Сизифу и боги не в помощь (1/2)
Весна подкрадывалась медленным шагом - запахами, растянутым днем, солнечными лучами, что вылизывали землю, растапливая островки снега, оставляя по себе лужи и слякотную жижу, что налипала на обувь, колеса автомобилей и внутреннее состояние. Безысходность пополам с надеждой - такой себе коктейль. Воропаев потянул носом воздух, принюхиваясь к изменившемуся воздуху - самое любимое его время года, когда солнце еще не жарило землю до одури, когда воздух был свеж и чист, и в нем не несло тяжестью плавящегося асфальта и бетона, в нем уже не кололся аромат мороза. Хорошо. Вот бы к этому ощущению добавилась еще и не менее хорошая компания, но надежды на это буквально таяли и рассыпались прахом, и от этого было почему-то горько. Ему, взрослому мужчине, было горько от того, что умная приятная девчушка прекратила получать удовольствие от общения с ним. Чем ближе подходил день Совета Директоров, тем сильнее от него отдалялась Катерина. Александр замечал это, приписывая ее поведению самые разные причины, ведь сама по себе она отвечать ему отказывалась, но продолжала упорно встречаться с ним раз в неделю за чашкой горячего шоколада. Эти встречи Воропаеву терять не хотелось, но что делать с замкнувшейся в себе Пушкаревой он не знал. Уговоры и осторожные беседы не работали, а нажать на нее, чтобы этот кокон треснул, ему не хотелось. С аккуратностью слона в посудной лавке он мог спокойно все испортить настолько, что она больше не взглянула на него даже с минимальной симпатией. И почему Кристина так далеко, когда она нужна? Вот уж к кому можно было бы прийти за советом, пусть иногда и безумным, но всегда действенным. Жаль.
Катя появилась из дверей ЗимаЛетто в ровно назначенное время. Он улыбнулся, заметив, как она поправляет на носу новенькие аккуратные очки, что подчеркивали ее приятные черты лица, делая глаза еще больше и выразительнее. Она подняла руку, приветливо махая ему, и Воропаев оскалился еще довольнее. Может, сегодня она будет в настроении для беседы? Но все рухнуло в тот миг, когда Александр увидел покрасневшие глаза Пушкаревой. Стало понятно сразу - плакала, и причина этих слез, скорее всего, грела свой самодовольный зад в директорском кресле. Ему захотелось сходить в гости к Жданову и вспомнить былое - интересно, кто кого в этот раз? Даже денег на стоматолога потратить было не жаль.
- Добрый вечер, - чирикнула Катя и хлюпнула носом, - простите, - она потупилась, - не отвезете меня сегодня просто домой, пожалуйста. Из меня сегодня плохой собеседник, - она снова потянула носом, и Александр протянул ей свой платок, выудив его из внутреннего кармана. Она громко в него высморкалась, но комментировать это Воропаев точно не собирался.
- Садитесь, - он приоткрыл дверь, позволяя Катерине с удобством разместиться на переднем сидении. Чуть склонившись, он поправил угол ее пальто, чтобы не прищемить его дверью. Катя тихонько поблагодарила его за это и… расплакалась. Чудно. Он уже собирался протянуть руку, чтобы погладить ее по волосам, но передумал, он захлопнул дверь и уселся на водительское место. Ключ в замке зажигания призывно щелкнул и машина утробно заурчала.
- Простите, что я вам тут сырость развожу, - совершенно несчастно всхлипнула Катя, - может я лучше на автобусе? - она несмело покосилась на Александра.
- У вас что, мозг вместе со слезами вытек? - звучит это излишне грубо, и Воропаев раздраженно вздыхает, - не говорите ерунды. Если хотите домой, я отвезу вас домой, зачем вам автобус, тем более сейчас? Но, если вы не хотите ехать со мной, я могу вызвать Владислава, - но Пушкарева быстро качает головой.
- Нет-нет, пожалуйста, я… не из-за вас… я… просто я не знаю, что делать, - она всхлипнула, снова прикладывая платок к носу, - просто не знаю.
- А когда будете дома, вы будете знать? - со скепсисом спрашивает Александр, качая головой, - одиночество в горе плохой советчик, - фраза, которую постоянно повторяла Кристина, была хорошей и правильной. К ней он сам, правда, никогда не прислушивался, но для девчушки это могло быть полезно. - Если хотите, то можете поговорить об этом со мной, - предлагает он, когда в машине наступает звенящая тишина. Пушкарева смотрит на него искоса, немного неуверенно, тираня рукав своего пальто быстрыми рывками тонких бледных пальцев. Воропаев косится на ее руки, замечая знакомые царапины - приплыли, он думал, что аутоагрессия у нее прошла, видимо нет. Чем же она довела себя до такого состояния?
- Я не могу с вами об этом говорить, - всхлипнула она еще более несчастно, - это рабочие моменты, которые… я не могу…
- Да больно мне нужно детали знать, - отмахивается Александр недовольно, - расскажите, что именно вас угнетает, замените то, что находится под грифом ”секретно”, если хотите, Жданова поругайте, если поможет. Вам нужно снять с себя это напряжение, ваше слезливое состояние ничем хорошим для вас не закончится. Решение, таким образом, вы точно не найдете. Так что, домой? Или поговорим? - она начинает ерзать и сопеть, а Воропаев задумывается над тем, что он видел ее так горько плачущей только тогда, когда он ее оскорбил своими выражениями. Неужели Андрей опустился до чего-то подобного? Ладно он, редкая сволочь и прожженный циник, от него другого поведения и ожидать не стоит, но вот Жданов… тот уж точно никогда не был груб со своими подчиненными. Истеричен - возможно, но груб - никогда. Или что-то изменилось за последнее время, а он этого просто не заметил?
- Я не хочу портить вам вечер, - неуверенно произносит Катя, и Воропаев улыбается уголками губ, это уже прогресс. Если она не настаивает на том, что ее нужно отвезти домой, значит, туда она тоже не жаждет возвращаться. Может, не хочет расстраивать родителей? - Какое вам удовольствие от того, что я жаловаться буду?
- Огромное, - гарантирует ей Александр, - особенно если вы будете жаловаться на Андрюшеньку, я вам, по доброте душевной, даже пару емких ругательств подскажу, которые лучше всего соответствуют его одиозной фигуре.
- А если, - она всхлипывает, издавая хрюкающий звук, и закрывает рукой рот, задерживая дыхание. Александр нашаривает на двери початую бутылку воды. Будет ли она после него ее пить, конечно, вопрос, но не предложить было бы нечестно.
- Возьмите, - он вслепую подает ей воду, - выпейте, вам станет немного легче, - Катя выхватывает у него бутылку буквально жадно, обжигая его ладонь своими льдистыми пальцами. Даже в теплый день мерзнет, лягушка, как есть лягушка. Он добавляет температуру в салоне, старательно не глядя на то, как Пушкарева опустошает бутылку жадными глотками. Нужно поставить себе на заметку, что в машине следует хранить такое счастье на всякий случай. Вон как пригодилось.
- Спасибо, - выдыхает Катерина, когда воды остается от силы на пару глотков, - даже не представляла, что так пить хотела, - удивляется она сама себе.
- Не мудрено, вы так щедро влагу расточали, - хмыкает мужчина, - восполнять запасы тоже нужно, знаете ли. Ну, - подталкивает он ее, - что у вас там было “если”? - девушка шумно сглатывает и снова приникает к бутылке, просто чтобы взять паузу.
- А если, - начинает она снова, на это раз без прерываний и пауз, - дело не в Андрее Палыче, что, если дело во мне, что, если я сама виновата в своем состоянии? - звучит это как философствование и Воропаев хмыкает.
- Если вы сами довели себя до такого состояния, значит, вы непреодолимо глупы, ведь не бывает нерешаемых проблем, - он произносит настолько уверенно, что заслуживает громкое возмущенное сопение со стороны Пушкаревой. Как же, ее глупой назвали - высшая степень оскорбления.
- Всегда есть проблемы, которые решить нельзя, - уверенно заявляет она, снова протирая нос его платком, - если бы все были решаемые, то даже такого слова как “проблема” не существовало бы. - Александр дергает уголком губ.
- А слова “проблема” быть и не должно, - уверенно замечает он, - существуют задачи, мы либо справляемся с этим, либо нет. И если мы не справляемся, мы извлекаем урок и пробуем снова. Если жизнь нам это не позволяет, значит, это было дано нам для опыта. Поверьте, в жизни не так много вещей, которые действительно стоят ваших слез. Расставляйте приоритеты в своей голове правильно.
- А вы всегда ведете себя правильно? - голос Кати звучит куда как бодрее, в тоне появляется интерес, и Воропаев принимается давать круг, направляя машину прочь из города. Есть неплохой способ избавления от стресса - вдруг ей он поможет?
- Я не сказал, что нужно ВЕСТИ себя правильно, нужно правильно расставлять приоритеты - это немного разные вещи, - поясняет Воропаев, ожидая, когда же Пушкарева заметит, что они едут куда-то не туда. Занятно.
- И как же я должна расставить их в своей? - хмурится Катя, стягивая с шеи тонкий шарф, намотанный несколькими кольцами. Интересно это печка, или ей от пререканий стало жарко? Александр немного уменьшает нагрев, чтобы легче дышалось.
- Я еще не знаю вашу ситуацию чтобы помочь, но могу дать общий совет, которым нужно пользоваться всегда - ставьте себя на первое место. Начиная любую работу, ставьте себя во главе угла, тогда не будет никакого желания портить нервы себе любимой, - Катерина принимается сопеть, снова почесывая и без того расцарапанную руку, подбирая слова для достойного ответа.
- Это эгоизм! Как эгоизм может быть полезен во время работы? Когда ты работаешь в коллективе, то нужно думать его нуждами в первую очередь, если ты работаешь на благо компании - она должна стоять на первом месте, - она это произносит с таким диким жаром, что Воропаев практически слышит звук гимна на фоне. Особого гимна.
- А у вас там, на голове, нигде бирочки нет? Ну, чтобы “сделано в СССР” было написано? - невинно спрашивает он, и слышит, как в возмущении задыхается его юная пассажирка, буквально проглатывая парочку невысказанных сентенций.
- А я и сделана в Советском Союзе, - замечает она немного обиженно, - и вы, между прочим, тоже, - в губах ее эти слова звучат как обвинения. Хлесткие, резки, подкрепленные страстным и даже, самую чуточку, высокомерным тоном. Ему жутко захотелось сцеловать возмущение с ее губ, настолько живым был этот тон, которым она так давно его не одаривала. Слава Богу, что за рулем! Главное, руки с этого самого места не сдвигать, Воропаев, не сметь.
- Так я и не отрицаю, - смеется он, - может, мне просто повезло, что в мою черепушку положили Гарвардскую начинку индивидуализма, - Александр скашивает взгляд на возмущенную, до сжатых кулачков девчушку, - а у вас там так опилки с тех времен и остались. Что значит, компания на первом месте? Откуда вы взяли, что нужно раствориться в коллективе? Так и свою индивидуальность потерять недолго. Неужели вам бы этого хотелось? - поддразнивает он ее.
- Вы передергиваете! - фырчит она, - вы говорили об эгоизме, а не о сохранении индивидуальности. Это разные вещи.
- Ой ли, - скалится он довольно, правда, больше на девушку не глядя, машина как раз выходит за городскую черту и устремляется прочь от шумного перегруженного центра, - в любом случае это эгоизм. Здравый эгоизм полезен, приятен, сохранен. Подумайте об этом на досуге, подумайте, - очередная порция сопения свидетельствует о ее несогласии. Даже возмущении. Она снова бросается в бой.
- Раз так, то и вы живете по принципу “здорового эгоизма”? - он боковым зрением замечает, как она разворачивается к нему всем телом, - тогда, где же эта грань, когда он становится не совсем здоровым? - Воропаев улыбается, выдерживая паузу. Ну-ну.