Глава 1 (1/2)

– Тебя не узнать, – вместо приветствия произнёс отец, одной рукой приобняв за плечо и окинув цепким взглядом с ног до головы. – Макс, ты точно мою дочку из аэропорта забрал? – обратился к водителю. Тот только вскинул брови и покачал головой: не знал, что ответить. Хлопнула дверца машины.

Леонид Георгиевич снова оглядел дочь и довольно цыкнул языком – жест знакомый и родной, но вместе с тем вызвавший у Веры легкий отблеск тревоги.

Да, теперь она точно дома.

Когда спускалась по трапу самолёта, впервые за год вдыхая колкий воздух родины, ещё не верилось. Люди вокруг были другие – то есть, конечно, те же самые, не изменившиеся, – просто она успела отвыкнуть от тревожной суеты, наполнявшей толпу.

И Москва, которую она разглядывала за тонированным окном машины по пути домой, тоже осталась всё той же. Приедь Вера спустя десять лет или даже спустя целую жизнь – лицо города с суровыми сталинскими высотками сохранилось бы таким же, каким она его помнила. Совсем не похожим на столицы других стран, в которых она успела побывать.

Москва была громадной, массивной, подавляющей: нависала над ней каменными фасадами, заставляя ощущать себя крохотным осколком цветного стёклышка в калейдоскопе бурлящей жизни мегаполиса.

В детстве только рекламных плакатов меньше было, а теперь в глазах от них рябило.

На зеркале заднего вида болталась «ёлочка», и салон авто наполнялся неприятным едким запахом. От него кружилась голова: пришлось открыть окно. Она откинулась на кресле, подставляя лицо потоку московского воздуха – совсем не похожего на американский: тот всегда казался ей наполненным свободой.

Она ехала домой. Оставались какие-то пара десятков километров, и вот, она выйдет к крыльцу дома в пригороде Москвы, из которого уезжала на учёбу год назад.

Вера вспомнила, как тогда сводило живот от чувства предвкушения. Шутка ли – впервые оказаться предоставленной самой себе. Без ограничений, без контроля отца, без постоянно следующего за ней по пятам Макса, личного телохранителя.

Сейчас ко всему этому она вернулась. Прислонилась лбом к холодному стеклу и прикрыла глаза. Как должен чувствовать себя человек, вернувшийся домой?

Усмехнулась: ей-то откуда знать. Её случай точно не вписался бы в статистику большинства. Будь её воля, то, наверное, вообще бы предпочла не возвращаться.

Пока ехала, чувствовала себя даже спокойно. Мир вокруг не касался её, а она – его. Тёплое пространство, ограниченное салоном БМВ, служило маленькой раковиной. Хотелось ехать так ещё очень долго и, главное, никуда не приезжать.

Потому что в конечной точке, кажется, не ждало ничего воодушевляющего.

Но машина остановилась. Пришлось выходить.

Что с отцом придётся столкнуться тут же, возле ворот, она не ожидала. Специально вышел встречать?

Вера поёжилась. Сентябрь был слишком холодным, а отец стоял в накинутом поверх рубашки чёрном пальто.

– Привет, пап, – пробормотала она и сама приобняла его, когда он опустил руку ей на плечо. – Я тоже соскучилась.

– А где фальшивая американская улыбка? Что, не научили?

Уголки её губ нервно дрогнули, но, кажется, получилось не очень-то «по-американски». Отец коротко хохотнул и притянул её к себе. Вера ощутила аромат тяжёлого парфюма и сигарет возле ворота пальто.

Макс вытащил два чемодана из багажника. Чуть отпустив Веру, отец коротко приказал:

– Вещи занесёшь и поедем.

Макс, не ответив, поспешил приказ исполнять.

Конечно, отец вышел не встречать её, ему просто нужно было куда-то уехать.

– Ну что, устала? – Уже обратился к Вере, отпуская из недо-объятий. Руки, однако, он не убрал: ладонями сжимал плечи, чуть от себя её отстраняя.

– Есть немного, – она пожала плечами. – Летели долго. В душ хочу.

Что ещё говорить отцу после долгой разлуки, она не знала. Всё, что правда было на душе́, не выскажешь – да ему и самому не очень-то хотелось бы знать. Вот и получался такой разговор: пустой, может, светский, но главное – неловкий.

– Ну, иди тогда, отдыхай. Таня обед уже приготовила. – Он ещё раз окинул её взглядом с головы до ног. – Это там такое вот носят?

Перед полётом Вера надела удобные мешковатые джинсы и широкую футболку с логотипом университета, заправив её за пояс.

– Да такое, в общем, везде носят, – ответила равнодушно.

– Помнится, я тебя провожал в более приличном виде.

Не то чтобы она ждала от отца другой оценки, но снова убедилась в том, что делиться с ним впечатлениями от года жизни в другой стране не горит желанием: отец вряд ли разделит с ней воодушевление от той упоительной свободы, что она день за днём впитывала каждой клеточкой тела.

Всё это осталось там. Здесь, в России, дома, нужно об этом забыть. Вернуться к привычной, расписанной за неё по шагам жизни.

Макс молча прошмыгнул мимо них к машине, снова усаживаясь на месте водителя. Отец мельком глянул на запястье: сверялся с часами.

– Ладно, не буду задерживать. – Сам не хотел задерживаться. – И кстати, – бросил он, уже опустившись на сидение, – завтра ужин устраиваем, надо кое-что отметить. Вот, как раз по случаю возвращения выйдешь в свет. Только оденься приличней, будут мои партнёры.

И, вздёрнув уголок губ, подмигнул – как ему казалось, добродушно. Вера только кивнула, обхватив себя руками за локти. Зябко было. Дверь машины хлопнула.

На полминуты она замялась возле ворот, глядя вслед отъезжающей БМВ.

***</p>

Партнёрами отец называл людей с расчётливыми взглядами, от которых у Веры порой пробегали мурашки по позвоночнику. Они приезжали на чёрных дорогих иномарках и одевались в чёрные дорогие костюмы.

У неё самой же находилось для них слово более подходящее. Бандиты.

На эти дорогие костюмы и дорогие иномарки они зарабатывали путём не совсем – или даже точнее будет сказать совсем не – честным.

Ну и если уж говорить совсем точно, то её отец был человеком ровно той же породы; а уж мурашки, которыми могла покрыться кожа от его взгляда, сложно было назвать просто мурашками. Нет, это было чувство хватающего за загривок леденящего ужаса. И костюмы с иномарками у него были не менее дорогими – и зарабатывал он на них всё теми же способами.

На улице уже сгущались сумерки. Таня, домработница, весь день носилась по дому в подготовке к ужину. Утром, появившись у Веры в комнате, она сообщила, к которому часу нужно быть готовой, и, убедившись, что Вере пока от неё ничего не требуется, унеслась хлопотать по дому.

Тане в помощь наняли двух молчаливых девушек: ещё утром они проскользнули на кухню и, кажется, не показывались оттуда до самого вечера. Если прислуги всего трое человек, значит, людей будет немного – так рассудила Вера. Но с самого утра грызло чувство беспокойства от присутствия в доме чужаков.

Вере было решительно нечем заняться весь день: чемоданы разобрала ещё с утра, а весь остальной день слонялась, предоставленная сама себе. Отца дома не было. Охватывало чувство опустошения, как бывает, когда в конце путешествия нужно возвращаться домой.

Такие мероприятия, как сегодня, она не любила. Не любила людей, которые на них приходили, не любила то, что ей необходимо было присутствовать, не любила, как ей полагалось себя вести.

Отец просил одеться поприличней – и от смеси тревоги и неприкаянности она сменила уже платьев десять, вертясь у зеркала. Вера с удовольствием бы влезла всё в те же джинсы и футболку, но вспоминался вчерашний взгляд отца и чуть брезгливое выражение его лица.

Да, оделась, как и просил – или приказывал? – прилично. Чёрное атласное платье на тонких бретельках, тоже привезённое из Америки. Точно такое же видела на героине ситкома, который там крутили по телевизору. Ткань, облегавшая фигуру, холодила кожу и переливалась в приглушённом свете.

Взгляд скользнул по рабочему столу – там уже разместились фотографии, привезённые из Америки. На одной она, Вера, стоит в обнимку с двумя подругами-американками. Их широкие улыбки ослепляют, а она сама улыбается чуть смущённо, но искренне. На заднем плане кампус университета и ясное голубое небо.

Второе фото сделано уже на вечеринке по случаю Хеллоуина, единственного в её жизни. Вера на ней в костюме Мартиши Адамс – героини из фильма, который там впервые и посмотрела.

Над идеей костюма тогда думала недолго: выбрала, что первое в голову пришло. Да и готовиться особо не пришлось, волосы и так тёмные и длинные (через два месяца она впервые в жизни коротко их подстрижет), платье купила в первом же магазине. То же самое платье, что надела сейчас.

Вера улыбнулась воспоминаниям: ей тогда больше понравилось рассматривать чужие костюмы, чем придумывать свой.

Она скользнула ладонями по шёлку. На её тонкой фигуре платье сидело замечательно.

Глянула в окно. Подумалось, что как раз сентябрь – а значит, совсем скоро всех её американских друзей охватит предпраздничная суета. Но в её жизни никаких больше Хэллоуинов или Дней благодарения не случится.

Отец появился только ближе к вечеру. Со вчерашнего дня они так и не виделись. Заглянув в комнату, спросил только, готова ли она и, получив утвердительный ответ, сказал, что уже ждёт внизу – скоро появятся гости.

Вера, понятливо кивнув, обернулась к окну, услышав рокот мотора подъезжающей машины. Значит, точно пора спускаться. Подождала ещё пару минут и вышла из комнаты.

Шагая по лестнице на первый этаж, к входной двери, успела натянуть приветственную улыбку.

– Добрый вечер… – поздоровалась бодро с темноволосым мужчиной, который пожимал руку отцу.

– …Александр Николаевич, – напомнил отец его имя, потому что Вера помнила только прозвище – Белый.

Вечер-то сегодня, очевидно, не для этих дворовых прозвищ – сегодня они все Имя-Отчество, уважаемые люди. Вера сдержалась, чтобы не поджать губы. Александр Николаевич или Белый – какая, в целом, разница? Человек перед ней лучше не становился, как его ни назови.

Невысокий, с зализанными назад волосами – что у них за мода дурацкая на эти причёски? Будто гангстеры из американских фильмов. Но приковывали к себе внимание, конечно, глаза Александра Николаевича. Серо-голубые, ясные.

Только этими глазами он не просто смотрел, а сжимал в жесткой хватке ледяных пальцев.

– Добрый, – он улыбнулся, и лицо его даже будто стало выглядеть по-своему добрым. Он снова обратился к её отцу: – Ребята там подзастряли, сейчас будут. Сильно опоздают – сам головы откручу.

Тот понимающе хмыкнул:

– Ничего страшного. Оставим точность королям, – он жестом пригласил Белого пройти в гостиную.

Её отца в этих узких кругах называли Профессором; так его про себя называла и сама Вера в подобной остановке.

«Ребята», которые где-то застряли, это, стало быть, как минимум трое «партнёров» самого Белого: Космос Юрьевич, Валерий Константинович и Виктор Павлович, сделала Вера вывод.

С Беловым пришла темноволосая женщина в простом голубом платье – видимо, его жена.

– Ольга, – представилась она, осматривая Веру осторожным взглядом зелёных глаз, которых не касалась играющая на губах дежурная улыбка.

Мужчины удалились вдвоём в гостиную, негромко обсуждая свои дела. Вера даже не вслушивалась. Их двоих, Веру и Ольгу, они предоставили самим себе развлекать друг друга.

– Вера, – представилась и протянула руку, ощутив лёгкое пожатие тонкой ладони Ольги.

Новая знакомая снова растянула губы в неестественной улыбке. Ей тоже было не очень-то комфортно, Вера эта ощущала. И, кажется, примерно по тем же причинам.

Предполагалось, что Вера должна поддерживать какую-то ненавязчивую светскую беседу с гостьей.

– Красивый дом, – Ольга сама проявила инициативу. Она оглядела просторную прихожую, кивая одобрительно.

– Думаете? А мне здесь не очень нравится, – Вера цокнула языком. – Слишком много… – она пробежалась взглядом по пространству, подбирая слова, – много деталей.

Ольга удивлённо вскинула брови – не ожидала такой вот честности. Не такой должна быть светская трескотня на деловом ужине. Но меньше всего Вере хотелось обмениваться аккуратными и пустыми репликами.

– И предлагаю перейти на «ты». Я вот тоже не в восторге от всех этих… «посиделок», – призналась она. – Но, видишь ли, роль хозяйки дома приходится исполнять мне – больше некому. А так, я бы, конечно, нашла дела поинтересней, – улыбнулась широко и пожала плечами в извиняющемся жесте.

Ольга усмехнулась, ошарашенная Вериной искренностью.

– Ну, раз на то пошло, то я бы, конечно, тоже, – поддержала она. – Но надо, – произнесла с нажимом и закатила глаза. Цитировала мужа, понятное дело.

Вера с тяжелым вздохом покосилась в сторону отца и Белого: мол, такова наша доля.

Может быть, Ольга ей нравилась. Производила впечатление милой женщины, интеллигентной – и даже не очень под стать Белому, как показалось Вере. С ним она ждала бы увидеть какую-нибудь глуповатую развязную блондинку.

– Я вот, веришь ли, скрипачка, консерваторию закончила, – продолжила Ольга и легко рассмеялась. Она вздёрнула руки, имитируя движение смычка. – Могла бы вот порепетировать.

Смех у неё был тихий, какой-то аккуратный, но звонкий. В Вере этот смех откликнулся, она искренне улыбнулась, похлопав в ладоши.

– Ну а я тоже своего рода творческая интеллигенция. Журналист, – поддержала тему. – Хотя пока ничего не закончила, учусь только.

– Сразу видно, что умеешь наводить контакты с людьми, – похвалила Ольга.

– А у нас есть скрипка. Не знаю, зачем, но вот висит – могу достать. Но только если дашь мне эксклюзивное интервью, – Вера погасила улыбку в притворной серьёзности. Поднеся воображаемый микрофон к лицу Беловой, спросила: – Каково это – быть женой Александра Николаевича Белова?

– Невыносимо тяжело, судя по тому, что мы о нём знаем, – ответил хрипловатый голос. Мужской. Вера вздрогнула.

Ольга обернулась с широкой и искренней улыбкой. В дверях стоял высокий мужчина со светлыми волосами.

Одна из нанятых официанток, кажется, Катя, бесшумно прошмыгнула к вновь прибывшему, чтобы забрать его чёрное пальто. Лёгким жестом он скинул верхнюю одежду, обворожительно улыбаясь прислуге.

Вера тоже скользнула по гостю взглядом.

Своим появлением он нарушил их с Ольгой едва начавшую зарождаться атмосферу дружелюбия.

– Добрый вечер, дамы, – галантно приложившись губами к тыльной стороне ладони Ольги, произнёс Виктор Павлович. Он протянул руку в просящем жесте и к Вере. Ей ничего не оставалось, кроме как вложить свою ладошку в его грубоватые пальцы.

Он не отрывал от её лица взгляда небесно-яркой радужки глаз – но совсем не таких, как у Белова. Если в глазах Белого застыл лёд, то во взгляде Пчёлкина плескалась хитрая усмешка, хоть и глядел тот чуть исподлобья, будто оценивал врага.

– Добрый, – ответила Вера, разрывая, наконец, контакт рук, который показался ей слишком долгим. Он сжал её ладонь чуть сильнее, чем было необходимо, не желая отпустить.

– Вы там чего, на собаках, что ли, добираетесь? – одёрнул его появившийся Белов.

Отец стоял за ним, приподняв бокал с янтарной жидкостью в приветствии.

– Добро пожаловать, – бархатистым голосом произнёс он, не обращая внимания на высказанную Белым претензию.

– Да не мороси, заболтался просто с девочками, – обезоруживающе улыбнулся Пчёлкин и снова вернулся взглядом к Вере. – С тобой-то о высоком не побеседуешь, – он заговорщицки подмигнул.

Белов коротко хмыкнул, но совсем невесело, отметила про себя Вера.

За ним появился и ещё один – высокий брюнет с тяжёлой челюстью – Космос. Его Вера помнила с детства. Сын друга отца, московского профессора Юрия Ростиславовича Холмогорова. В детстве ещё они часто проводили выходные загородом семьями, и Космос, хоть и был старше Веры, даже возился с ней, если компании поинтересней не находилось.

Правда, было это давно, да уже почти и не правда – на вид казалось, что в человеке, стоявшем сейчас перед ней, мало что осталось от того парнишки, который тайком от Вериного отца учил её играть в карты.

– Я не понял, уже без нас всё начали, что ли, – добродушно протянул Хомогоров. Поздоровался с Ольгой и будто только сейчас заметил Веру:

– Какие люди – и не в Голливуде!

И тут же, рывком преодолев расстояние в пару метров между ними, сжал её объятиях.

Губы Веры сами собой растянулись в широкой улыбке, она довольно зажмурилась. Ему, наверное, она была даже рада, как ностальгическому привету из давно забытого, но безмятежного прошлого.

Из-под ресниц сощуренных глаз отметила, что с лица Пчёлкина, который за ними наблюдал, сошло самодовольно-игривое выражение.

– Ну как там Америка? – пробасил Кос.

– Пока стои́т, – придав лицу серьёзное выражение, она развела руками.

Космос гоготнул и толкнул Пчёлкина локтем, отдавая пальто маячившей в прихожей Кате.

– Раз все в сборе, прошу к столу, – глянув на замершую в дверях гостиной Таню и коротко ей кивнув, позвал отец.

Вера тихо выдохнула. Теперь, когда людей поприбавилось, можно было особо не участвовать в общей беседе – и без неё обойдутся.

Она скользнула взглядом по Пчёлкину. С последней их встречи в нём будто прибавилось вальяжной самоуверенности – хотя казалось бы, куда уж больше?

Лет десять назад она впервые увидела Пчёлкина, который тёрся возле Космоса, ещё в нелепом спортивном костюме, которые обычно носили молодые крепкие ребята, промышлявшие рэкетом, и с беспорядком отливавших медью вихров на голове. Теперь он стригся короче и носил солидные костюмы. Чёрная рубашка с расстёгнутыми верхними пуговицами – и, конечно, золотая цепь на шее, а на пальце перстень с большим чёрным камнем. Вера мысленно закатила глаза.

На их фоне отец выглядел, конечно, менее броско. Никаких цепочек, перстней – ничего такого. Только тонкая оправа очков, серый строгий костюм – в таком же он вёл когда-то давным-давно, в ещё существующем СССР, свои лекции в университете, – седые виски и сдержанная манера речи. Профессор, одним словом. Даже Белов, который, кажется, был у троицы кем-то вроде главаря, рядом с ним казался неотёсанным мужланом.

В просторной гостиной, залитой тёплым светом ламп, стоял изысканно накрытый на шестерых стол. Всё, как любил отец: дорогая, но простая с виду посуда, бокалы из сверкающего богемского стекла, но главное – идеальная сервировка: прислугу в дом он нанимал только с первоклассным знанием столового этикета. Таня, нынешняя домработница, до устройства к ним домой работала в каком-то шикарном московском ресторане.

Космос, галантно отодвинув для Веры стул и дождавшись, пока она усядется, сам опустился рядом с ней и перехватил бутылку у Кати, хотевшей было налить в Верин бокал вина. Сам плеснул ей алой жидкости и добродушно подмигнул.

Вера сдержанно улыбнулась, подумав про себя, что отец такое пренебрежение правилами бы не одобрил. Перевела на него взгляд. Он сидел во главе стола, но на лице не намёка на недовольство – конечно, он не позволит себе его выказать открыто.

– За наше плодотворное сотрудничество! – Поднял тост Пчёлкин. Именно он, а не Белов, сидел по правую руку от Профессора, что как будто бы нарушало иерархию. Это Вера тоже подметила. – Чтобы оно становился ещё более плодотворным! – Он первым стукнул своим бокалом по бокалу Профессора, за ним повторили и остальные. Комнату заполнил музыкальный звон стекла.

Они с Ольгой, чувствуя какую-то свою непричастность к общему делу и поводу собрания, дежурно прикоснулись бокалами с игристым к бокалам остальных.

От Веры не укрылось, как Пчёлкин намеренно чокнулся своим бокалом с её – и снова задержался взглядом голубых глаз на её лице. Она улыбнулась неискренне и поспешила отвести свой взгляд, делая мелкий глоток алкоголя. Пузырьки легонько пощипывали язык.

Ощутила на себе тяжёлый взгляд отца. Встретилась с ним глазами. О чём он думал, предугадать было невозможно. Улыбка играла на тонких губах, но взгляда не касалась. Был ли он чем-то недоволен? Должно быть. Всегда был. По крайней мере, когда дело казалось дочери.

Вера цедила шампанское, почти не участвуя в общей беседе. Как и Ольга – обе отдали эту прерогативу мужчинам.

Правда, Вера про себя отметила, что Ольга к своему бокалу прикладывалась намного чаще неё самой.

Вечер уже перешёл в ту стадию, когда тихие девушки-официантки к столу почти не приближались. Гости подливали горячительное в бокалы сами. Когда Пчёлкин в очередной раз потянулся, чтобы плеснуть в бокал Ольги вина, его остановила рука Белова.

– Прекращай, – тихо, но жестко одёрнул он жену. Она сидела справа от него, прямо напротив Веры.

Глаза Ольги блеснули вспышкой тихой ярости, на щеках уже играл лёгкий румянец – то ли от выпитого, то ли от окатившей её волны чувств.

– Не приказывай, – прошипела она, встречаясь прямым взглядом с глазами мужа.

А брак явно не ладится, подумала про себя Вера.

– Тебе уже хватит, – не повышая тона, констатировал Белов тоном, не терпящим пререканий. – Лучше воздухом подыши.

Пауза повисла короткая, но неловкая и напряжённая настолько, что показалась вечностью.

Вера с долей лёгкого удивления отметила, что Пчёлкин, когда Белов опустил руку, бутылку с вином на стол не поставил – наоборот, намеревался довести дело до конца и наполнить бокал жены друга алкоголем.

– Белый, раз дама хочет, то… – начал он с улыбкой, будто ничего и не произошло.

– Ты не путай берега, – теперь уже они схлестнулись взглядами. Атмосфера только накалилась.

Пчёлкин смотрел на Белова сверху вниз, только, кажется, преимущества ему это никакого не давало.

А иметь такое преимуществ ему, кажется, хотелось. Вера заметила, что хотя улыбка с его губ и не сошла, ноздри его на секунду раздулись в коротком раздражённом выдохе.

Ольга опустила взгляд, но Вера успела заметить, как она украдкой посмотрела на Пчёлкина с ноткой благодарности.

Вера поймала на себе короткий взгляд отца. Он посмотрел на неё поверх своего бокала, едва дёрнув бровью.

– Я же скрипку обещала тебе показать, – хлопнула она себя по коленям, поднимаясь со стула. Протянула Ольге руку, обходя стол. – Если в начале пьесы на стене висит скрипка, в конце кто-то должен на ней сыграть! – обезоруживающе улыбнувшись, она оглядела присутствующих и вернулась взглядом к лицу Ольги. – Прошу нас простить, оставляем вас в чисто мужской компании.

Ольга вложила свою ладонь в Верину и кивнула, коротко улыбнувшись. Не глядя на мужа, она встала, а Белов тяжёлым взглядом за нею наблюдал.

Уже поданные на десерт порции парфе почти съедены, на столе остались только бутылки с крепким виски, а значит, окончена и официальная «светская» часть ужина, предполагающая обязательное их с Ольгой присутствие. Вера знала, что дальше отец предпочтёт оставить за столом только своих «партнёров»: разговор примет уже исключительно деловой характер. Потому они и собрались здесь, в домашней обстановке, не предполагающей чужих, даже жены и дочери, ушей.

Но напряжение в воздухе Вера чувствовала кожей. Ретироваться хотелось максимально быстро, Вера даже про себя чертыхнулась на замешкавшуюся Ольгу. Оглянулась и захватила свободной рукой оставшийся на столе бокал шампанского: так хоть полегче будет.

Пчёлкин уселся обратно на своё место и откинулся на спинку стула, тоже исподлобья наблюдая за Верой и Ольгой. Костяшками пальцев потирал губы. Чёрный камень в его перстне сверкнул, отражая свет.

Повисла тяжёлая пауза, которую никто не стремился заполнить хоть каким-нибудь разговором. Мужчины молча ждали, пока женщины покинут гостиную. Думали каждый о своём. Только Космос неловко улыбнулся Вере.