Сизифу и боги не в помощь (2/2)

- Я, Катюша, лучший пример НЕздорового эгоизма, - он произносит это практически самодовольно, - на меня в этом равняться не стоит. Но, - Александр поднимает палец вверх, - вы все равно об этом подумайте на досуге, не будете сырость разводить по пустякам. - Он закладывает очередной вираж, обгоняя ползущую, по его мнению, машину, наслаждаясь легким “ой” со стороны Катерины. Интересно - “ой” она испугалась обгона, или “ой” - осознала, что они едут куда-то не туда.

- А… а если я скажу, что это не пустяки, что это, правда, важно, что меня тяготит решение, которое я должна принять? - осторожно спрашивает она, разглядывая дорогу, машины, местность вокруг. - А куда мы? - она спрашивает так же вкрадчиво.

- Да вот, решил такую реву в лесочке прикопать, - смеется он, - чтобы часом не утопила ЗимаЛетто в слезах, - он поворачивается к ней, ожидая, что она рассмеется, но вместо этого Катя сводит брови к переносице и задумывается, буквально погружаясь в себя.

Он решает дать ей немного времени, просто продолжая движение, высматривая то самое “знакомое” поле, где ему так нравилось самому выкатывать напряжение. Пушкарева становится практически неслышной, буквально растворяясь на своем сиденье, обнимая себя руками. Воропаев просто без вопросов щелкает печкой и останавливает машину, наконец, добираясь до искомого.

- Мы уже приехали? - удивляется Катя, чуть вздрагивая и принимаясь оглядываться, - а мы где? - она хлопает на него своими невозможными глазами.

- В поле, - довольно скалится он, - посмотрите, как красиво, - он кивает на мелкую свежую траву, талый снег и крупные блестящие на солнце лужи - идеально.

- Поле я вижу, - энтузиазма в ее голосе нет совершенно, - а что мы будем тут делать?

- Помнится, - он прокашливается, от глупого напряжения, которое накрыло его при простом, без подвоха, девичьем вопросе, - вы говорили мне, что вы умеете водить машину. Не врали часом? - Катерина задыхается в настоящем возмущении.

- Я никогда не вру, - она хмурится, и собирается сказать что-то еще, возможно едкое. Но Воропаев ей не позволяет, он распахивает свою дверь, впуская холодный чистый свежий воздух. Резкий его порыв сбивает дыхание и его приходится сперва выровнять.

- Пересаживайтесь, давайте, ну, - подгоняет он ее взмахом руки, ожидая, пока она покинет свое место, - сюда, на водительское сидение.

- Вы хотите, чтобы я села за руль? - немного растерянно спрашивает она, и Александр кивает, еще раз делая взмах рукой, выгоняя ее прочь из машины. Девушка выскакивает из нее и забирается за руль, правда все еще не без помощи Воропаева.

- Все знакомо? - уточняет он, ни капли не смеясь, сейчас важно, чтобы она ощутила себя более чем комфортно за рулем. Сейчас она должна расслабиться, а не напрячься дополнительно. Пушкарева кивает, и проводит ладошками по рулю так ласково, так нежно… Приходится захлопнуть дверь и сесть на место пассажира.

- Что те-теперь? - она чуть заикается, глаза ее так и не становятся менее испуганными, но сейчас в них появляется азарт. Александру это нравится.

- А теперь, - произносит он вкрадчиво, - я скажу вам “поехали”. Немного покатаемся. Похулиганим, - на последнем слове Катерина сглатывает и тут же поворачивает ключ в замке зажигания. - Ну же, поехали, - подталкивает он ее, и они начинают движение, правда, немного не так, как ожидал Воропаев. Машине едва-едва ползет по полю, на скорости меньше пятидесяти, практически издевательство для его внедорожника. Он удивленно смотрит на сосредоточенную Пушкареву.

- А мы долго будет соблюдать передвижение в стиле улитки? - интересуется он максимально мило, девушка сильнее сжимает руки на руле.

- А нам нужно ехать быстро? - уточняет она, упрямо глядя вперед, словно перед ней ни с того ни с сего может вырасти дерево или другая не менее безумная машина.

- Конечно, максимально быстро, в этом весь смысл, - подтверждает Александр, - если бы я знал, что вы хотите так ползать, то оставил бы нас в черте города и разместил бы в самую ближайшую пробку. Ускоряйтесь, ну! - она вздрагивает всем телом, и послушно вжимает педаль газа. До упора. Воропаев ругается матом, привалившись к бешеной девчонке, помогая удерживать машину более или менее ровно. Она что, совсем полумер не приемлет? Их лица оказываются слишком близко, он практически обнимает ее, чтобы удерживать руль вместе с ней. Его обволакивает странный сладковато-свежий аромат. Малина. Катя дышит часто, облизывает губы, попискивая каждый раз, когда они подскакивают на очередной возвышенности. Машину бросает из стороны в сторону, и Воропаев резко выворачивает руль, заставляя грязь из-под колес взлететь фонтаном. Пушкарева восторженно пищит и повторяет тот же финт, только в другую сторону. Александр выравнивает машину просто чудом, особенно когда они неудачно налетают колесом не на мягкий ком грязи, а на камень. Не хотелось бы перевернуться в процессе психотерапии - было бы досадно. Он позволяет ей самой выбирать маршрут, не подсказывает, где ускориться или замедлиться, просто придерживает руль вместе с ней, особенно на скачках, когда легкую Катю подбрасывает на сидении так, что он практически вылетает из ее пальцев. Дышать рядом с ней становится невозможно, его дыхание шевелит волосы у ее уха, и ему жутко, до сжатых зубов хочется прижаться к нему губами. Воропаев прикрывает глаза, глубоко втягивая ее аромат, и рот непроизвольно наполняется слюной. Интересно, а если поцеловать ее, она будет такая же вкусная? Еще несколько виражей и Катерина нажимает на тормоз, настолько резко, что они не летят через лобовое стекло исключительно благодаря Александру, который фиксирует ее своей рукой. Он собирается сказать ей, что у нее нет золотой середины, но она выскакивает из машины раньше, буквально по щиколотки погружаясь в перекопанную колесами автомобиля землю. Куда она? Черт! Мало ли что Катерина выкинет от переизбытка адреналина. Воропаев выскакивает со своей стороны следом, недовольно потрясая ногами, от налипшей на ботинки каши из грязи и снега. Ощущая себя котом, который попал лапами в лужу. Но недовольство в нем не успевает вырасти до раздражающих размеров. Катерина с криком “СПАСИБО” повисает у него на шее, принимаясь покрывать его лицо поцелуями. Она бормочет слова благодарности, совмещая их с лаской. Скула, угол челюсти, кожа возле уха, уголок губ. Александр отмирает, приподнимая ее, придерживая, помогая ей не поскользнуться в грязи, стоя на носочках - иначе бы она до него не достала. Мелковата. Ему не хочется, чтобы она прекращала и хочется остановить ее немедленно, от слишком противоречивых эмоций он буквально задыхается, смыкая руки на ее талии сильнее. Катя останавливается сама - руки ее все еще сцеплены у него на шее, она замирает, глядя ему в глаза.

- Спасибо вам огромное, Александр Юрьевич, спасибо, - голос ее немного хриплый, скорее всего от восторженных визгов, которые она издавала в машине, - это было так… это было так хорошо! Так здорово! Спасибо, - она снова подскакивает, прижимаясь губами к его щеке и поскальзывается. Они остаются стоять только чудом, но вместо того, чтобы расстроиться или смутиться она звонко, заливисто хохочет, а потом переводит взгляд на их ноги. Следит пару минут за тем, как они утопают в грязи. А потом задает странный вопрос, - а сколько стоят ваши туфли?

- Дорого, - не вдается в подробности Александр, замечая, что уже не только туфли стали жертвой болотного замеса, но и края брюк, про Катину юбку и ее ботиночки даже говорить нечего - она ведь, в отличие от него, умудрилась в них и побегать, и попрыгать. Пушкарева переводит на него задумчивый взгляд.

- А вы сможете их теперь отмыть? - Воропаеву становится смешно, и он отрицательно качает головой. Внимательно следя за эмоциями на ее лице.

- Я их просто выброшу, так будет куда как проще, - скалится он, а Катя немного отгибается в сторону, все еще находясь в его объятиях, и разглядывает внедорожник, забрызганный грязью по самые стекла.

- А машина? - как-то неуверенно спрашивает она, заставляя Александра развеселиться еще больше. Он прижимает девушку чуть сильнее - когда еще такое счастье привалит? И охотно отвечает, скалясь радостно и довольно.

- Ну, машину я все-таки постараюсь отмыть, она стоит чуть дороже, чем туфли, - Пушкарева хихикает, а потом медленно поднимается на носочки, подаваясь вперед. Что она делает? Он замирает, так, на всякий случай, но она не приподнимается выше, просто утыкаясь ему в шею носом, втягивая воздух. - Вы что делаете? - уточняет Воропаев, ощущая легкую неловкость от ситуации. Может ее отпустить? Может поцеловать? Что в этой ситуации более правильно? Прекрасно, великий и ужасный Железный Алекс думает о том, что ПРАВИЛЬНО - короткий анекдот.

- Вы просто так хорошо пахнете, я пытаюсь понять чем, - произносит она ему куда-то в шею, запуская по его коже стайки мурашек.

- Я пахну тем, чем обычно, - он все-таки отстраняет ее от себя, ведь эта близость становится невыносимой, - вы что, только сегодня ощутили?

- У меня только сегодня оказалась такая возможность, - она довольно улыбается, переступая ногами по грязи, издавая смешной чавкающий звук. - Что мы будем делать дальше? - спрашивает она с таким энтузиазмом, что у него не хватает сил сказать, что он отвезет ее домой. Он чуть склоняет голову к плечу, предлагая:

- Можем попить чаю - после таких эмоций, хорошо бы расслабиться, - Катерина кивает несколько раз, а потом грустнеет.

- Но, нас в таком виде никуда не пустят! - Александр щелкает ее по носу, подмигивая.

- Я знаю такое место, где даже не спросят в каком мы виде, и там есть просто невероятно хороший чай. Ну что, доверитесь мне?

- Доверюсь, - она улыбается так широко, что это практически заразительно, поехали, - только, - она мнется, - лучше я на пассажирском.

Воропаев только кивает.