Мастер на все, поотбивать бы ему, руки (1/2)

Ворожеска вытер небольшим коротким полотенцем блестящую от пота лысину. Его черная майка-борцовка немного пострадала во время спарринга, и некрасиво свисала с одного плеча. Он потрогал челюсть и, кривясь, прополоскал рот водой из бутылки, сплюнув, в специально подставленную для этого миску, розовую слюну.

- Что ты такой бешеный сегодня? - возмущается Петр, косясь на Воропаева, что принялся снимать с рук обмотки, что скрывались под кикбоксерскими перчатками, - а если бы ты мне зуб выбил? Сказал же Ладога, вполсилы! А ты что?

- Я в пол силы и бил, - намотка на левой руке оказывается завернута куда туже, и Александр принимается помогать себе зубами, - если бы я тебя со всей дури потчевал, то тебе бы пришлось, ой, как несладко, - он принимается разминать руки, даже несмотря на перчатки, костяшки пальцев покраснели и немного саднили. Нет, что-то он, и правда, разошелся сегодня. А все из-за Катерины. Господи, быстрее бы свадьба уже!

- Такое ощущение, что ты злость на мне свою сгоняешь, не просветишь в чем дело? - Ворожеска тоже разглядывает свои руки, - что надевай перчатки, что не надевай, итог один и тот же, - он вздыхает, - ну?

- Не запрягал, - прогибается в спине Воропаев, тут же прихватывая ушибленный бок, - сам-то тоже от души приложился, а я значит изверг?

- Не хочешь рассказывать? - Петр звучит обиженно, - и хрен с тобой, - отмахивается он, а потом добавляет, словно между прочим, - твоя Катерина мне понравилась, - Ворожеска бросает взгляд на Александра и тут же отшатывается, поднимая руки вверх, - не в том смысле, чокнутый, очень умная, профессиональная барышня. А как все расписала - загляденье просто. Говоришь, шансов ее переманить у меня нет?

- Нет, - Воропаев немного успокаивается, чуть более благодушно отвечая Петру, - она верная до невозможности, да и к ЗимаЛетто она относится очень трепетно, так что тут ты пропал, - он принимается скручивать обмотки, концентрируясь на мерных повторяющихся движениях. Ворожеска делает несколько шагов в сторону и ставит между собой и Александром стул Ладоги, прежде чем продолжить.

- Жаль, такой ценный кадр и мимо меня, но, - он изучающе смотрит на спарринг-партнера, - может, мне повезет сойтись с ней поближе в ином смысле?

- Она моя, - Воропаев даже поднимается с края ринга, всем телом разворачиваясь к Петру. Выражение его лица не сулит Ворожеске ничего хорошего.

- Так и знал, - щелкает пальцами Петр, довольно скалясь во все зубы, - теперь уж точно никто не спорит, что твоя, - он даже головой качает немного осуждающе. - А я, дурак, сразу не допер, с чего такой интерес! Ты же Жданова с этим вашим ЗимаЛетто терпеть не можешь. Меня Кира сбила, ты ведь ради своей сестренки в лепешку разбиться готов, - он качает головой, - правда, что ли решил эту Пушкареву себе завести? - Петр выжидательно смотрит на Александра.

- А тебя это так волнует? - Воропаев перебрасывает через плечо полотенце, подбирая обмотки и перчатки, - я сказал тебе, что она моя, этого для тебя должно быть более чем достаточно. Или я не прав? - Ворожеска заметно сникает.

- Вот ты… не нужно меня запугивать, мне не страшно, - Петр недовольно потирает запястье правой руки, словно старается нащупать на ней часы, которые благополучно покоились в шкафчике в раздевалке.

- Конечно, тебе не страшно, - со скепсисом бросает через плечо Воропаев, - а стулом от меня ты отгородился так, шутки ради. Дыши. Ты мне невредимым нужен.

- Хамло и сволочь, - бросает Ворожеска, но, тем не менее, отправляется следом за Александром в раздевалку, - не заставляй меня пожалеть о том, что я тебе помог!

- Да хоть изжалейся, - отмахивается Воропаев, принимаясь раздеваться, чтобы смыть с себя пот после тренировки, - ты договор подписывал со Ждановым, и если попробуешь его расторгнуть, - он пожимает плечами, - то, даже такой уверенный банк с достаточно известным именем проиграет судебный процесс.

- Ты что, опять мне угрожаешь? - по тону слышно, что Петр не верит собственным ушам. Он даже замирает со спущенными до колен шортами, уставившись на Александра буквально квадратными глазами.

- На этот раз считай что да, - кивает Воропаев, оборачивая бедра полотенцем и направляясь в душ, - потому, что я не люблю, когда пытаются грозить мне, пусть даже намеком, пусть даже шутя.

- Да на какой хрен я с тобой связался! - в сердцах возмущается Ворожеска, сбрасывая шорты, и бросая их об пол, таким образом вымещая злость.

- Тебя жадность твоя подвела, - замечает Александр, - и ты слишком широко открыл рот, но ты дыши, Петя, дыши ровно, мне нет никакого резона тебя прокатывать. Выполняй свои обязательства, даже смотреть не смей на Катерину, и твои проценты гарантированы тебе, как и жизнь до старости.

Ворожеска еще пробует что-то бухтеть, то Воропаев уже не слушает его, оказываясь под горячими упругими струями. Мышцы болели и подрагивали, и он уперся двумя руками в стену, позволяя себе просто постоять под потоком воды. Петя был прав слишком во многом, Катя была для него единственным интересом в этом гребанном ЗимаЛетто. Нет, он поднял лицо, позволяя воде омыть его обжигающим потоком, еще была Кира. Пожалуй, интересы сестры и невесты он был готов защищать одновременно и одинаково рьяно. Но, на договор с Ворожеской его толкнула именно Катя. Его будущая жена понятия не имела, что право получить для ЗимаЛетто ссуду, было куплено переданными Имекс-банку “во временное пользование” акциями агрохолдинга Мебиус, совладельцем которого был Воропаев, весь процент от прибыли за это время опускался в карман Петру. Договор был более чем выгодным как одной, так и другой стороне, ведь Имекс-банку даром была не нужна заложенная-перезаложенная компания. Катерине знать об этом было не обязательно, и на это было три причины: первая, Катя должна была учиться быть убедительной, настойчивой и рассчитывать только на себя, да Александр любил ее достаточно сильно, чтобы вытащить ее из любой передряги, но умение сделать это самостоятельно было просто бесценным; вторая, и не менее важная, причина заключалась в том, что никто не должен был узнать о его реальном интересе к ситуации ЗимаЛетто, если Жданов узнает о том, на что готов Воропаев ради Пушкаревой - пиши пропало; и третья причина снова упиралась в Катерину, она должна была всецело ощущать свою свободу. Он знал, что если Пушкарева ощутит, что он заворачивает ее в вату, то она постарается отшагнуть от него настолько, чтобы ощутить свободу. Любовь любовью, а ощущение давления в планы Воропаева не входило. Да, он был готов создать ей очень яркую, реалистичную иллюзию свободы, но готов ли он был дать ей свободу реальную - вопрос.

Из душа он выбрался расслабленным и распаренным, даже настроение его стало благодушным. Петр как раз тоже закончил с душем, вытираясь на ходу полотенцем.

- Ты что, в кипятке мылся? - Ворожеска удивленно вскинул брови, замечая раскрасневшуюся кожу Александра. Воропаев только отмахнулся, принимаясь одеваться. Ему еще предстояло сегодня поговорить с Малиновским, так, по душам, совсем немного, чтобы обрисовать некие границы, которые должны были существовать вокруг его женщины. Границы незримые, но настолько плотные, что пересечь их было невозможно.

- Встречаемся на следующей неделе? - поинтересовался Александр, застегивая на запястье часы. Петр оживленно закивал.

- Давай, мне сегодня понравилось, - Ворожеска принимается щелкать телефоном, явно разбирая важные звонки от неважных, - но, в следующий раз ты все-таки осторожнее со мной, пожалуйста. А то ты, не ровен час, меня еще искалечишь, и вместо ринга придется встречаться в суде.

- Я сделаю вид, что проникся уважением к твоему предупреждению, - кивает Александр, протягивая ему руку, - так уж и быть, в следующий раз я буду осторожнее.

Рукопожатие выходит крепким, но дрожащим, все-таки потренировались они на славу. Уже на улице Воропаев извлекает сигареты, чтобы сделать пару вожделенных затяжек перед тем, как двинуть в сторону ЗимаЛетто.

- Ты с головой дружишь вообще, Воропаев? - Ладога как раз выходит из здания, скорее всего направляясь к своей машине. Александр скашивает глаза на невысокого коренастого блондина неопределенного возраста. Нет, Воропаев как раз знал, что Роману было сорок четыре, но с виду ему было можно дать разве что тридцать пять, максимум тридцать семь лет. Спорт? Здоровый образ жизни? Генетика? Александру было плевать. Главное, что он был хорошим тренером, и, время от времени, неплохим советчиком. Воропаев снова затянулся, немного демонстративно задержал дым в легких, а потом выпустил его через нос.

- А с чего такое беспокойство? - интересуется он, немного хриплым голосом, - боишься потерять хорошего клиента?

- На хорошего клиента ты тянешь с большим вопросом, - Ладога подходит ближе, косясь на сигареты, - хорошо хоть куришь не ту дешевую дрянь как когда-то, - хмыкает он. Воропаев разглядывает пачку в своих руках.

- Тогда мне приходилось курить что-то подешевле, - припоминает Воропаев, - потому, что я разругался с родителями и был на самой мели.

- Ты разругался с родителями, потому, что ты был первостатейным засранцем, - смеется Роман, а потом становится куда серьезнее, - бабу себе завел?

- Ворожеска пожаловаться успел? - хмыкает Александр и Ладога кивает. Воропаев принимается качать головой, вот уж у кого язык без костей, но плевать, до свадьбы два дня. И пусть это будет просто формальная роспись, скоро он сможет явить миру госпожу Воропаеву во всей красе.

- Приводи ее на занятия по самообороне, - вдруг ни с того ни с сего предлагает Роман, заставляя Александра едва не подавиться дымом.

- И зачем мне свою женщину приводить к тебе, о похититель женских сердец? - немного издевательски тянет Воропаев, но Ладога не реагирует на его подначку.

- Ты скот, Сашка, редкий и едкий, вокруг тебя такие же скоты, которые не играют ни честно, ни достойно. То, что сейчас она под твоим присмотром не значит, что в одиночку она в безопасности, - Роман вздыхает, а потом вытаскивает сигарету из пачки и для себя. Александр заламывает бровь вверх, с чего бы Ладога решил никотинчиком побаловаться, если все в жизни так радужно?

- Что такого сказал Петр, что тебя накрыло? - судя по выражению лица Ладоги, Воропаев попадает не в бровь, а в глаз. Роман затягивается еще раз, а потом растирает в руках сигарету, словно не замечая, что она все еще тлеет.