Зов (1/2)
Музыка лилась издалека, но кружила повсюду. Долгая, звонкая, переливчатая и дрожащая, как весенняя капель, она, закручиваясь в спираль, устремлялась ввысь. И не было ничего, кроме искусной мелодии, терявшейся в золотистых небесах. И Мириам следовала за ней.
Босые ноги утопали в прохладе, щекотно кусающей пятки, а в голове звенело ожидание, предвкушение, предвосхищение. Там её ждали. Там ждали их. Кто-то великий и благостный щедро протягивал ладонь: только возьми его за руку — и попадёшь в светлое будущее, которого лишена навек. Это знание пришло к Мириам вместе с причудливым сплетением мелодии, и ноги спешили ему навстречу. Всё выше и выше по винтовой лестнице, которой не было ни конца, ни начала. Под тонкую манящую песню…
Мелодия кончилась внезапно — оборвалась в рёв. Надсадный, булькающий предсмертный вопль Архидемона лишил опоры. Ноги дрогнули, утонули в едва различимых ступенях, и Мириам рухнула вниз. Она летела спиной вперёд и задыхалась, захлёбывалась воздухом, что вдруг показался влажным и тяжёлым от крови.
Золото небес обратилось медью, воздушные ступеньки — крутой каменной лестницей в цитадели Кинлох, боль прошибла грудь, голову. Медная горечь свернулась на языке. Кровь коростой прорастала вокруг и внутри.
Мириам слабо взмахнула рукой, и перед мутнеющим взором мелькнули чужие пальцы — посеревшие, изрытые язвами моровой болезни, скрюченные скверной. Ссохшиеся губы разорвал стон, Архидемон вверху взвизгнул печально и словно сочувственно, боль ошпарила тело. Ослепительный свет заполнил всё.
Под пальцами с едва различимым треском скомкались льняные простыни. Сиплый тревожный выдох растаял в шуме ночи. Мириам резко распахнула глаза и не мигая уставилась в потолок. На нём, подёрнутым сумраком, извивались неправильно вытянутые длинные тени неживых предметов. Вот низенькая тахта, вот трехногий табурет, выполняющий роль подставки для железного таза с ледяной водой, вот подсвечник, искривлённый, как книжник Ройек, торгующий в Нижнем городе фолиантами сомнительного содержания, вот сутуловатая фигура Алистера. Настороженно покосившись вправо, Мириам скользнула всё ещё напряжённой, но, к счастью, не изувеченной скверной рукой по складкам рядом с собой.
Тёплая. Значит, встал Алистер совсем недавно. И тут же растопил камин пожарче и уселся так близко к огню, как, бывало, садился холодными ночами в лагере, когда их одолевали кошмарные сны, и разгонял пустыми разговорами ледяную тревогу, предательски дрожавшую в горле.
Почти как сейчас.
Убедившись, что сердце больше не грохочет в отчаянии и дыхание не сбивается, Мириам медленно сползла с кровати и поспешила надеть новенькую шёлковую рубаху. Поверх неё накинула на плечи ещё и пуховый платок — всё-таки было зябко — и босиком подступила к Алистеру.
Многочисленные бегства и сражения научили Мириам передвигаться невесомо, беззвучно и стремительно, поэтому когда она опустилась рядом с Алистером на циновку, он вздрогнул от неожиданности, однако не обернулся.
Мириам настороженно покосилась на Алистера.
На душе у него лежала невыносимо тяжёлая печаль. Её легко было уловить в опущенных плечах, в складках между бровями, в юности становившихся поводом для шуток, в напряжённо сжатых кулаках, во взгляде, от безнадёжности обращённом к огню. Напрасно Алистер пытался её скрыть.
«Опять Стражи», — угрюмо нахмурилась Мириам, ни на миг не сомневаясь в своей правоте. Однако говорить не стала ничего: в последнее время они предпочитали не упоминать Орден вслух, чтобы невзначай не разругаться.
— Я разбудил тебя?..
В глухом голосе Алистера, потерявшемся в треске камина, причудливо слились сожаление и тихая радость. Он скользнул ладонью по лицу в слабой попытке снять мрачное оцепенение, но обречённо покачал головой. Колючий холод ночи дрожью прокатился по коже. Мириам передёрнула плечами и, подобрав под себя ноги, со свистом выдохнула:
— Не ты. Если бы ты, я бы была счастлива…
— Мы можем вернуться в постель. И утром я тебя разбужу. Просто… Я встал, потому что… Мне надо было… Подумать.
В смущении взъерошив волосы на затылке, Алистер одарил Мириам мимолётным, но тем самым нежным медовым взглядом, который всегда согревал лучше огня, исцелял верней припарок и на который нельзя было не ответить улыбкой.
На миг даже показалось, будто всё у них хорошо и дальше будет только лучше — только на миг…
Торопливо опустив взгляд на конец кривого шрама на ноге, выглядывавший из-под рубахи, Мириам положила ладонь на плечо Алистера и медленно помотала головой. Она не уснёт сегодня больше, а завтра и вовсе не захочет ложиться в постель. Кошмары приходили вот уже вторую неделю, медленно растворяясь в реальности.
Вчера, отовариваясь в Нижнем городе, Мириам впервые услышала тихие отголоски мелодии, нескончаемо манящей за собой. Прекрасной, ей не было место в Киркволле, освобождённом от кунари, по-прежнему вольном, но всё ещё дымном от дотлевавшей и разгоравшейся молчаливой ярости горожан. В городскую пыль упали не только пучки трав, купленных в надежде на приличное чаепитие и спокойный сон, но и надежды на жизнь с возвращением Алистера.
К ней, далёкий и пока ещё едва различимый, приближался Зов.
Мириам никак не могла привыкнуть к мысли, что Зов — это песня. Жутко прекрасная сводящая с ума песня, которая с каждым днём звучит всё громче, которая увлекает за собой в неизвестность во снах и приволакивает на Глубинные тропы наяву, которая не прекратится до тех пор, пока не прекратит биться сердце Стража.
Но покуда песня не стала заменой мыслям, покуда яд скверны не обезобразил окончательно её тело, не лишил руки силы, Мириам собиралась продолжать борьбу с Зовом. И избегать его столько, сколько возможно.
Страх, сплетаясь с яростью, расползался по жилам деревенящим холодом. Непослушными пальцами натянув полы рубашки на колени, Мириам вплотную придвинулась к Алистеру и с мольбой взглянула на пламя. Пускай оно трещит громко, пахнет горько, горит ярко, ослепляет — только бы не давало уснуть!
— Ты дрожишь, — пробормотал Алистер, прижимая её к себе. — Холодно?
Мириам безмолвно качнула головой и удобно пристроилась на его плече. Алистер тихо хмыкнул.
В шорохе и причудливой пляске огня они могли сидеть целую ночь, упиваясь теплотой спокойствия, разливавшейся по задубевшим членам. Молчаливые, но оттого, пожалуй, куда более счастливые, чем прочие…
Однако когда Мириам попыталась уверенно взять за руку Алистера, он пугливо дёрнулся и ударил кулаком по колену.
— Алистер?.. — насторожилась Мириам, прищуриваясь.
— Я… — он тяжело вздохнул и коснулся горла, словно ему воздуха не хватало, чтобы говорить. — Дыхание Создателя… Я ведь и понятия не имею, как такое сказать!
— Говори, как есть, не ошибёшься.
Мириам улыбнулась, но получилось только усмехнуться собственной напускной браваде: сама ведь до сих пор не нашла слов, чтобы сказать о подступающем Зове!
— Ладно. Мне… Мне придётся уйти. Не знаю, как скоро, конечно. Но…
— По приказу Ордена, конечно же! — зашипела она разъярённой кошкой. — Однажды они сумеют оставить ветеранов Пятого Мора в покое? Или так и будут использовать нас.
— Тебя они уже не используют, — вставил Алистер. — Но ты тоже должна понять: рекрутов не хватает.
— С их исключительно добровольческими началами даже удивительно. Когда мы отправляемся?
— Не мы, я… Я слышу что-то, похожее на Зов, Мириам. И значит… Значит, мне скоро придётся уйти. На Глубинные тропы… Прости, моя радость.
Алистер наконец обернулся к ней, уголки губ его дрогнули в подобии доброй виноватой улыбки, и все яростные мысли об Ордене, все звонкие слова о готовности рука к руке шагнуть навстречу смерти немедленно растворились в беззвучном выдохе. Окаменевшими пальцами Мириам накрыла его напряжённый тяжёлый кулак и шепнула:
— Когда мы отправляемся? Я тоже…
Фраза оборвалась нервным смешком клятва быть рядом в смерти и посмертии исполнялась — жаль, что так рано. А вот Алистер озадаченно нахмурился и, недоверчиво качнув головой, пробормотал:
— Не может быть. Столько Стражей одновременно…