Настоящее желание - это то, в котором ты стыдишься признаться (1/2)
Это была самая безумная, совершенно странная, практически невозможная вещь, которую она совершала. Катя звонила родителям. Нет, не это было странным, странным было то, что она… врала. Отчаянно и весьма искусно. Врала ради того, чтобы провести время с Александром… Сашей. Нет, она потрясла головой, конечно, не так, чтобы помочь ему, чтобы он не оставался один. Ведь сестру он норовил выставить прочь, а на ее предложение остаться отреагировал как-то… Ну, Кристина так смеялась, что буквально этим самым смехом подавилась, а еще уходя, пожелала удачи. Вот только в чем? Старшая Воропаева укатила прочь с этой странной девушкой представившейся Талой, что поставила Александру капельницу. На самом деле, Калатай собиралась просидеть вплоть до того, как весь препарат перекочует из капельницы в Воропаева, но Катя призналась, что она умеет… знает, как обращаться с этим приспособлением. Услуги медсестры стоили недешево, а отцу одно время очень требовалось разного рода лечение, капельницы в том числе. Конечно, к эскулапам Катя причислять себя не могла, но кое-что все-таки умела. Тала послушала ее очень внимательно, позадавала наводящие вопросы так, что Пушкарева ощутила себя на экзамене не иначе, а потом вынесла вердикт, что Александр, в кои то веки, в хороших руках. Воропаев такому раскладу порадовался, практически безропотно позволил поставить себе капельницу и сделал ручкой сестре с подругой, что умчались прочь, на анонсированный и обещанный ужин. Катя взвесила на ладони телефон и покосилась на лежащего на постели мужчину.
Александр лежал, прикрыв глаза рукой, словно спал, грудная клетка его мерно вздымалась, но Катерина знала, что он не спит. К огромному ее сожалению его пижамная куртка была полностью застегнута. Но, перед глазами, услужливо показывались картинки его обнаженной кожи. Катя покраснела. Нет, она точно не будет думать, как это, прикасаться к нему без всех тех невозможно-плотных слоев одежды, как это вдыхать его аромат, ничем не замутненный… Очень плохая идея! Тело на это все реагировало весьма однозначно. Этот жар, который проходил волнами по ее телу с легкостью идентифицировался как возбуждение. Внутренний голос шептал, что Воропаев сам давал ей в руки карт-бланш, назови его по имени, и делай с ним все, что душа пожелает. А душа ее желала… да, однозначно желала! Интересно, если поцеловать его первой, он сильно удивится? Она закусила губу и быстро набрала номер телефона родителей.
- Дом Пушкаревых, слушаю вас, - отрапортовал отец, и Кате почему-то стало неловко. Она представила, как если бы Воропаев позвонил ей на домашний, это был бы его последний звонок? Или нет?
- Пап, это Катя, - она проговорила это буквально скороговоркой, словно прыгая в холодную воду с головой, чтобы раз, и сразу нужная глубина, - я звоню предупредить, что сегодня у нас образовались на фирме срочные дела, и я… я заночую у Амуры, она тут в двух шага от работы, так что не переживайте.
- У какой такой Амуры ты собралась ночевать? Катерина, немедленно домой! Что еще ты такое удумала? - голос Валерия Сергеевича не предвещал ничего хорошего от слова совсем, но Катя, набрав в легкие побольше воздуха, затараторила вновь.
- Дело не в Амуре, хотя она очень приличная и приятная девушка, дело в работе, ты мне сколько раз говорил, что то, за что мы взяли на себя ответственность, превыше всего, - он недовольно сопел в трубку, а Пушкарева продолжала, - я делаю исключительно то, чему ты меня учил. Или мне… или мне бросить все, свою работу, людей которые на меня рассчитывают, и бежать домой? - Катя понимала, что она разыгрывала исключительно единственный козырь. Дальше шел скандал, который неминуемо ожидал бы ее дома, ведь сегодня, она решительно была настроена остаться здесь. Валерий Сергеевич помолчал какое-то время, а потом вздохнул.
- Ладно, оставайся там у своей Муры, - пробухтел он, Катя уже было собиралась исправить его, но вовремя прикусила нижнюю губу. Отец давал добро, пусть, все неважно, - но впредь постарайся, чтобы такое больше не повторялось. Поняла?
- Поняла, поняла, - Катерина закивала очень быстро. Так, словно он мог видеть это движение, - это… это просто чрезвычайное положение, правда.
- Хорошо, - Валерий помолчал какое-то время, а потом все-таки добавил, - как будешь у этой Ауры, - снова перевернул он имя Амуры, - позвони, чтобы мы не переживали.
- Да, без проблем, - Катя снова закивала, а потом добавила, - это будет где-то после десяти вечера не раньше, но я обещаю, что позвоню.
Отец еще какое-то время негодующе напутствовал ее про приличное поведение, никаких поздних прогулок и совершенное желание проверить, что же ее так задержало сегодня, но потом отключился. Пушкарева выдохнула, разве что не со свистом.
- Что, армейское воспитание в действии? - она подскочила от неожиданности звука голоса Александра. Он все еще находился в своей постели, как он мог услышать разговор? Она покосилась на него немного недовольно.
- Вы что, подслушиваете? - прозвучало это обвинительно, но Воропаев не устыдился совершенно. Он оскалился, привычно-довольно, приманивая ее движением руки. Катя повиновалась, ведь сейчас только она была достаточно мобильна для этого.
- Не имею такой привычки, но не гнушаюсь такой возможностью, - немного самодовольно замечает Александр, закладывая свободную руку за голову. А потом добавляет, чуть улыбаясь, - ты так кричала, что тебя слышала добрая половина дома.
- Неправда! - возмущенно воскликнула Катя, и прикрыла рот ладошкой.
- Ага, - довольно тянет мужчина, - вот примерно так ты и вопила, я меня в итоге пытаешься обвинить в шпионаже, не стыдно?
- Нет, - врет Катерина, снова покрываясь румянцем. Он постоянно заставляет ее краснеть, с этим нужно что-то делать! Она повернулась, пододвигая кресло немного ближе к кровати, - мне не стыдно.
- Конечно, - кивает Александр, - а красный цвет, это твоя природой продуманная расцветка да? - он скользит по ней взглядом так, что ей хочется проверить, все ли пуговицы на блузке застегнуты. Она сжимает руки в замок на коленях.
- Зачем вы дразнитесь? - спрашивает Катя, чтобы хоть немного увести его от разговора о стыде, - вам что, доставляет удовольствие от того, как вы меня смущаете?
- Огромное, на самом деле, - скалится Воропаев, а потом становится серьезнее, чуть приподнимаясь на подушке, пробуя принять полусидячее положение. Катя подхватывается, собираясь вернуть его в прежнюю позицию, но он жестом показывает ей оставаться на месте. - Кать, - он облизывает губы, косясь на пустой стакан, но продолжает, - я, на самом деле, не претендую, чтобы ты тут сиделкой на полставки подрабатывала, посмеялись и хватит. Когда ты из меня этот ужас вытащишь, - Александр кивает на руку, - я вызову тебе такси, и ты сможешь поехать домой…
- Правда? - Катя поднимает брови вверх, перебивая мужчину, - а то, что Тала сказала, что у вас может быть слабость и тошнота я должна проигнорировать?
- Не нужно меня жалеть, - лицо Воропаева становится маской, с которой он обычно посещал стены ЗимаЛетто, и Катя готовится к бою. Буквально.
- Это не жалость, я волнуюсь, - говорит она это вполне искренне, у нее все внутри переворачивается от одной мысли, что кто-то сделал ему больно. Мог покалечить или… она сглатывает, сжимая руки сильнее, - или вы ожидаете, что я, видя вас в таком…когда вам плохо, должна сказать, что буду ждать вашего звонка, когда вы поправитесь? - она изучает его лицо, и что-то болезненно колет под ребра, когда она практически прочитывает в легкой растерянности мужчины, что именно этого он и ожидал. Но его выражение лица тут же меняется - усмешка снова загорается знакомым отблеском, защитная, четко очерченная, как прозрачное, но, тем не менее, прочное стекло. Катю догоняет осознание, что Александр Воропаев очень сильно похож на нее саму. Он тоже прячется, просто куда более искусно. Или все это зависит от того, что прячется он столь долго?
- Волнуешься, это хорошо, - он меряет ее совершенно самодовольным взглядом, - значит, все-таки я тебе не безразличен? Меня это вполне устраивает.
- Меня это не устраивает, - хмурится Катерина, а потом исправляется, замечая удивленно выгнутую бровь Воропаева, - я не хочу проверять свои чувства… отношение свое таким образом. Давайте, вы в следующий раз просто спросите у меня что и как? - она смотрит на него разве что не с надеждой. Александр потирает нижнюю губу большим и указательным пальцем.
- Спросить? А что, уже можно? - он поигрывает бровями, заставляя Катю внутренне подобраться. И что за вопрос он собирается ей задавать? Может, отказаться, пока не стало слишком поздно? Или стало уже?
- Все зависит от того, какой вопрос вы планируете мне задавать? - она позволяет себе небольшую улыбку, получая удовольствие от того, с каким интересом загораются глаза Воропаева. В таком настроении он ей нравится гораздо больше, а то эта его бледность, вкупе с капельницей и кучей медикаментов на тумбочке вызвала у нее оторопь и какой-то странный, неясный страх.
- Приличный, ты не переживай, - он шевелит бровями, заставляя ее улыбаться. Но дальше этого заявления ничего не следует, Александр просто молчит и смотрит, наблюдая за ней, а Катя ощущает неловкость от того, что он так пристально на нее смотрит. Она потирает шею, спрашивая:
- Что вы так на меня смотрите? - Катя прикусывает нижнюю губу, проводя ногтями вдоль тыльной стороны ладони. Воропаев перехватывает взглядом ее движение, и она прекращает. Он вздыхает.
- Я любуюсь, это ведь точно не запрещено законом? - в ответ на этот вопрос Пушкарева отрицательно качает головой, - все в тебе мне нравится, - добавляет он, снова глядя на ее руки, - но вот это дело прекращай, - Александр переводит взгляд на ее лицо, глаза в глаза, - никто не имеет права тебе вредить, делать тебе больно, даже ты сама. Думаю, что ты это понимаешь, и мы с тобой к этому вопросу больше не будем возвращаться ведь так?
- Я еще понимаю, почему вам это, - Катя поднимает руки вверх, демонстрируя царапины, - не нравится. Но вот с остальными дела будут обстоять куда как сложнее.
- Нет, - Воропаев говорит очень уверенно и совершенно серьезно, - самое сложное донести до тебя самой, что причинять вред себе плохо. С остальными проблем не будет совсем, - Катерина смотрит на него с совершенным непониманием, и он, перехватив это, поясняет, - ты моя, мое позволит себе трогать либо идиот, либо самоубийца, уж поверь. Поэтому, если кто-то создает тебе проблемы, ты можешь сказать мне об этом прямо, и я разберусь с этим.
- Даже если это будет ваша сестра? - Пушкарева улыбается, искренне желая перевести все в шутку, чтобы не слушать того, что говорит Воропаев. К ее совершенному стыду его слова не вызывают ужаса или отторжения, его странная уверенность передается ей, запуская под ее кожей некое ощущение защищенности и довольства. Так вот что это значит, принадлежать такому мужчине?