Пьяница (1/2)
Полуразлёгшись перед костром, Мириам методично почёсывала посапывающего Клевера за надорванным в последней стычке ухом, вглядывалась в искажённые пламенем лица и казалась в общем-то умиротворённой, хотя в грудь отчаянно царапалась зависть к Лелиане, сославшейся на дежурство прошлой ночью и потому сейчас в уединении отдыхавшей в палатке.
Неумолимо подступала звенящая темнота, умолкали Морозные горы. Не высвистывали лихо в верхушках деревьев-великанов ветры, не скрипел снег под лапами диких зверей, не дрожал в ушах вой порождений тьмы, только хохот, переливчатый, на разные лады, нарушал эту благодатную тишину.
Огрен, откинув в сторону пузатую бутыль из тёмного стекла, потянулся за другой. Брызги вскрытого напитка попали на тлеющие дрова. Искры взвились в воздух, и в их ярком свете чётче проступили искажённые в счастливых гримасах лица: заволочённые пеленой опьянения взгляды, глубокие складки у носов и лучики морщинок у глаз Винн. Зевран негромко хмыкнул и окинул оценивающим взглядом начищенный клинок. Стэн пробасил что-то едва различимое, видимо, о чудаковатых нравах южан, и вернулся к чистке топора. А Огрен, бесцеремонно срыгнув, снова открыл рот. Мириам едва успела закусить губу изнутри, чтобы не скривиться.
От похабщины и крепкого зловония, какое поражало чуткое обоняние в самых грязных тавернах, было некуда деваться. Мириам отчаянно не хватало воздуха. Пускай россказни гнома она перестала слушать после первой его пьяной байки, преисполненной бранной гнусности (и начисто лишённой смысла!) и отчего-то показавшей всем вокруг забавной, нутро её рефлекторно содрогалось, когда Огрен издавал булькающие звуки.
Неестественно громкие и бесцеремонные — попросту непозволительные в том мире, в котором они находились сейчас.
Мириам поёрзала, как если бы намеревалась уйти, однако позволила себе лишь сменить позу. Чувство долга тисками сжимало грудь, прижимало к земле, не позволяло покинуть компанию. Её святая обязанность — сполна узнать каждого, прежде чем двигаться навстречу гибели.
— А есть ещё вот тако-ой анекдот… — Огрен прокашлялся, приложился к бутылке и продолжил. — Идёт, значится, торжество в Алмазных залах, и приспичило одному, так сказать, облегчиться.
— Ооох… — Винн страдальчески помассировала виски и поднялась. — Знаешь, Огрен, я в молодости наслушалась подобных историй. Пожалуй, пойду разомну ноги.
— Тю! Ты просто не слышала этой!
— Воздержусь, — жёстко отчеканила Винн и, оперевшись на посох, как на трость, поднялась. — Заканчивал бы ты с подобными историями: они плохо сказываются на воспитании юного поколения. Особенно дам.
Мириам усмехнулась и покосилась на Алистера: он сидел краснее лепестков розы, бережно заложенной Мириам меж листами тетради. Однако не двигался.
— Подумаешь! — прогоготал Огрен вслед удаляющейся ссутуленной фигуре Винн. — Держу пари, наша Стражница хранит в запасе таких анекдотов ещё поболе моего! Сами ж говаривали, что рыба с головы гнить начинает. А гниль-то вся она там — наверху, среди знати. Всегда так было и всегда так будет. Что в Орзаммаре, что на поверхности. Так вот… Делает он своё дело, в это время подходит к нему гномка. Молоденькая, хор-рошенькая…
Огрен пьяно замурлыкал, а Мириам показалось, что его мутный взгляд коснулся её. Липкие мурашки проступили на коже, Мириам дёрнулась, как от пощёчины, и вскочила на ноги. Больше терпеть было невозможно! Сжав руки в кулаки, она шумно вдохнула. Ночной воздух раздирал нос и глотку чуть ли не до обморожения, однако клокотавший внутри жар негодования был сильнее.
Затушить бы костёр, разбить вдребезги полную бутыль о косматую голову, разогнать бы всех по палаткам, оставив Стэна в карауле, а прежде строго-настрого запретить им всем упоминать их с Алистером происхождение — слишком уж свежа эта рана была для шуток. Мириам мотнула головой: не поймут, а то и оскорбятся…
А ссориться в такое непростое время — большая ошибка. Поэтому ей оставалось только исключительно миролюбиво выдохнуть: