ветром с моря, пахнет солью и соснами. Если закрыть глаза можно представить, что Изнанка открыла ему свой рай.

Изнанка и правда очень близко — Мавр чувствует ее шевеление — хотя раем там и не пахнет. Не для него…

Изнанка словно вдруг пухнет и что-то мерцает у нее внутри, пульсирует, как тело, как чей-то бешеный пульс.

Мавра пробирает до дрожи, и он не думает, он просто чувствует, что надо идти:

— Мне надо по делу, — кратко предупреждает он Гвоздя и позволяет себе шагнуть.

В ногах легкость, а вокруг туман.

Изнанка сегодня полна, Мавр поворачивает голову, отбрасывает волосы. Сквозь белое марево почти ничего не видно, зато звуки вокруг становятся ярче.

Мавру кажется он слышит чьи-то шаги. Словно кто-то поблизости ходит кругами.

А потом до него доносится крик.

Мавр узнает голос — это Седой.

Нужно подумать, постараться быть осторожным… и пока Мавр лишь ускоряет шаг.

***</p>

Комната Хромого полна дыма и голосов. Череп не возвращается в палатку — ему не хочется быть в таком тесном — едином — пространстве рядом с Хароном.

Черепу тоже нужно время, которое он уступил Седому, и он ловит чью-ту руку с кружкой и делает глоток.

— Ну и дрянь, — говорит Череп со смехом, а потом вопрошает, — а нет ли песен повеселее?

Его накрывает где-то посередине танца, через хрипловатый голос солиста прорывается другой. Это как зов: пугающий, яркий. Молящий. И не откликнуться нельзя.

Череп еще улыбается Рассвет, но уже отпускает ее руку и ищет взглядом Хромого.

Тот давно выбрался из палатки ему навстречу, но так и стоит рядом со входом, словно караулит Харона…

Череп подходит к Хромому, кивком головы зовет за собой и скрывается в палатке.

Двойня по-прежнему сидят, чуть обнимая Харона, а тот вскидывается, стоит Черепу появиться.

Череп не отвечает на взгляд, он мучительно ждет Хромого. Здесь это минута, а там, куда ушел Седой…

— Никто не расходится, — объясняет Череп Хромому. — Я постараюсь быстро.

Ага, одна нога здесь, другая там. Они все такие: ходоки. Никогда не до конца в Доме. И именно это приводит к непониманию и последствиям. Но иногда полезно.

Череп закрывает глаза, опирается на подушки. Дышит. Мир меняется. Они еще вокруг, но уже не совсем они.

Некогда разглядывать, но Череп запоминает Харона. Чтобы потом встретить тут и все же поговорить, как надо.

Череп выбирается из вигвама Хромого и бежит. Зова больше нет, но его отголосок ведет вперед.

***</p>

Хромой смотрит как исчезает Череп, он даже отпускает, потому что это не просто злость, а что-то другое, важное. Че пошел к цели. Ситуация похоже набирает обороты…

— Харон, я тебя не отпущу, пока не договорим, — устало обещает Хромой.

Хромой хотел бы вовсе не караулить Харона, а пойти за Че. Он привык быть рядом, привык, стоять плечом к плечу.

Череп, наверное, все дальше, но Хромой только сильнее чувствует их связь. Разум знает, что Хромой должен быть здесь, но душа следует за Черепом. А душа у Хромого, видно, всему голова, потому что тело следует за духом.

Сначала Хромой замечает странную игру теней, потом головокружение, а потом, как потолок меняется местами с полом. Это выбивает из колеи, словно земля уходит из-под ног.

Это подозрительно похоже на внезапный рывок, и вот Хромой уже в нигде, потерянный, загнанный в угол. Это напоминает и о ненависти к Мавру, но Череп всегда важнее. А Хромой давно уже вырос.

Со стороны он так и сидит, как раньше, только чуть приваливается к палатке изнутри, горбится и немного стекает к полу, словно чуть перепил.

На деле же Хромой проваливается вслед за Черепом, и Детка теперь безутешно раскурочивает палатку к чертям — Хромой словно видит это со стороны, но картинка смазывается…

Хромой сердится и оглядывается. Вокруг пейзаж загородной разрухи — ну вот опять.

Хромой не боится, просто очень не любит это место и досадует. Но не собирается беспомощно озираться, не веря своим глазам.

Раз уж Хромой тут, дорога одна — нужно следовать за Че…

А где Че?

Хромой не понимает, куда идти. Он обычно классно ориентируется на местности, но его не учили ориентировке на Изнанке.

Хромой не слишком самовлюблен, ему не в лом и помощи попросить, если надо, если у своего. Только нужно сначала найти… «Хоть кого-нибудь, » — решает он.

Рядом вдруг оказывается большой пес, он куда-то бежит.

***</p>

Волосы Двойни на Изнанке становятся гораздо длиннее. До самых щиколоток достают, густые, тяжелые пряди, вьются, кажется, сами по себе. Они приподняты на затылке, образуя темный навес над лицом.

Над вторым лицом.

Локоны ниспадают по бокам от лиц, струятся по плечам, словно косы.

На Изнанке Двойня старше и сильнее, а волосы движутся словно сами по себе, на них можно даже опираться. Они и опираются, пока несколько прядей вьются вокруг, словно змеи в воде.

Двойня нащупывают дорогу. Они здесь не впервой, Бешеной знакомы здешние пути.

Надо идти за Черепом, согласны Двойня. Только сначала найти Хромого — Бешеная успела заметить, как он прыгнул.

Приходится немного пройтись, но совсем недалеко, пока одна из прядей не обвивает оглядывающегося Хромого за запястье.

Двойня видит его лишь со спины — неловко будет, если это не он.

Но много ли кто сейчас по Изнанке бегает?..