Я бы пошел неведомо куда, да неизвестно что остановило (1/2)
Сперва, это было болезненно похоже на сюрреализм. Он долго не мог поверить, что все, что он с таким трудом планировал, перевернулось с ног на голову. Было странно поверить в то, что Павел по собственному желанию поставил Катю во главе компании, даже толком не зная ни ее, ни ее возможностей. Малиновский ходил вокруг Андрея кругами, пытаясь убедить того поговорить с отцом в приватной, домашней обстановке. Но тот только отмахивался от этой идеи, оставаясь непреклонным, Роман знал, что Жданова обуревал страх, что отец может передумать, и на место Пушкаревой взойдет Сашенька Воропаев. Что греха таить, самому Малиновскому этого хотелось еще меньше, ведь тогда у него были все шансы вылететь из компании совсем.
Когда же они снова встретились в директорском кабинете, своей привычной тройкой, в непривычном размещении, Роман удивился, что Катя не попыталась на них отыграться. Пушкарева разумно сместила Андрея на место Романа, а самого Романа сделала его помощником, фактически оставив его правой рукой.
- Я не собиралась и не собираюсь у вас ничего отнимать, мне это нравится не больше вашего, - заявила она в свой первый день, - сейчас самое главное помочь компании выйти из кризиса, а потом все вернется на круги своя.
На какие такие круги она собиралась все возвращать, было не ясно. Неужели, после того, как она посидела в директорском кресле, она снова была готова оказаться в каморке? Роман бы никогда не поверил, что такое возможно. Да и сам, будучи на ее месте, никогда не согласился бы. Какой-то неравноценный обмен получается, правда ведь? Но, как ни крути, желания язвить новой начальнице поубавилось. Может и правда она была такой честной как говорила?
Одну неделю он жил в спокойном и райском неведении. Казалось, что ничего для него особенно не изменилось, разве что кабинет он стал делить с Андреем. Даже зарплата осталась прежней, хотя Павел мог распорядиться наказать их рублем. Его персональный ад начался тогда, когда все документы Екатерины были подготовлены. Пушкарева, как он и предполагал, оказалась с секретом… с двойным дном…с черной тенью за ангельскими крылышками. Его до сих пор колотило от мысли, когда он вспоминал, как держал в руках приказ о ее назначении. Он бы никогда не заинтересовался этой бумажкой, если бы не увидел, как широко были распахнуты глаза Кривенцовой. Он тут же поспешил поинтересоваться, что же случилось, что так напугало Шуру, но в ответ получил лишь невнятное блеяние.
- Ничего такого, Роман Дмитриевич, просто небольшая нестыковка, - она так дрожала, что листок в ее руках ходил ходуном. Особой трепетностью эта барышня никогда не отличалась, и поэтому поведение ее казалось еще более странным. Малиновский потребовал показать ему листок.
- Если там нет ничего страшного, то от того, что я его посмотрю, хуже точно не станет, - заверил он ее. Но Шура отшатнулась от него в ужасе.
- Здесь правда нет ничего такого, сейчас пойду все исправлю, и тогда покажу вам, - она принялась отступать спиной вперед, - не хочу, чтобы вы…
- Дайте сюда этот, чертов, листок! - Малиновский крайне редко позволял себе столь резкое обращение с сотрудниками. Зачем? Всего можно добиться лестью и добрым словом. Но сейчас… он выхватил листок из рук Кривенцовой, только чудом не порезав ей ладонь острым краем бумаги. Сперва он не понял, что так обеспокоило Шуру. Может, она заметила ту опечатку, которую он сам увидеть был не способен? Но Шура не слыла перфекционисткой. Но, проглянув документ еще раз, он осознал, какая нестыковка смутила и напугала Кривенцову. Черным по белому, пост исполняющего обязанности директора ЗимаЛетто отходил не к кому иному, как Катерине Валерьевне Воропаевой. Воропаева. Воропаева. Воропаева.
Он даже не помнил, как вернул документ Шуре, и что говорил ей потом. Мозг словно заволокла молочная пелена злости и непонимания. В голове отчаянно билась мысли - зачем она согласилась? Слепая даже в своих очках с огромными стеклами идиотка! Предательница! Да, вот кем она была для Романа сейчас, предательницей! Возмущение душило его, сильно сжимая горло, буквально не позволяя дышать, не позволяя думать. Господи, только огромным усилием воли он смог удержаться от трёх вещей разом. Первое, не пойти к Кире и не вытряхнуть из нее ее ограниченную душонку. Она, видите ли, осведомлена во всех делах брата, он никогда, ни за что не сделает серьезного шага, чтобы не уведомить ее, да и какая может быть свадьба без столь важной гостьи? Съела, тупая сука? Второе, Андрей, он решил позволить ему ещё немного оставаться в неведении, ведь сперва самому следовало успокоиться, чтобы знать, в какую сторону ему следовало направить, верно накрученного на ненависть, младшенького Жданова. Ведь, по сути, выходило, что его обманул его же собственный отец, специально скрыв от него информацию о том, что Катерина уже стала замужней барышней. Третье, и самое главное, сама Катерина. Ему хотелось броситься к ней, вот сейчас, прямо сейчас и… что он должен был с ней сделать? Придушить. Первая картинка, которая мелькнула у него перед глазами - его руки, которые смыкаются на ее горле. От этой мысли ему становилось немного легче, а тиски, которые сомкнулись на ребрах, немного разжимает. Но, увы, и это было запретным удовольствием. Можно было попробовать, конечно, подкараулить ее как-нибудь после работы, чтобы воплотить свой план в жизнь, но и тут его ждало жестокое разочарование. Катерину каждый раз забирал либо сам Воропаев, либо присылал своего водителя, третьего, как водится, было не дано. Малиновский покачал головой, каким же слепым идиотом он был на самом деле! Все же было ясно как божий день, Сашенька медленно, но уверенно протягивал к Пушкаревой свои загребущие ручонки, и наконец, протянул их настолько хорошо, что она сменила фамилию. Злость. Всепоглощающая злость, которая буквально убивала его, поедала заживо, позволяя ощутить ноющую боль в костях. Отчаяние. То, что затапливало его, буквально не позволяя сделать вдох. Все это ему сейчас приходилось терпеть по собственной глупости, ведь он, никогда раньше не позволявший себе довериться кому-либо в столь важных делах, вдруг поверил Кире.
Как назло кофейный автомат отказался выдать ему желаемую порцию напитка. За этот день это стало просто конечной точкой. Малиновский развернулся, сметая рукой стоявшие тут же картонные одноразовые стаканчики, что, уподобившись мячикам, тут же поскакали прочь от истерично настроенного мужчины. Но, этого было явно не достаточно, следующей жертвой его безумия пало ведро с деревянными и пластиковыми мешалочками, смятыми стаканчиками и чайными пакетиками. Все это рассыпалось по полу нестройной линией. Со стороны это могло напоминать некую художественную инсталляцию. Легче не стало. Но, из него словно вытащили батарейку. Роман слепо моргал, глядя на оставленный после себя бардак. В голове было пусто, а на душе скребли кошки - отвратительное чувство предательства и одиночества. С чего бы, Малиновский? Он едва не подпрыгнул, когда кофемашина все-таки решила его облагодетельствовать, и налить-таки вожделенный напиток. Прекрасно. Роман смотрел, как кофе утекал мимо несуществующей чашки, просто проливаясь на пол. Сегодня явно не его день, он уже собирался уйти прочь, чтобы никто и не подумал связать его со всем этим стихийным бедствием, но и здесь удача прошла мимо него.
- Что здесь произошло? - взгляд Андрея был удивленным, шокированным и растерянным. Роман вздохнул. Он, скорее всего, на месте Жданова тоже растерялся бы, если бы увидел все это безобразие. Врать странным образом расхотелось.
- Я немного перенервничал, - Малиновскому даже становится стыдно, в особенности, когда Андрей приближается к ней, чтобы похлопать его по плечу.
- Слушай, да не расстраивайся ты, - Жданов осматривает погром, - настолько… Сам же видишь, что наша Катенька, так и осталась нашей, - он похлопывает его по плечу. А Роман только шумно выдохнул, от упоминания Пушкаревой, да еще и в таком контексте, его чуть было не заклинило снова.
- Ты зря думаешь, что она “наша”, - Малиновский сбросил руку Жданова с плеча, но потом добавил, не желая торопить события, - то, что она не проявила к нам пока никакого недовольства, это не значит, что этого не случится в будущем.
- Боже, Рома, ты что, серьезно? - Андрей рассмеялся, но, заметив, что на лице друга нет и капли радости, прекратил, - слушай, ну не думаешь же ты, что она собирается запереть меня в каморке, чтобы отыграться за то, что я держал ее там? Или ты ожидаешь, что она будет сыпать шутками направо и налево, чтобы оскорбить тебя максимально? - он качает головой в неверии.
- О, поверь, ее самую главную шутку она приберегла для нас напоследок, - Роман отводит глаза от Андрея, снова изучая пол, - нужно попросить убраться здесь.
- Знаешь, - Жданов видимо решает, что Малиновскому сейчас совершенно не стоит контактировать с людьми, - я сам попрошу кого-то убраться здесь, А ты… - он снова касается его плеча, - давай сегодня ты пойдешь домой пораньше, а? Скажешься больным. Думаю, денек другой тебе не помешает. А то с таким настроем слишком легко настроить Пушкареву против нас. Ну, что думаешь?
Роман только кивает, не желая вступать в полемику с другом. Ему и правда сейчас стоит отправиться домой. А то, не ровен час, сбудется то, что он так упорно прокручивал у себя в голове. Он уходит, даже не удосужившись предупредить кого-то кроме Жданова, не задумываясь о том, что теперь Андрею придется говорить с Пушкаревой о его отсутствии. Ему бы сейчас рассмеяться в голос, но было совершенно не до смеха. Еще несколько недель назад он и помыслить не мог, что когда либо ему придется отпрашиваться у Кати-Катерины. И как он мог допустить, что такая полезная куколка, инструмент в его руках, вдруг стал не просто мыслящим, так еще и вышел в сольную партию…
Уже в машине ему буквально хотелось завыть, он несколько раз с силой ударил ладонями по рулю, с криком, с возмущением, даже с затаенной болью. Интересно, насколько хорошей была звукоизоляция у его машины? Но, никого на парковке видно не было, так что даже если его вопли и были слышны наружу, то слушателей просто не оказалось. Он вырулил с парковки на дорогу, решительно направившись к винному магазину. Один такой милый алкомаркет Малиновский любил за его чудный ассортимент и доступные цены. Нет, бедным Роман себя точно не считал, но, в его случае, богатство и нищета ходили слишком близко друг от друга, так что, без особой надобности он никогда не сорил деньгами. Элитным эскортницам предпочитал немного подвыпивших студенток в клубе, или Милковских рыбок, которых можно было пользовать за просто так. Нишевый алкоголь он дарил и или принимал в дар, в одиночестве же предпочитая довольно средний ценовой сегмент. Не экономил Роман разве что на одежде, считая ее своей визитной карточкой. Встречают по одежке - это далеко не шутка, а общеизвестный факт.
В магазине он набирает алкоголь просто от души, прекрасно понимая, что его ждет дома. Ему хочется напиться, набраться, и в голове его тысяча и одна идея и в то же время там нет ни одной, какая-то странная буквально вакуумная пустота. Роман уныло смотрит, как приветливая милая кассирша улыбается ему. Не интересно. И эта мысль пугает его больше прочих, ведь эта девчонка вполне себе ебабельная, что же с ним не так? Он чуть склоняет голову к правому плечу, принимаясь рассматривать… Валентину, чуть более пристально. Серебристый бейджик с ее именем привлекает его взгляд, и он переводит его сразу же в ложбинку, которую демонстрирует расстегнутая блуза. Но, обычно так манящие его взгляд холмики сейчас не вызывают прилива желания. Что не так? Слишком откровенно? Не появляется азарта раздеть? Роман трясет головой, и когда же это ему стал необходим такого рода азарт? Нет, с этим нужно прекращать. Он цепляет на лицо свою самую сладкую улыбку, и через пару минут становится обладателем номера телефона милой Валюши, а девушка, в свою очередь, обладательницей бутылочки сладкого кокосового ликера, пусть порадуется, ведь, Роман ей никогда не позвонит.
Он звякает бутылками, перемещая их из магазина в машину. Звякает ними, перенося их из машины в квартиру. Звякает тогда, когда набирает номер телефона одной знакомой ему прелестницы. Тропинкина не заставляет себя долго ждать.
- Слушаю вас, Роман Дмитриевич, - она говорит немного прохладно, даже по-деловому, и Малиновский кивает одобрительно. Молодец, значит, рядом с ней кто-то сейчас есть. Маша в этом плане разительно отличалась от Виктории, которая буквально всем своим видом показывала, что имеет некое право на его, Романа, тело и время. Тропинкина же послушно отыгрывала знакомую незнакомку, да и трахалась просто выше всяческих похвал.
- Машенька, - мурлыкнул он в трубку, принимаясь расставлять бутылки на столе, от мала до велика, - я жду тебя сегодня сразу же после работы, гарантирую хорошо проведенное время и даже ужин, если твои аппетиты станут больше, чем хорошее время со мной, - он откручивает пробку, наливая в стакан виски и делая первый глоток, - что скажешь? - Малиновский старается звучать с максимальным желанием, едва ли не жаждой, и он слышит, как тяжело принимается дышать Мария. Хорошо.
- Я… конечно, Роман Дмитриевич, как скажете, свяжусь с вами, как только освобожусь, - отвечает она, и Роман кивает, снова делая глоток, умница.