Часть 5 (1/2)

И снова рабочая неделя. Снова тяжёлое, почти болезненное пробуждение в пять утра, горький кофе, яичница и никотин на завтрак, холодный душ, безуспешные попытки взбодриться и прийти в чувства. Снова размышления о бренности бытия по дороге на работу, пока в вагоне становится всё больше и больше людей. Снова производство гробов. Снова, снова и снова. Настоящий день сурка.

Процесс обклеивания внутренней поверхности тканью шёл полным ходом, когда из приёмной донёсся звон. Чуя отряхнул руки, снял рабочий фартук и вышел из мастерской.

В приёмной его ждал мужчина средних лет: в очках, строгом костюме, с аккуратно подстриженными чёрными волосами. Впалые щёки и уставший, поникший взгляд совсем не вписывались в его образ.

— Добрый день, — Чуя поприветствовал его кивком и прошёл к компьютеру. — Чем я могу вам помочь?

— Здравствуйте. Я бы хотел заказать у вас гроб. М… — он замялся на секунду, прикрыл глаза и тяжело вздохнул, — маленький.

Вот блять.

— Да, конечно, — Чуя со вздохом сел за компьютер и создал новый файл для приёма заказа. — Назовите своё имя, пожалуйста.

Создание маленьких гробов было худшей частью этой работы. Не потому, что все размеры приходилось высчитывать индивидуально; не потому, что оставалось много досок сложной формы, которые не пустишь в производство; не потому, что сил на них уходило столько же, если не больше, а цена была ниже. Всё это было сущим пустяком по сравнению с мыслью о том, что гроб этот предназначался для ребёнка. Для мёртвого ребёнка.

— Хираока Кимитакэ.

Записывая имя, Чуя краем глаза заметил, как покупатель снял очки и потёр переносицу. Он слегка пошатнулся.

— Вы в порядке?

— Простите, — он опёрся о край рабочего стола, — можно куда-нибудь присесть?

— Да, секунду, — Чуя быстрым шагом прошёл в мастерскую и принёс оттуда свой стул. Поставил его напротив стола и вернулся на место.

— Прошу прощения, я… — он достал из нагрудного кармана белый тканевый платок и протёр им пот со лба. — Сейчас…

— Всё в порядке. Принести вам воды?

— Нет, спасибо, — мужчина судорожно выдохнул, — мне нужна… одна минута.

— Хорошо. Скажите, когда будете готовы продолжить.

Чтобы не смущать своего посетителя, Чуя сделал вид, что занят чем-то в своём компьютере — на деле же он просто вводил и стирал случайные значения в открытой анкете. На самом деле, он ничуть не удивился этому событию: в обморок, правда, у него ещё никто не падал, но казалось, что каждый второй покупатель был на грани: недосып, сильный стресс от пережитого потрясения, постоянное эмоциональное напряжение. А этот Хираока ещё и ребёнка потерял — понятное дело, несчастному поплохело. Главное, чтобы он и вправду оклемался через пару минут — что делать, если этого не случится или, не дай бог, ему станет хуже, Чуя совершенно не знал. Вызвать скорую? Наверняка просто давление скакнуло, и пока врачи приедут, он уже будет в порядке.

— Прошу прощения за неудобства, — Хираока откашлялся и затянул галстук, что ослабил только что, чтобы дышать легче было. — Давайте продолжать, пожалуйста.

— Конечно, — Чуя кивнул, стирая последние данные, введённые чисто для виду. — У вас есть ограничения в бюджете?

— Ну… самое дешёвое не хотелось бы, конечно, но и элитные материалы мы вряд ли можем себе позволить…

— Я понял. Из материалов могу предложить дуб, орех, вишню и сосну. Цена, соответственно, убывает.

— Чем они отличаются?

— Ну, во-первых, конечно, внешним видом. Сосна выглядит проще всего. Захоронения, если я правильно понимаю, не будет, но всё же стоит отметить, что чем дороже материал, тем дольше он будет сохранять товарный вид и тем меньше подвержен воздействию влаги и, соответственно, гниению.

— Хорошо, тогда… — мужчина вздохнул, пытаясь определиться с выбором, — вишня.

— Угу, — Чуя с кивком занёс данные в компьютер, — для обивки используют шёлк, атлас или сатин.

— Атлас. Белого цвета.

— Замечательно. Снаружи покроем тканью или лаком?

— Лаком.

— Принято. Какая-то декорация? Позолоченные ручки, например, роспись или резьба?

— Это, наверное, дорого? — с некоторой надеждой в голосе спросил он.

— Зависит от сложности. Цена за резьбу и роспись начинается с пятидесяти, золочение ручек — тридцать.

— Тогда не нужно.

— Понял, — Чуя оставил графы пустыми и перешёл на следующую страницу. Теперь ему предстояло узнать у Хираоки детали о его покойном ребёнке. Хотелось бы сделать это как-то аккуратнее, чтобы избежать обмороков, но времени на то, чтобы искать слова, не было. — Каков был рост и возраст?

— 93 сантиметра. Три с половиной года.

Совсем маленький.

Детские гробы, к счастью, по размерам не делились, и все вычисления основывались на том, что Чуя уже успел узнать.

— Могильный камень потребуется?

— Да, конечно.

— Тогда понадобится имя.

— Хиратока Иичиро.

— И ваши контакты.

Под диктовку заполнив последнюю графу, Чуя сохранил файл и кивнул.

— На этом всё. Будет готов в течение двух дней, я об этом сообщу. А, да, и я работаю по предоплате, — Чуя развернул монитор и указал на сумму внизу экрана. Хиратока кивнул, достал из внутреннего кармана кошелёк и отсчитал нужную сумму.

Мужчина собирался встать со стула, но, видимо, от резкого движения у него закружилась голова, или ещё что, и он плюхнулся обратно.

— Вам помочь?

— Нет, не стоит… сейчас, — он поморгал, держась за висок.

— Можете посидеть здесь, пока не станет лучше. Если понадоблюсь, дайте знать, — Чуя поклонился и вернулся в мастерскую, оставив дверь приоткрытой.

Немного странно было оставлять покупателя одного, но, в конце концов, он взрослый человек и должен быть в состоянии позаботиться о себе — попросить о помощи, если она потребуется, в том числе. Но он отказывался, и Чуя не видел смысла в том, чтобы настаивать.

Он открыл окно пошире, чтобы впустить свежего воздуха, и продолжил работу там, где он остановился. Работать стоя, согнувшись в три погибели, было не особо-то и удобно, но забирать у Хиратоки стул было бы зверством.

Через несколько минут он всё же попрощался с Чуей и ушёл, тихо хлопнув дверью.

***</p>

Понедельник — день тяжёлый. Как обычно бывает после выходных, пришлось взять на себя роль настоящего конвейера — даже в таком относительно небольшом городе люди постоянно умирают, и после двух дней безделья лишнего времени на отдых не оставалось. Нужно было срочно искать второго работника или хотя бы помощника, а то так и самого себя в могилу свести не долго. Больше всего под конец рабочего дня болела, конечно, спина.

Но стоило Чуе запереть дверь в магазин и попрощаться с ним до завтрашнего утра, как ноющая боль в пояснице ушла на второй план. На смену ей, вместе с тем самым голосом, звучащим будто из глубин Ада, пришла острая. Головная.

— Приветики!

С тяжёлым вздохом Чуя обернулся, уже зная, что увидит. Кого увидит.

И снова он. Снова грёбаный Дазай.

Стоял себе, оперевшись о стену у самого входа в магазин — но так, чтобы его не было видно снаружи — и скрестив руки на груди. В глаза сразу бросилась белизна его бинтов — поменял перевязки? Может, даже был в больнице?

— Доебался так доебался, — Чуя пробубнил себе под нос, — что надо?

— Да вот знаешь, стало мне скучновато — решил прогуляться. А ноги меня сами к тебе привели.

— Удивительно, — Чуя фыркнул, поджигая сигарету и направляясь прямо к станции. Дазай догнал его в два шага (конечно, блять, с такими-то ногами. Каланча ебаная) и зашагал рядом. — Что ты хочешь? Я не собираюсь тебя развлекать.

— Тогда я тебя развлеку. Не будь букой, прогуляйся со мной, — он пихнул его локтем в бок, и только Чуя собирался ударить в ответ, не позволив такого панибратства в свою сторону, как он взял его под локоть.

— Руки убери! — Чуя дёрнулся и отошёл на полшага. Больной что ли? Ах да. — За такое и по ебалу можно получить.

— Такой маленький, а такой злой… — Дазай недовольно фыркнул, пряча руки в карманы. — Правду говорят, что прекрасное мимолётно. Стоило один раз прикоснуться к мечте, и вот она уже растворяется в летних сумерках…

— Ты что несёшь? — Чуя покосился на Дазая, выгнув бровь. — Грибов наелся?

— Пока нет, но в планах имеется. Обожаю жюльен, — он мечтательно промычал. — Но здесь его совершенно не умеют готовить. Лучший жюльен в своей жизни я пробовал в забегаловке на окраине Парижа.

— Парижа?

— Парижа, — он хитро улыбнулся. Вот же сукин сын, умеет заинтриговать!

Они подошли к повороту, который нужно было сделать, дабы попать к станции, и Чуя хотел было сменить направление, но Дазай схватил его за руку и потянул вперёд.

— Куда ты…

— Как сейчас помню: апрель, тюльпаны только распустились, на главных улицах музыканты и даже мимы, «месье, месье!». Ах, чудесное было время, — он улыбался, размахивая одной рукой и продолжая подталкивать лениво сопротивляющегося Чую вперёд. Гробовщик в это время разрывался между двумя желаниями: вернуться к своей дороге домой или послушать ещё немного красочных рассказов Дазая. Видимо, благодаря профессиональной деформации, речи его были слишком уж увлекательны. — А как прекрасно было бы умереть, спрыгнув с вершины Эйфелевой башни!

Нихуя себе.

— Ты чё?

— А ты что, не согласен? — Дазай посмотрел на него круглыми от удивления глазами. — Это же так романтично!

— Н-нет, не согласен, — Чуя помотал головой, — не вижу ничего романтичного в самоубийстве.

Неужели смертельная болезнь так действует? Если постараться, конечно, можно было понять, почему для человека, знающего, что он скоро умрёт, жизнь потеряла ценность, и теперь он задумывался о каких-то красивых способах её прервать. Но всё же… когда тебе остаются считанные месяцы — не лучше ли постараться взять от них всё возможное?

— Ничего-то ты не понимаешь. Самоубийство — самый изящный способ закончить жизнь.