Часть 17 (1/2)

Выспаться не удалось. Снова.

Чуя бы и рад, ведь в обнимку с любимым человеком, когда за окном накрапывает дождик, — или, может быть, только остатки уже прошедшего падают с балконов этажей выше и с характерным стуком разбиваются о водоотлив, — а внутри уютно и тихо, лишь мерное сопение раздаётся прямо под боком, а тепло чужого тела так и согревает, спать — одно удовольствие. Но Дазай, судя по всему, его ощущений не разделял.

Журналист ворочался всю ночь. Поначалу, когда Чуя впервые проснулся из-за его повышенной активности, он уже был готов пинками выгнать Дазая на другую половину кровати, чтобы он не мешал ему спать. Но заметив, что прямо во сне — Чуя готов был поклясться, что тот не притворялся, — он хмурился, и под закрытыми веками его глаза беспокойно бегали туда-сюда, гробовщик догадался, что это было вовсе не баловство. Ему снился кошмар.

Поскольку сам Чуя за всю свою жизнь не видел ни одного сна, и уж тем более кошмара, он мог только догадываться о том, каково это. Но того, что он видел этой ночью, было достаточно, чтобы понять главное — Дазаю было по-настоящему страшно. Пусть то, что он видел, чем бы оно ни было, не происходило в действительности и было лишь плодом его воображения, эмоции, которые он испытывал, были вполне себе реальными. Пока Чуя соображал, что ему делать в этой ситуации, у журналиста участилось дыхание, а на лбу выступил пот; гробовщик чувствовал, как сильно билось в груди объятое страхом сердце. Ему надо было как-то помочь.

Не придумав ничего лучше, Чуя просто обнял его покрепче, прижал голову к плечу, и начал гладить по спине, едва слышно шепча, что всё хорошо и он рядом. Это помогло: на какое-то время Дазай и вправду успокоился, даже дыхание у него выровнялось, и Чуя уже успел обрадоваться, что они оба смогут без проблем доспать эту ночь, как всё началось снова. Тахикардия, гипервентиляция, холодный пот и невнятное бормотание — всё указывало на то, что Дазай видит что-то действительно ужасное. Тем не менее, ещё в детстве где-то вычитав, что лунатиков будить нельзя, Чуя опасался разбудить и Дазая, чтобы не напугать его ещё сильнее. Вместо этого он продолжал пытаться успокоить его так же, как делал раньше, пусть теперь и безуспешно.

Дазай проснулся сам. Вдохнул резко, глубоко и громко, как будто вынырнул из-под воды, и ещё с полминуты пытался отдышаться. Чуя притворился, что спит, чтобы не смущать его своим сознательным присутствием, когда ему было и без того плохо, но он чувствовал, что, немного придя в себя, Дазай долго всматривался в его лицо в темноте, прежде чем осторожно выбраться из крепких объятий и, с тихим скрипом встав с постели, уйти на кухню. Хлопнула балконная дверь, через пару минут потянуло запахом сигарет.

Непонятно, было ли это только ощущение Чуи или действительность, но Дазай не возвращался очень долго. Казалось, что его не было минут двадцать, а может и полчаса — но когда он вернулся, так же тихо и осторожно забравшись в постель, стало холодно. Он сидел на балконе так долго, что его кожа стала ледяной. То ли он всё это время пытался оклематься, то ли специально себя заморозил — было неясно и значения не имело. Чуя просто обнял его со спины, когда Дазай отвернулся, и прижал к себе, чтобы поскорее согреть дурака. Тогда он выдохнул, и всё напряжение из его тела исчезло в один момент.

***</p>

— Чуя… — раздался тихий шёпот прямо над ухом, — просыпайся, лисёнок.

Чуя глубоко вдохнул, потягиваясь согнутыми в локтях руками в разные стороны, и лениво открыл глаза, после чего тут же зажмурился, прикрыв лицо ладонью — от яркого света стало больно.

— Вставай-вставай, — рука потрепала его по волосам, — всю жизнь проспишь.

— Отъебись, — он буркнул себе под нос и отвернулся, укрываясь одеялом с головой.

— По-ра вста-вать, — толкая его то в одну, то в другую сторону с каждым слогом, проговорил Дазай.

— Отъ-е-бись, — в той же манере ответил Чуя. — Пять минут.

— Ты уже в четвертый раз это говоришь! Давай, а то на работу опоздаешь, — он стянул одеяло, открывая миру рыжую макушку. — А я завтрак приготовлю.

— Нет. Не вздумай, — всё ещё не открывая глаз и пряча лицо под одеялом, Чуя наугад схватил Дазая. Кажется, за руку. — Я не в настроении завтракать углём.

— Как скажете, шеф.

Когда Дазай вышел из спальни, Чуя вздохнул, вложив в этот вздох всю свою заёбанность от жизни, усталость, желание наконец выспаться и недовольство устройством мира, в котором ему не повезло родиться — том самом, в котором деньги не падают с неба. С большим трудом он заставил себя выползти из-под одеяла, наспех умылся и совсем не тщательно принял душ. Когда он добрался до кухни, Дазай сидел за столом и попивал чай. Выглядел он не сказать что свежо, но вполне себе бодро. Наверняка проснулся ещё от первого будильника, уже успел привести себя в порядок и теперь наслаждался спокойствием начала дня, пока небо за окном постепенно светлело.

— Доброе утро, — улыбнулся журналист. — Как спалось?

— Нормально, — засыпая кофе в турку, ответил Чуя. — Тебе?

— Замечательно. Ты такой милый, когда спишь, — продолжая улыбаться, он пил чай, тихонько прихлёбывая. — Я тут ночью вставал водички попить, и так засмотрелся на тебя… Очаровашка, глаз не оторвать.

Он ведь только что соврал, да? Без зазрения совести. Даже глазом не моргнув.

— Пиздишь.

— М?

— Ты только что меня обманул. Зачем?

— Я не понимаю, о чём ты, — он пожал плечами, не сводя с Чуи простодушного взгляда.

— Ты не за водой вставал. Тебе ведь кошмар снился?

— А, ты об этом… — он выдохнул, и было трудно не заметить, как улыбка перестала быть искренней. — Да, ты меня раскусил. Просто не хотел беспокоить тебя из-за ерунды, оно того не стоит.

— Я сам решу, что стоит, а что нет, — Чуя нахмурился и сел напротив него. — Часто с тобой такое бывает?

— Это что, внеплановая консультация психиатра?

— Ответь на вопрос.

— Зависит от того, что в твоём понимании «часто».

— Дазай, блять, — он стиснул зубы и стукнул ладонью по столу. — Хватит к словам цепляться. Просто скажи, часто или нет.

— Регулярно. Но я уже сказал, это пустяки.

— Опять врёшь?

— Да с чего ты взял?

Дазай начинал раздражаться — впрочем, как и сам Чуя. Оно и неудивительно, ведь он продолжал раскапывать то, что журналист явно пытался скрыть; даже признаться в том, что его мучают ночные кошмары, ему было непросто. Но оставлять всё как есть Чуя не собирался. Он не просто хотел вывести Дазая на чистую воду, — хотя и это тоже, не зря же он упрекал его в недоверии без причины, — но и узнать, как он может помочь, если вообще может. От одной мысли о том, что этот придурок — его придурок — страдает ночами и пугает сам себя так сильно, что ему по полчаса приходится сидеть на холоде и курить одну сигарету за другой, чтобы хоть как-то успокоиться, внутри закипала злоба. На Дазая, на себя, на своё бессилие и на весь этот мир. От того, что любимый человек страдает, было больно, но он понимал, что эта боль не сравнится с той, что испытывал Дазай; а острая необходимость защитить его была такой сильной, как никогда раньше.

— Потому что я знаю, что ты проснулся весь в поту, а потом половину ночи сидел на балконе. По-твоему, это пустяки?

— Это всего лишь сон, Чуя. Приятного мало, но кошмары не смертельны, уж поверь мне.

Кофе на плите начинал пениться. Чуя налил понемногу в две чашки, одну из которых поставил перед Дазаем, и вернулся на своё место. Попивая горячий напиток, он рассматривал безразличное, но вместе с тем глубоко обеспокоенное лицо напротив. Дазай не пытался скрыть своих эмоций, но по его взгляду было ясно, что он хотел, чтобы этот разговор скорее закончился. И всё же он его не прерывал.

— Я могу как-то тебе помочь? — не придумав ничего лучше, прямо спросил Чуя.

— Ну, поняшить меня немножко, как сегодня ночью. Не могу обещать, что это поможет, но мне было приятно, — он пожал плечами, делая первый глоток кофе и сразу же морща нос от горечи. — Спасибо, кстати, что ночью не стал лезть ко мне с расспросами. Это было бы совсем не кстати.

— Да не за что… Расскажешь, что тебе снилось?

— Очень интересный сюжет, на самом деле, — он усмехнулся, отодвигая чашку с кофе подальше и отпивая чай, который приготовил ещё до пробуждения Чуи. — Хоть аниме рисуй. Я бы посмотрел, кстати.

— Ну?

— Во-первых, во сне был ты. И у тебя была какая-то суперспособность, или вроде того. Вернее нет, не так, — он поставил кружку на стол, чтобы освободить руки для активной жестикуляции. — В тебе была заключена некая сущность, какое-то божество, благодаря которому ты мог управлять гравитацией всего, к чему прикоснёшься. Даже летать мог! Но не суть. Мы с тобой работали в паре и сражались с каким-то монстром типа Ктулху, и твоих сил было недостаточно, а моя суперспособность была не то чтобы применимой в бою.

— У тебя тоже была?

— Да, что-то вроде… обнуления, наверное. Я к этому ещё вернусь. В общем, чтобы одолеть того монстра, ты обратился за помощью к богу внутри тебя, и он взял контроль над твоим телом. Ты создавал какие-то гравитационные бомбы или чёрные дыры, — он изобразил в воздухе шар размером примерно с арбуз, — кидался ими в то чудовище и не только, крушил всё вокруг. Я очень хорошо помню, что твоя сила восхищала и в равной степени ужасала; мне казалось, что ты можешь разрушить всю планету, если захочешь. И ещё я помню чёткое осознание того, что я — единственный, кто может тебя остановить, что даже ты сам не можешь вернуть над собой контроль, и если я этого не сделаю, то божество будет сеять хаос до тех пор, пока ты сам не умрёшь от изнеможения. Мне нужно было только коснуться тебя, чтобы твоё сознание вернуло контроль, но мне что-то мешало, я не мог к тебе подобраться. И я помню, что ты уже начинал кашлять кровью, и из глаз у тебя тоже текла кровь, — он коснулся собственной щеки прямо у внешнего уголка правого глаза. — Я понимал, что ещё чуть-чуть, и твоё тело просто не выдержит. Ты еле стоял на ногах, но продолжал громить всё вокруг и не подпускал меня к себе. Я никогда в жизни так сильно не боялся просто не успеть.

Чуя почти не дышал, смотря прямо на Дазая, чей взгляд был устремлён вникуда. Все немногочисленные заусенцы на его ухоженных руках оказались сорваны за время, что он пересказывал свой сон, а губы искусаны в кровь.

— И ты… успел?

— Нет. За секунду до того, как я тебя коснулся, ты упал замертво.

По спине пробежали мурашки. Дазай выдохнул и отпил ещё чаю, пряча лицо за кружкой.

Неужели тот страх, — настоящий, неподдельный ужас, — который Дазай испытывал этой ночью, был напрямую связан с ним? Он проснулся в настоящей панике, и ещё долго не мог успокоиться из-за того, что увидел, как он умирает? Дазай никак не мог подделать своих эмоций, уж точно не во сне; даже сейчас, когда он вспоминал увиденное, его дискомфорт и беспокойство трудно было не заметить. Он действительно боялся даже мысли о том, чтобы потерять Чую в том или ином смысле, и боялся настолько, что само подсознание кошмарило его подобными сюжетами. Все переживания о том, что он ничего не стоит для своей второй половины, в этот момент начали казаться почти смешными. Этот эпизод говорил намного больше, чем сказали бы слова «я тебя люблю».

— Хорошо, что это был только сон, — Дазай прервал затянувшуюся паузу. — Боюсь, твоей смерти я бы не вынес.

— Ты от меня так просто не отделаешься, — Чуя попытался разрядить обстановку. — Я с тобой надолго.

— Надеюсь! А что там по времени? Не опаздываешь?

— Нет, — Чуя ответил, даже не проверив время: проснулся-то он сегодня раньше обычного. — Какие у тебя планы на сегодня?

— На сегодня у меня назначены два последних интервью. Надеюсь успеть их обработать и отправить статью на редакцию.

— Дашь почитать?

— Не думаю, — он учтиво улыбнулся, — я лучше сам тебе расскажу, о чём она. Так ведь интереснее.

— Как хочешь.

Чуя пожал плечами и, прикрыв глаза, допил свой кофе. Завтракать не хотелось, так что он просто собрал себе еды на работу на скорую руку, пока Дазай допивал чай, вовсе не торопясь. Так же без особой спешки они закончили утренние сборы, и попрощались у самого подъезда: Дазай поехал домой на такси, а Чуя предпочёл отправиться на работу поездом.

***</p>

На работе было всё как всегда: пришёл, включил компьютер, пока покупателей не было, занялся изготовлением последнего заказа. Между делом, пока заказов не было, он начал генеральную уборку, которую не проводил уже неприлично долго. Конечно, Чуя и так старался не захламлять рабочее пространство: подметал в конце каждого рабочего дня, протирал полки, если что-то проливалось; но такой уборки по мелочи не всегда было достаточно. Иногда нужно было залезть и в самые дальние ящики и на самые высокие полки, проверить все сроки годности и выбросить материалы, если где-то они уже истекли, навести везде порядок, хорошенько вымыть пол и окна, не забыть протереть компьютер и витринные варианты гробов от пыли.

Сказать, что такая уборка утомляет — ничего не сказать. Даже больше, чем работа, наверное. Гробовщик привык к своим монотонным действиям, выполнял их неспешно, приняв удобное положение, но в этот раз пришлось обойти — или, скорее, обползти, — всю мастерскую, которая вдруг стала намного больше, чем обычно, добраться до каждого уголка и избавить его от пыли и прочих загрязнений. И делать это нужно было быстро, чтобы не терять драгоценного времени, параллельно контролируя и приёмную, дабы не заставить ждать покупателя — один такой всё же прервал его уборку. К середине дня заказ был принят, мастерская вычищена до блеска, но сил осталось маловато.

Отыскав табличку «перерыв 30 минут», которую он покупал ещё только открывая свою лавку и наивно предполагая, что у него будет возможность полноценно обедать на работе чем-то кроме онигири из соседнего магазинчика, запечёным бататом или шоколадным батончиком оттуда же, Чуя с чистой совестью повесил её на дверь и запер магазин изнутри. Зашёл в мастерскую, достал из рюкзака собранный утром обед, и, по привычке пожелав самому себе приятного аппетита, начал трапезу.

Стук в дверь раздался уже через несколько минут. Чуя проигнорировал. Спустя полминуты постучали снова: на этот раз сильнее и громче, и это Чуя игнорировал ещё усерднее. Пусть он и работает на себя, но право на обед ведь у него должно быть. А если эти потенциальные покупатели настолько непонятливые, что не могут погулять где-нибудь полчасика, он не расстроится, если они уйдут к другому мастеру. С такими ему говорить не о чем.

Но они не ушли. В дверь постучали в третий раз.

Потеряв терпение и уже готовый лично послать этого дятла, — или дятлиху, или дятлов, — куда подальше, он убрал контейнер с едой в сторону, отряхнул руки, ругаясь про себя, и вышел в приёмную. Но конечно же, конечно же за дверью стоял никакой не покупатель. За дверью стоял грёбаный Дазай.