Пролог (1/2)
– Машина уже ждёт, – приоткрыв дверь в комнату, позвал отец.
Вера оторвала взгляд от фотографии мамы, которую уже пару минут тонкими пальцами сжимала в руках, замерев посреди собственной комнаты. Она обернулась через плечо на голос отца: тот застыл в дверях, остановившись на Вере взглядом.
Строгий чёрный костюм, тёмно-бордовый галстук, кипенно-белая рубашка – всё без единой складки, насквозь идеальное. В ясных серых глазах под усталыми веками плещется невозмутимость.
– Уже иду, – ответила Вера тихо и поставила на стол рамку с фото.
Отец скользнул взглядом вниз по её шёлковому белому платью.
– Всё-таки слишком простое, – подытожил он, качнув головой в разочаровании.
Вера только молча покосилась на отца. Платье, и правда, по нынешней свадебной моде совсем неподходящее. Ни пышной юбки, ни рюшей, ни каких-нибудь сверкающих бусин – просто шёлковая сорочка на тонких бретелях.
Ненастоящее свадебное платье. Да и она ненастоящая невеста, всё правильно.
– Фату не забудь, – напомнил отец. Вера раздражённо выдохнула.
Белая ткань полупрозрачным облаком валялась на столе. Вера нехотя покрыла ею голову и поправила, глядя в большое, во весь рост, зеркало. Глаза заплаканные – она и без зеркала знала; но косметикой это удалось скрыть хотя бы отчасти.
Стебли букета из белых гортензий сжала пальцами, будто последнюю соломинку надежды.
– Пойдём, – наконец, шагнула в сторону двери к отцу. Тот лишь коротко кивнул, поправляя галстук, и вышел из комнаты. Вера последовала за ним.
Она спустилась по лестнице, взгляда не сводя с его равнодушной спины, обтянутой тканью чёрного пиджака. В прихожей он накинул ей на плечи пальто, задержав крепкие ладони на её тонких плечах. Сжал пальцами кожу сквозь тонкую шерстяную ткань.
– Всё будет хорошо, – полушёпотом произнёс возле уха, скользнув ладонью вниз по руке. – Так будет лучше для тебя.
Вера угрюмо глянула ему в лицо. Сейчас на нём застыло совсем для отца нехарактерное выражение сердобольного участия.
– Конечно, пап, – наигранно-равнодушно повела плечом. – Всё только ради меня, – хмыкнула с горечью.
– Улыбнись, – приобняв Веру за талию, отец толкнул дверь, впуская в прихожую холод. Вера, поддерживаемая отцом, сделала шаг наружу в элегантных туфельках на тонком каблуке. По обнажённым ногам скользнул морозный воздух.
Чёрный роллс-ройс ожидал их во дворе, а за открытыми воротами забора остановились три чёрных ауди охраны. Вера опустилась в тепло салона машины, откидываясь на сидении. Отец устроился рядом.
– Всё? – спросил у Веры требовательно, внимательно на неё глядя. Она кивнула. – Поехали, – кинул водителю и достал телефон.
Вера равнодушно смотрела в окно машины на вереницу проплывающих мимо почти уже голых деревьев. Унылый пейзаж: краски осени успели схлынуть, отцвести, а небо грузом свинцовых туч повисло над острыми и неказистыми в своей наготе ветвями. На стекле осели капли мелкой ноябрьской мороси.
– А фамилию менять придётся? – отрешённо прервала Вера гробовую тишину салона.
– Что? – переспросил непонимающе отец, оторванный от собственных мыслей.
– Ну, фамилию, – Вера склонила голову в его сторону. – Вера Пчёлкина. Звучит по-дурацки.
Скосила взгляд на его лицо, по которому скользнула тень секундного замешательства. Он секунду подумал, нахмурив лоб, и отмахнулся:
– У мужа и спрашивай, – снова выхватил телефон, набирая чей-то номер. – Да. Едем.
Вера опять отвернулась. Прислушиваться к его коротким репликам, обращённым к кому-то на том конце трубки, не стала. Укуталась посильней в пальто, ещё раз мысленно пробуя на языке сочетание имени с фамилией будущего – нежеланного – мужа.
Вера Пчёлкина.
Нелепо. Несуразно. Совсем не подходит. И звучит, как приговор. Она откинула голову назад, шумно выдыхая.
Когда по пейзажу знакомых районов за окном поняла, что они уже подъезжают к ЗАГСу, ощутила поднимающуюся в грудной клетке тревогу. Под рёбрами нарастал вакуум; поглощающая всю Веру изнутри чёрная дыра. Ей хотелось с силой растереть лицо ладонями, чтобы почувствовать что-то, кроме этой сковывающей паники, но она вовремя успела себя одёрнуть: косметика смажется.
Чем скорей приближалось здание дворца бракосочетаний в центре Москвы, тем тяжелее становилось у Веры на сердце.
Вот машина замедлила ход; за окном проплыла вереница таких же блестящих чёрным металлом машин, припаркованных возле старого особняка с голубовато-изумрудным фасадом.