III. Сны в могиле (1/2)

— А пошли в лес.

Вечернее небо по цвету как пушистый сладкий персик, горы которых лежат дома в корзинах, но Мишу позднее время явно не волнует.

— Мы заблудимся, — ежится он. — В прошлый раз заблудились. И в позапрошлый. Ночь же скоро, совсем дура?

Он бы отправился с ней сейчас куда угодно, хоть поехал автостопом в другой город. Только не в лес.

— Да не было такого, чтобы кто-то заблудился и не вышел, — в очередной раз принимается разъяснять Миша. — Человек ходит там, сколько лесу нужно, и выходит тогда, когда лес отпустит. Сам вспомни, сколько случаев было. Варя то же самое говорит.

— Давно пора было перестать с ней общаться.

— Ты просто не понимаешь! — всплескивает она руками.

Извечный ответ. Все их разговоры об эзотерике, мистических сказках, магических книжках и ритуалах, Таро заканчиваются именно так. Последними Мишель призывает удачу, счастье, богатство, насылает порчу и бесконечно пытается вызвать мёртвых. Верит, что получается. Не сосчитать, сколько раз Миша обвиняла его в глупости и ограниченности. В конце концов, он стал находить даже интересными её истории, а Миша прекратила обижаться на его недовольство. Споры превратились почти в игру — перекидывание язвительными замечаниями-колючками.

Они всё же идут в лес. Совершенно непонятно, специально ли блуждает Миша до глубокой ночи, или они и вправду теряют дорогу. Не стоит исключать ни то, ни другое. Кроны деревьев прячут жёлтые звёзды и острый месяц. Небо — сплошной чёрный купол.

Непроглядная плотная темнота запирает в тесный гроб. Глубоко под землёй. Та давит на грудь — тяжёлая, вязкая. Не выбраться.

Не вдохнуть, сердцу с болью даётся каждый удар.

Но затем Миша целует.

В этой бесконечной темноте.

И кошмар рассеивается.

Всего лишь сон. Янез резко поднялся, очнувшись от холодной, вязкой тьмы, воскресая в очередной раз, как в первый.

— Ну как ты крепко спишь! — воскликнула Марго, отскакивая от него.

За ее спиной певичка-пискля скакала по экрану телевизора. Звук на минимуме, но Янез слышал все. За окном село солнце, небо походило на сочащуюся бледно-синей акварелью бумагу. Капли света расплывались краснотой. Янез всегда просыпался с последними лучами солнца. Как машина, как программа, которую нельзя переделать. Это раздражало до зубовного скрежета. Не будь у него недостатка в еде — в свежей, мертвой, сочащейся кровью плоти, у него бы было больше сил. Больше времени.

Еды не хватало всегда.

— Почему ты такой хмурый? — протянула Марго и присела рядом с ним. Она боялась, что он не захочет сегодня с ней идти развлекаться. Без него она совсем не такая, как с ним. Она скованна, связана, она труслива. Обычная девчонка, которая прячется и которой некуда пойти. Рядом с ним она казалась себе свободным диким зверем. А еще — взрослой сексуальной женщиной.

— Все нормально, — он отмахнулся. — Просто хочу есть.

— Так пошли куда-нибудь! — она вскочила и замаршировала по комнате. — Найдем какую-нибудь пустую кафешку. Можно поймать попутку и выехать за город, на стоянках есть прикольные места.

— Тебя все равно могут увидеть.

Листовки с лицом Марго висели на каждом столбе. «Шестнадцать лет, вышла вечером из дома и не вернулась». Она пропала уже полторы недели как. Сбежала. Ориентировка по одежде давно неактуальна, Марго сожгла старые шмотки в мусорном баке. Украла новую в магазине в городе, куда они добирались пешком полдня.

— Надену медицинскую маску. И капюшон, — она улыбнулась желтыми зубами, — я смотрела кучу фильмов, знаю, как маскироваться.

— Недостаточно, — он потянулся к ее рыжим кудрям — ярким, жестким, они обнимали ее пожаром. — Твои волосы видно за километр.

— Всегда терпеть их не могла, — фыркнула Марго и потянула одну прядь, распрямляя ее в огненный солнечный луч. В глазах сияли маленькие искорки. Она что-то задумала, как и всегда — каждый день что-то новое, ураган в ее голове был настолько безумен, что мог унести ее в любой миг в страну Оз.

Подстричься и покрасить волосы — ее идея. Протянуть руку к упаковке яркой красной краски на прилавке — его. Красный загорелся перед глазами факелом, в то время как другие цвета казались серыми. Янез отвернулся ото всех, пряча картонную коробку под куртку. Люди лениво двигались мимо него мясной массой. Он для них — невидимка, для этого ему всегда хватало сил. Камеры видеонаблюдения по-прежнему не видели его. Марго нравилось воровать в магазинах, но Янез попросту не представлял, как и зачем брать товары иначе. У Марго были ее несколько тысяч, которые она стащила из дома перед побегом, но у него нет ничего. Да ему и не нужно. Деньги, документы, жилье — необходимость для человека, но не для него.

«Это свобода», — говорила Марго. Она совершенно ничего не понимала, но оно и к лучшему. Она и должна восхищаться им. Иначе его план полностью провалится.

Они подстригли ее пряди вместе, вышло криво, Марго хохотала, сбрасывая мокрые рыжие кудри с плеч. Затем Янез помог нанести краску. Волосы быстро приняли алый цвет. Янез коснулся их, вдыхая острый запах краски, от которого щипало в носу и слезились глаза. Марго замерла зайчонком. Перед глазами все заалело. Химия перебила все: он впервые не представлял вкуса плоти, не представлял, как хлещет кровь из порванной шеи, когда находился так близко.

Она думала, он поцелует ее. На щеках румянец, и сердце билось как у маленькой птички, которую крепко сжимаешь в кулаке.

Как его целовала Мишель? Она была нежна или груба? Хватала губами его губы первой?

Янез отстранился.

Марго резко повернулась и бросилась ему на шею, тут же измазывая краской щеки и голые плечи. Зашептала:

— Я хочу сегодня гулять всю ночь до рассвета! С тобой.

Ее кожа горела. Жарче, чем обычно. Янез не понимал, как люди живут с такой температурой. Марго будто услышала его мысли, прижалась крепче, прошептала еще тише:

— Ты такой холодный, ты замерз?

— Нет, — он выскользнул из ее объятий, — Я никогда не мерзну.

— У меня сегодня был осознанный сон! А под утро пришла сущность — походила на что-то огненное с крыльями. Кажется, даже сказала мне, как ее зовут, но я забыла. В общем, я поспрашивала у нее всякого, и она сказала, что я все делаю правильно и что мои силы растут, представляешь? Сказала, что впереди меня ждет что-то… — Мишель неопределенно мычит, тряхнув лавово-красными волосами, — темное. Но я переживу это благодаря обретенным знаниям, да, она обещала, — она кивает самой себе и смотрит на него с улыбкой. — А тебе что снилось?

Он вздыхает и морщится. Ночной кошмар вновь давит на плечи, сжимает виски холодными пальцами.

— Мне снилось, что меня похоронили заживо.

— О, — Миша больше не улыбается. — Это… ужасно, наверное. Ты уже подумал, что бы это могло значить? Тебе ведь вроде не в первый раз уже это снится. Вдруг какое-то предупреждение?

Миша всегда рассказывает ему обо всех своих снах и размышляет об их значениях. Она сама решает, что значат ее сны, считая сонники мусором. «Все люди разные. Нельзя объяснить сны целой планеты в одной книжке», — говорит она. Наверное, он с ней согласен. Но у него никогда не выходит понять, что значат его сны. А в последние дни он и вовсе не помнит ни одного сна, кроме того, что повторяется уже…

Сколько?

Три или четыре раза? А быть может, он видит его всю неделю, и семь ночей слились в одну — бесконечную долгую, в которой он царапает крышку гроба не в силах выбраться?

— Ты болен? — Марго внимательно смотрела на него, грызя цветной карандаш. Она рисовала, сидя на кухне. У нее всегда получались такие яркие рисунки — девочки и мальчики с синими, розовыми, фиолетовыми волосами, цветы, названий которых Янез не знал. Ему не нравилось.

— Ты очень бледный в последние дни, и глаза запали. Давай схожу в аптеку? — и она уже поднялась и застыла, ожидая лишь его разрешения. Какая же она покладистая, но только с ним. Сама по себе Марго отличалась непокорностью, всегда себе на уме, делала, что в голову взбредет, и большинство из ее порывов Янез совершенно не понимал, как не понимал ее рисунки и стихи, не понимал видео из интернета, над которыми она смеялась. Цветные взрывы, что-то яркое, шумное. Наверное, мысли Марго выглядели точно так же.

Он пытался внушить ей, что нужно прятаться, чтобы не попасться ни полиции, ни родителям.

Как он скрывал клыки, красные воспаленные глаза.

И голод.

У него получилось — глупая девочка, сбежавшая из дома и разыскиваемая, стала куда осторожнее. Теперь всегда спрашивала у него, прежде чем отлучиться.

Но сам от нее он скрываться не хотел.

— Я… не болен, — рано или поздно он планировал рассказать ей. Лучше раньше? Позже? Люди не верили в нечисть, не верили в призраков и упырей. Только охотники, как Влад. Как же чудесно было общаться с ним, притворяться человеком, а он даже не распознал… Только в самом конце. Почему ему захотелось все испортить? Янез так старался помочь ему, сделал все…

Сердце потяжелело. Маленькое, застывшее — посреди пустоты. Визгливой скрипкой растянулась боль. Почти как голод, только нечто иное.

— Но тебе плохо? — Марго свела рыжие брови на переносице. В одно мгновение она очутилась рядом с ним, прижала руку ко лбу. — Совсем-совсем холодный…

Он схватил ее горячую ладонь, отвел, сжал в своей. Улыбнулся, оголяя острые зубы. Янез мог прятаться от других, но стоило сблизиться с одним из них, из людей, как они все видели. Марго, единственная, все видела. Он не знал, почему ряд острых клыков вместо человеческих зубов и воспаленные алые глаза не вызвали у нее вопросов. Может, она уже знает, знала все изначально. Маленькая наивная девочка, которую влечёт к неизведанному. Тянет на край бездны.

Как и ее.

Боже, совсем как ее.

Мишель.

Он не помнил их первых свиданий, первого поцелуя, первой ночи, не помнил, как она смеялась, что любила, но она была точно такой же.

Сердце сделало несколько быстрых и сильных толчков, тук-тук-тук, давно забытый живой грохот.

— Я собираюсь рассказать тебе кое-что о себе, — прошептал он Марго на ухо.

— Ты украла это?

Они сидят в кафе, где работала Миша. Сегодня же ее выходной. И нравилось ей торчать здесь?

— Одолжила, — отмахивается она. — Я верну, только перепишу кое-что.

Ей стыдно, и он это видит. Еще бы — обокрасть подругу. Хорошо еще, что это всего лишь старая книга со сказками. Обложка даже не кожаная. Да и будь она ценной — разве Варя не хранила бы ее в сейфе или еще где?

— Я давно выпрашивала хоть что-то. У нее столько магических книг. Она же видела, как мне это интересно! Почему ей всегда было жалко?

Она пытается убедить саму себя.

— Ты обворовала лучшую подругу ради макулатуры с дебильными сказками. — Он прикладывает ладонь к лицу. — Поздравляю, это официально самый тупой поступок в твоей жизни.

— Не говори так!

— А что ты хочешь услышать? Я и так всегда участвую во всем, что бы ты ни задумала. Может, следовало попросить еще раз прежде, чем красть?

Миша качает головой.

— Нет, ты ее плохо знаешь. Она так смотрела на меня, когда я заводила разговор о книгах. Она бы ни за что ее не отдала.

Он откидывается на спинку диванчика.

— А может, она взяла ее взаймы у кого-нибудь, кто может оставить ей заточку в печени, если книга пропадет, — он с притворной грустью вздыхает.

Мишель только закатывает глаза.

Он усмехается и отпивает имбирного лимонада. Внутри легкость, какую он почти забыл, будто после дождливого темного месяца, наконец, расползлись тучи. Ему ничего не снилось сегодня.

— Я уже открывала ее несколько раз. Не удержалась, — они выходят из кафе, Миша висит на его руке, возбужденно шепча, — там в одной главе есть упоминание о воскрешении людей. Вот представь, если бы, правда, можно было воскресить человека?

— Это чушь, Миш, — он крепче прижимает ее к себе. — Если бы люди могли воскресать, начался бы полный бардак.

— Мы бы могли никогда никого не терять…

— Бесплатный сыр только в мышеловке. Какова может быть цена за победу над смертью?

Он не верит, что на самом деле задумывается над настолько безумным предположением. Слишком много общался с Мишей, скоро начнет вместе с ней призывать духов и гадать на картах. Но и правда, что нужно сделать, чтобы вернуть мертвое тело к жизни? Заключить сделку с Дьяволом, как в фильмах?

И цена — душа.

— Я бы заплатила какую угодно цену, чтобы вернуть, например… тебя, — Миша понижает голос.

— Не говори такого, — он фыркает. — Я не собираюсь в ближайшее время умирать, ясно?

— И все равно, — тянет Мишель. — Даже если придется заплатить, что может быть хуже смерти?

Что может быть хуже смерти?

— Ты пьешь кровь, — Марго не спрашивала, а утверждала, прижимаясь ухом к его груди, будто к ракушке. Его сердце сейчас билось в три раза медленнее, чем у человека. Слишком медленно гнало кровь, потому кожа такая холодная, потому временами ему казалось, что он на самом деле всего лишь труп.

Но Янез жив. Он когтями прорыл себе путь из могилы к звездному небу, он сделал больше всех этих людей вокруг, чтобы заслужить жизнь.

— Да, — соврал он.

Человеческая кровь давала недостаточно. Он ел плоть, любую – хоть мертвую, хоть начавшую подгнивать, главное — человеческую. Вкуснее всего, конечно, впиваться в шею, перекусывать артерии, вырывать еще горячие куски, пока тело содрогается в предсмертной агонии. Лучше начинать с самых мягких и жирных частей — до чего сладкое мясо на бедрах и возле живота.

Марго — такая молодая и свежая, могла бы быть вкуснее всех, кого он уже ел… Ему всегда попадались слишком старые, слишком больные, слишком мертвые. Кроме Мишель.

Она была идеальной даже на вкус.

— Ты вампир, — с придыханием сказала Марго, и это слово она произносила уже раз в десятый за последний час. Янезу оно нравилось, в конце концов, он отличался от прочих упырей, так почему бы не называть себя именно так?

— Я сразу подумала что-то такое, но сказала себе, что это же чушь! Но это все объясняет, абсолютно все. У тебя всегда так медленно бьется сердце?

— Нет. Иногда я чувствую себя почти что человеком, иногда даже кожа становится теплой, и могу скрывать от людей, кто я. Но сейчас… — он прикрыл глаза, прислушиваясь к вездесущему бессилию, к черному блестящему паразиту внутри, в отчаянии раскрывающему пасть с тысячей зубов. Голод. Голод, который никогда не уходит, неважно, сколько он съест, скольких убьет.

— Я голоден.

Янтарные глаза Марго блестели. В них нет страха. В них — яростное желание.

— Я хочу помочь тебе, — она прижалась пылающей щекой в его шее. — Я смогу дать тебе кровь.

Она пока не знает, что скоро даст ему все, чего он хочет.

Они идут к Мишель домой. Как же хорошо, когда есть своя квартира. Ему еще долго придется жить с мамой и копить на свою. В небе светит полная луна, но Миша, на удивление, не принимается рассказывать об очередной мистической ерунде. Идет как сомнамбула. Он собирался было начать разговор, спросить хоть что-нибудь, но показалось, что лучше и дальше идти так — в тишине. Ночь сегодня и вправду походит на мистический сон. Яркая луна подсвечивает мягкую вату темных облаков золотом. Вот-вот – и в черном страшном лесу, растекшемся всего через несколько домов, дорогу и поле, громко завоют огромные голодные волки со сверкающими глазами.

Сегодня будто должно что-то случиться. Прямо этой ночью, освещенной магически-сияющим диском — ночным солнцем.

Поток мыслей резко ухает в пропасть. Сердце пропускает удар.

В полутьме двора застыла темная фигура. Она слегка покачивается, будто висельник в петле. Не проходит и секунды, как человек начинает идти к ним.

Человек, все верно. Всего лишь человек. А то после Мишиных историй всякое лезет на ум. Хорошо, что призраки и восставшие мертвецы существуют только в ее воображении и пыльном Варином фолианте. Взгляд останавливается и прилипает к лицу — серому, заросшему, с огромными провалами-зрачками.