Урок одиннадцатый. (1/2)
«Крыса села на камешек, причитая:
- Плохо, нигде нас не любят. Того хуже, что так оно и останется.
Таракашка ус чешет.
- Забирайся мне на спину. – Пищит весело. – Где нам не рады были – рада я была, что у меня есть друг как ты. Этого ли не хватит?
Крыса задумалась.
- И правда. – Спрыгивает, протягивая лапки. – Но лучше ты полезай. Не выросла ты, букашка, такую облизу как я тащить.
Недовольна была таракашка, но по хвосту к крысе забралась. Навострили усы они по ветру, да и отправились в путь.
Спросите – отчего же, в самом деле, так их не любят?
А кто его знает.
Но по сей день они так и путешествуют бок о бок по всему свету.»
Теплое дыхание спящего Чана нагрело руку до самого локтя. Минхо смеется одними глазами, переступает у кровати затекшими коленками. Гроза почти кончилась, разогнав редкими молниями остаток черных кусачих туч.
- Это похоже на меня. – Скользящий шепот топит в простыне слова. – Я тоже таракан, хен. Но я счастливый таракан, потому что у меня есть Джисон. У меня есть Сынмин-хен, Чанбин-хен… и ты.
Охрипший от огней домов полночный туман. Ложится на окна тонкой пеленой, растворяясь в спокойной ласковой тишине. Минхо осторожно играл с короткими витками волос на макушке.
- Интересно, какие люди тебе нравятся? – Жженое золото мерцает между пальцев, исчезая в темноте. - Ты любишь считать звезды на небе или ловить их, когда они падают? А, может, ты не любишь ни то ни другое…
След прошлого тянулся по телу Чана протяжным шлейфом. Широкие подвижные плечи, округлые кисти рук, готовые сжаться в кулак, напряженная челюсть. И шрамы. Их оказалось куда больше, чем Минхо мог себе представить. Они были прозрачные при свете, совершенно незаметные. Но сейчас, под покровом ночи, местами кожа Чана превращалась на ощупь в гладкий тончайший шелк. Минхо дыхание скорее рвет на части, чтобы не выдать себя, касается тонкой короткой полоски поперек груди. Васильковый лепесток.
Если шрамы символ мужественности, то как они могут быть такими нежными?
Чан тихо фырчит во сне, морща брови, и Минхо руку отнимает, жмет под самое сердце.
Боже. Он и правда извращенец.
- Доброй ночи, хен. – Небрежно подбросив одеяло на открытые плечи, Минхо моргает в самый темный угол, пока не выходит из комнаты прочь.
01:59</p>
</p>
02:00</p>
Недовольно пыхтя, Минхо ворочается с боку на бок. Это была одна из тех ночей, когда в голову лезет все разом. Копится, колет и рвется наружу.
На атомной электростанции чрезвычайная ситуация! Просим покинуть здание! Немедленно просим покинуть здание!</p>
Одеяло натягивается до самой макушки. Минхо прячется под ним, подслеповатыми от темноты глазами щурясь в экран телефона.
«Банк». «Чанбин-хен». «Сон-и». «Магазин». «Пофессор Кван». «Профессор Ли». «Сынмин-хен». «Хван Хенджин».
Хван Хенджин.
Сонбэ все больше походил на странную метаморфозу. Иногда Минхо чудилось, что тот даже смотрит на него. Дышит в его сторону. Недавно и вовсе - померещилось, что он чувствует от сонбэ запах подаренных им духов.
- Верить сердцу, верить сердцу, верить сердцу…
«Пшеничный лис-хен.»
Минхо переворачивается набок, быстро копаясь в галерее, пока не находит фотографию. Чан на фоне серой улицы горел ярче солнечного прилива. Сынмин как-то рассказывал, что звезды в космосе способны превращаться в нечто пугающее и прекрасное. Они разгораются, становятся ярче настолько, что когда вспышка затухает – вокруг нее еще очень долго клубится сияние сотен тысяч огней.
Супернова. Внешне хен был именно таким.
Минхо фырчит тихим смехом. Во время грозы на пугливого лисенка хен походит не меньше.
Глаза бегут по открытым вкладкам, добираясь до помеченной звездочкой статьи. Минхо не раз видел, как ссутуленные плечи с фотографии в реальности легко теряли связь с хребтом, расправляясь суставами широких красивых крыльев. Задержавшись на лице с переломанным носом и мертвым взглядом, Минхо спускается до малочисленных комментариев. Он видел их все не по разу. Один гневный, пара нейтральных, еще один – скупой грустный смайлик.
«Служил с ним в одной части. Так и знал, что видел этого парня раньше по телику. Ходил еще с пластырями на носу месяца два.»</p>
Минхо быстро моргает. Трет веки и перечитывает новый комментарий.
Хен… Возможно Чан-хен ушел в армию после этого случая? Или это случилось позже?....А если все же… Совпадение? Или нет? На это была причина?
- Я снова лезу, куда не просят… - Минхо вздыхает, складывая в голове жирное «дурак». Убирает телефон на пол, открывая одеяло, и ложится солдатиком, скрестив руки на груди.
Темнота комнаты сгущалась по углам, перекатываясь по потолку. Наручные часы Чана, оставленные на кухонном столе, отмеряли свой тихий ход.
44….45….46….
Минхо хватает телефон с пола.
- «Мм…» - После долгих гудков из динамика тихо и недовольно шипит. – «Ты в курсе, который час?»
Голос Джисона со сна был как у тех британских актеров, которые читают поэзию на подкастах. Низкий, скрипучий и приятный на слух. Минхо победно выдыхает, потому что Джисон был почти зол – настолько, насколько он мог вообще разозлиться – но очевидно не спал.
- Ты же… - Шепчет осторожно, чтобы убедиться наверняка. - Я не разбудил тебя?
- «Нет, но ты мне такую ахуенную дрочку обломал чувак… Небеса почти открыли мне врата!»
- Ох… Прости, наверное…
- «За нанесенный ущерб с тебя двойная порция шоколадного молока, understand?»
Минхо подбирает колени к груди, стараясь не смотреть в ту сторону, где находилась комната человека, из-за которого молоко он больше в этой жизни не пьет.
- «Чего хотел-то?»
Укрывшись одеялом с головой, Минхо нервно кусает губы.
- «Алло~~~ Ты жив там?»
- Поможешь с одним делом?
- «Это так срочно? До завтра не терпело? Ну ты не мог на крайняк написать, а?»
Почти готовый пойти на попятную, Минхо продавливает ребром телефона лоб, умоляюще прошептывая:
- Сон-и, пожалуйста.
- «No-no-no! NO!» - Ужасно бодрый голос серпом по ушам. – «Только не этот твой тон! Просто скажи что надо, я сделаю что угодно, только не проси так! Okay?!»
Чонин горел славой своего отца.
Ян Сонук носил титул трехкратного чемпиона Южной Кореи по боксу в среднем весе и почти закрепился в листе международной лиги. Довольно известный, он активно участвовал и содействовал благотворительным акциям, и даже засветился пару раз в рекламе. Отец никогда не привлекал Чонина следовать по своим стопам, отвечая назойливым соседям в их районе, уже сложившей из семьи Ян звездное древо, одним и тем же: «Мне все равно, чем он будет заниматься - я просто хочу видеть своего сына счастливым.»
Но Чонин с ранних лет на одну полку с блестящими отцовскими поясами мечтал поместить свой собственный. Часто из-за командировок отца он оставался один и в свободное от школы время часами зажимал в коленях большую подушку, отбивал на ней удары, засматривая по третьему кругу известные бои. Возвращался тот обычно неожиданно, обязательно где-то посреди ночи. На легком хмеле шел сразу в комнату к сыну, сбрасывал с плеча увесистую сумку с переброшенными на ремешке перчатками и лез обниматься. Проснувшись, Чонин обычно отбрыкивался и визжал, что от того несет выпивкой и потом. Но для него это были самые лучшие мгновения. Он знал, что его отец снова победил, из раза в раз смотрел украдкой на разлинованный метками роста дверной проем и мечтал поскорее стать таким же.
Осознание того, что возможно ему никогда не выйти за пределы уровня «любитель», настигло Чонина в шестнадцать лет. Никому нет дела до того, сколько ты впахиваешь в зале, если по итогу достижений круглый ноль. Но самым ужасным было то, как отец за каждым ужином неустанно поддерживал его, закидывая вопросами: «как дела в клубе?», «хорошо потренировался сегодня?», «тренер сказал, ты делаешь успехи».
Но он их не делал. Слова поддержки все чаще корежились невротическими позывами, превращаясь в насмешку.
Способ сбросить стресс нашелся быстро, как и определение собственной идентичности в сексуальном аспекте.
Первый отсос случился в туалетной кабинке игрового клуба, насквозь пропитанной чем-то липким и кислым. Там же случилось и многое прочее. И пока парень с параллельной школы, с которым изменяла ему его единственная бывшая, вновь стонал о том, что вот-вот кончит, Чонин понял, что возможно та была его последней девушкой.
Потом был парень с его спортивного клуба, затем – репетитор английского, после – те, чьих имен он даже не помнил.
Следующей весной зал его отца начал посещать странный парень. Ходил он всегда в присутствии почти бронированного черного мужика, занимался с ним, и уходил так же тихо, зарывшись до самых бровей в капюшон черной толстовки. Смурной парень с забавным односложным именем Чан оставался в тени совсем недолго. Чонин и остальные вскоре не могли оторвать от него глаз. Бан Чан был невероятно одаренным, все вокруг пророчили ему оглушительную карьеру, а спортивный клуб, включая его отца, ушедшего на покой, быстро начал собираться у телевизора чтобы увидеть новый бой кудрявого тихони. Чонин смотрел вместе со всеми, почти всегда занимал рот йогуртом, облизывая пластиковую кромку языком. У его нового бога было сильное жилистое тело, белоснежные зубы, сжимающие капу, и аппетитная задница, которую – гребаная фантастика – сжать бы обеими руками, вдавить в себя, чтобы еще глубже, грубее.
С легкой руки отцовских связей Чонин напросился в ученики к тренеру Бану, отцу Чана. Совершенно непохожие внешне, но оба с тучами над головами - они производили впечатление чужих людей. Говорили они между собой мало, но драл тренер своего лучшего ученика беспощадно, пока майку нельзя было выжать на половину ведра. На пару с Тэлботом он учил только сына и пару простых ребят с соседних дворов, довольствуясь крошечным залом в одном здании с собственным жильем. Восходящая популярность Чана еще не успела взрастить денежных плодов, а один из учеников по секрету сказал Чонину, что все деньги, заработанные Чаном на ринге уходили на аренду здания, еду и инвентарь.
То, что Чан не сильно обрадовался его появлению в качестве партнера по спаррингу, Чонина волновало мало. И все же, несмотря на умеренность телодвижений вне ринга и странную замкнутость, сонбэ оказался легким на подъем. Неловкость и недовольство его были первичны и быстро сошли на нет, уступая место мягкому характеру. Чонин летал со школы на тренировки стрелой. Чан терпеливо корректировал недочеты в его выпадах, помогал собрать оптимальную стойку в том или ином угле. Иногда весь их спарринг был одним лекционным потоком из уст Чана. Чонин был только рад, член его предупредительно дергался, даже когда грубые руки просто касалась его плеч.
Чонин выучил весь его распорядок дня. Когда Чан спускается из своей комнаты, когда разминается, когда пыхтит под рукой тренера Тэлбота или своего отца, когда идет в душ, когда сидит примерно час на скамье в самом темном углу, усмиряя злость. Чан часто злился. На что или на кого – Чонин не знал. Но было трудно не догадаться о снедающих сонбэ червях, когда все под двумя горящими углями готово взлететь на воздух. Руки в такие моменты у него почти всегда тряслись, и он продолжал тереть, разминать пальцы, дрыгая голыми коленками.
Чонину хотелось, чтобы Чан был злым всегда.
- Сонбэ такой напряженный, - Он любил выкидывать перед ним разное, желая застать врасплох. - Может тебе просто потрахаться? Есть девочки на примете?
Но на Чана не действовало ничего. Он равнодушно двигал плечами и пинал снятые перчатки подальше от себя.
Когда началась серия борьбы за титул, после одного из боев к ним в раздевалку заявился парень в костюме, лощеный, как ласка на выгуле, с сучьим взглядом и странно-вежливыми манерами. Едва завидев его, Чан стал белее свечи. Ринулся к туалету, хватая за собой. Чонин пошел на цыпочках следом и, затаив дыхание, слушал чужие разборки. О том, что парень Чана женится на какой-то бабе из богатой семьи исключительно в целях карьерного роста. Что Чан не согласен на роль любовника. И что в таком случае они расстаются.
Расстаются.
С парнем.
Это было похоже на сон.
Чонин вернулся за Чаном позже, когда второй ушел с концами. Тот сидел в туалете на полу, прижавшись к холодной стене. Опухшие от слез глаза выглядели ужасно. Чану не шло плакать, только бить морды.
- Ты в порядке?
Чан не отвечал, уставившись куда-то под кабинки.
- Ты прости, я чисто случайно подслушал вас. Тебя и того «гладенького». - Врал Чонин. - Знаешь, меня тоже парень недавно кинул.
Чан дергается, оглядывая его из под сальной челки с почти что удивлением, от которого в груди загрохотало.
- Ты…
- Давай сначала приведем тебя, сонбэ, в порядок,- Чонин еле сдерживает дрожь в голосе, подхватывая крепкую талию. – А потом мы обменяемся своими стремными историями, идет?
Он хотел бы сопереживать… Но правда в том, что ничерта не хотел. Сладкий сироп лился рекой по венам. Гадкая пьянящая радость.
Ориентация стала их общим секретом и одновременно камнем преткновения. Чонин смелел, садился к старшему на колени или обнимал, поздравляя после новой победы на пару секунд дольше. Чан отталкивал его, уходил из-под протянутых рук. В представлении Чонина они были идеальной парой. Чонин сидел на травке, иногда балуясь метом – Чан на антидепрессантах и таблетках от головной боли.
- Тебе сколько лет? – Чан терпеливо скрещивает руки на груди, отворачиваясь от поцелуя. Чонин думал, это его чертова судьба - ютиться с мужиками в туалетах.
- Хен, - Чонин жмется к Чану ближе, разглядывая веснушки в уголках век. - Какая разница?
- Хен? - Чан легонько толкает его дальше.
- Сонбэ, ну сонбэ… Дай шанс! Всего один!
- Ты еще в старшей школе. Найди кого-нибудь, кого это не смутит. Я говорю нет.
- И только из-за этого?
Чан оценивающе оглядывает его с взъерошенной головы до новеньких кроссовок, небрежно жмет плечами:
- Может быть.
- Ну ты и хуйло хен.
- Не нравится? Тогда уходи. – Чан толкает худое плечо, отпирая кабинку, в которую его затащили почти силком.- Не терпи это.
Чонин скрипит зубами. Сонбэ оставался единственным, кого он все не мог разложить по нужной ему масти.
- Идешь Нини?
Чонин глаза лупит шире блюдец. Оборачивается на Чана, который ждал его у выхода, поправляя задравшиеся шорты.
- Как-как ты меня назвал?!
Чан улыбался. Удавалось это ему редко и с трудом, да и выглядел он при этом как какой-то батя на детском утреннике. Чонин ликовал, от радости больно прикусив щеку. Это был еще не конец. Все еще впереди, маячит у самых глаз – только руку протяни.
- Вот стану совершеннолетним – пизда тебе!
Чан снова улыбается и отворачивается широкой спиной.
Да. Чан - станет чемпионом. Он - станет парнем самого крутого мужика в мире и тоже потом, вкривь и вкось, но дотянет до титула.
А потом Чан упал.
- Для сведения. Уже утро. – Феликс опускает бокал между полировочных щеток, принимаясь за новый, расправляя плечи в ягодной водолазке. – Иди домой.
- Видел, да? – Чонин тычет языком в ноющий зуб, разбалтывая в коньяке лед. – Его отец ведь каждый день сюда приходит. А ему насрать. Тренер Бан тут почти каждый день, а ему насрать.
Глаза закатываются до самого поднебесья. Работа бармена априори включает в себя функцию бесплатного психолога. Но Феликс не был намерен заниматься этим в конце собственной смены. Тем более если пациент – Ян Чонин. Изрядно выпивший Ян Чонин.
- Он другой стал. Он… - Слово не подбиралось. С досады щелкнув языком, Чонин прикусывает большой палец.
- Может это не он изменился, а ты его плохо знал?
Парень по другую сторону стойки морщится, громко фыркая в сторону трет порозовевшие щеки.
- Бля, не делай вид будто имеешь хоть какое-то представление, - быстро вертит руками, распахивая пиджак. - Раз он посиживает у тебя за баром и пьет свою горькую поеботу!
- Я не буду играть с тобой в «назови его любимый цвет». – Отворачиваясь от него, Феликс стягивает фартук с пояса. - Думай, что хочешь.
- Бля, какого хуя я вообще с тобой тут шаньги мажу…
- Потому что всегда тут сидишь. Жалуешься на него и свою жизнь. – Чонина было почти жаль. Почти, потому что тот только и делал, что много болтал да ставил ему палки в колеса. - Повторяя ошибки – делаешь больно только себе.
- Ха, а может поговорим о твоих граблях? Не ты ли снова натурала подцепил? – С ехидной ухмылкой Чонин протягивает руку с опустошенным снифтером. - Фел! Не делай вид, что не слышишь меня!
Пара проходящих танцоров громко просмеивается. Один из них – миловидный парень с крупным сердечком на кроп-топе, жеманно хлопает охранника по плечу. Чонин не двигался, полуоткрытыми глазами уставившись на бармена. Феликс затягивает нервы в узел, раскладывая инвентарь и выключая лампы.
- Помочь? – Другой бармен, пробегающий мимо с тарой молока, не без опасения оборачивается на Чонина. Репутация опережала своего обладателя.
- Нет. – Феликс отмахивается, выдергивая стакан из протянутой руки. Тихо и коротко процеживает. - Никто никого не подцепил. Он иногда помогает мне с баром. И это ты дал ему мой номер.
Трогает маленькие сережки в виде вишенок, которые Чанбин достал ему пару дней назад где-то в переходе, и руки тут же отнимает. Чонин расплывается шире, хлопая по груди в поисках сигарет.
- Думаешь, сойдешь за одну из его телочек, а? И что, Фел, если получится - снова сбежишь, когда в кровать потащат? – В ответ на гневный взгляд из-под тонких бровей вразлет хмыкает, играя бровью. – Или такой расклад: он имеет тебя, вы расходитесь, а у тебя снова три дня слез в отгуле.
- Я хотя-бы не пинчер в вечном гоне. – Феликс смотрит время и щелкает регулятор, включая промыв кофемашины. – Это не вернет тебе Чана. И не заменит.
Сигарета падает, не дойдя до рта.
- Да пошел ты. – Смахнув со стойки стакан, охранник спрыгивает со стула, распинывая свежие осколки на очищенном полу.
- Ширинку застегни сначала.
Одной рукой потянув собачку на брюках вверх, Чонин выставляет средний палец, не оборачиваясь.
- Что это с ним? – Опуская набитую холщовку на барную стойку, Бохи устало зевает в рукав. - Опять сцепились?
Феликс отмахивается от нее, подзывая свободного бармена для помощи с ротацией алкоголя.
***</p>
Хенджин к еде не притрагивался, отсев в самый неприглядный угол университетской столовой. Новый темно-зеленый плащ стелился по полу, собирая уличную грязь. Волосы не укладывались все утро. Кошмары мучали все чаще. С вымученной улыбкой отвадив от себя всех желающих сесть рядом, Хенджин листал университетский форум, прикусывая провод от наушников.
- «Слышали? У Ли Минхо кто-то появился.»
- «Че?»
- «Ебать.»
- «А как же Хван Хенджин? *розочка* *розочка*»
- «Кто сказал?»
- «Хз, но у него слишком пиздатый новый шмот.»
- «Э...вы долбанулись? Купил он сам значит.»
- «Баленсиага?! Блять, я эту куртку еще недавно на показе видела, а он в ней появился недавно.»
- «Другая же у него сейчас.»
- «Мы сидим рядом на одной паре, кажется там на руке у него Филипсы были. Эти часы больше трех месяцев моей подработки стоят...»
- «Бля, может тоже соснуть кому-нибудь?»
- «Да кто даст тебе? Ахах»
- «А че.... А это не может быть...»
- «Хван Хенджин? Он пиздатый, но не слышал чтобы магнатом был.»
- «Досадно ахахахха»
- «Да все равно Шекспир был в пролёте.»
- «Эй... А что если у него был шанс?»
- «Фу, заебала уже эта тема.»
- «Так ты о чем?»
- «Хван Хенджин тоже весь такой.. Ну типо...»
- «Ты лучше молчи, тебя девки сожрут сейчас.»
- «Вам делать нечего...?»
- «А че он только сейчас даванул чтобы этот пидор отстал?»
- «Йаа....ты..Это же Хван Хенджин!»
- «Хенни никогда не был грубым!»
- «Не знаю... Когда до тебя докапывается кто-то, срать на приличия.»
- «Особенно Ли Минхо»
- «Не... Ну я бы не отказался выебать его разок»
- «Ахахахахахахах»
- «Блять!»
- «Дайте мне новые глаза!»
- «Вообще слышал трахать парня пиздато.»
- «Ну вот и спроси Шекспира.»
- «Сначала заработай на это.»
- «А.... Сука.»
- «АХААХХАХАХА»
- «Ахахахахах»
- *рукалицо*
- «Пиздец ну вы долбанутые ахаха»
- «Какого хуя Хвану достается самое лучшее. У минхо мордашка высший сорт если присмотреться»
- «...протри глаза.»
- «я сваливаю....»
- «Хван Хенджину надо было воспользоваться случаем пока была возможность.»
Хенджин хлопает крышкой лэптопа так громко, что оборачиваются из-за соседних столов. Со Чанбин с противоположного угла смотрел прямо на него, агрессивно мешая сахар в кофе.
Отвернись ОТВЕРНИСЬ</p>
Но черные глаза не думали даже моргать. Хенджин чувствует как тошнота поднимается выше по горлу, быстро трет бедро и поднимается, отпихивая нетронутую еду дальше.
- Хен, куда ты все смотришь? – Джисон оборачивается, лениво потягиваясь. Завидя Хенджина глупо замирает с раскрытым ртом и поворачивается обратно, быстро набивая рот рисом с чертополохом. – Вэсть, кавтся он фматрел прямо на феня.
Чанбин находил забавным нервировать Хенджина. Запахнув сильнее стеганый жилет, он съезжает ниже вдоль стула, провожая его взглядом, сбегающего с ноутбуком под подмышкой.
- Хватит, дыру просверлишь. – Подошедший с подносом Сынмин пинает ножку стула. – Подвинься.
- Слушайте, я тут подумал! – Джисон резко выставляет руки вперед. Чанбин от испуга на месте подпрыгивает и смущенно кряхтит, подловленный ухмылкой Сынмина. - А что если это типо Демагоргона?
- Это что, из Странных дел? – Сынмин неторопливо давит три печеных зубчика чеснока в гарнир, мешая ложкой.
- Что, ты о чем? – Сделав большой глоток, Чанбин кривится от сладости и быстро хватает американо Сынмина, выпивая залпом треть. Тот смотрел через стекла очков молча, угрожающе сжимая столовые приборы.
- Ну вот как тот блондинистый чел, брат Мэкс. Весь такой ме-фе, девочкам нравится, и вроде как злодей, но в конце оказывается, что не такой уж он и плохой. – Джисон двигает поближе к остальным формочку с маринованным маминым редисом. - Может Минхо так же думает?
- Минхо тут при чем?
- Да ты че? Я имею в виду что, - Выжав в рот баночку йогурта, Джисон громко стучит от нахлынувшего мгновения счастья по столу. Сынмин редко обедал с ними, только в такие моменты вспоминая, отчего их избегает. Трет виски, мысленно выстраивая перегородку от этих двоих. - Может Минхо думает про Хенджина так же. Что Хван Хенджин большее, чем он есть.
Чанбин качает головой:
- Он просто ему нравится. Вот и идеализирует.
- Да брось. – Сынмин парировал. – Все же Минхо не говорит, что Хенджин святой.
- Ты лицо его видел вообще? Он едва глаза оторвать от него может.
- Но отрывает же. И вообще не душни, пусть как хочет, так и любит.
- Как ты свою «мерси поку»? – Джисон сводит бровки домиком, отпуская воздушный поцелуй.
Сынмин едва держался:
- Очень смешно. Вообще-то, гений, она учится в штатах.
- Блять, ну почему его… - Чанбин яростно запихивал в рот половину тонкацу, тыкая палочками в развалившегося на стуле Джисона. - Пофему не тебя?
Джисон тянет мелированную прядь на палец, причмокивая в воздух.
- А действительно. – Вздыхает жеманно. - Это мог бы быть я.
Все трое переглядываются, рассыпаясь громким хохотом на весь зал.
- Что смешного? – Подоспевший Минхо осторожно приземляется бочком рядом с Джисоном, стягивая с головы капюшон. – Я…что-то пропустил?
Джисон оттягивает воротник свитера и широко закидывает ногу на ногу.
- Ли Минхо, почему ты не замечаешь меня? Все это время я был рядом с тобой, а ты бегаешь за каким-то Хван Хенджином. – Хватает Минхо под руку, усаживая ближе. – Молодой человек, я забираю вас к себе. И будет любовь у нас до самого гробешника. Будем рыгать друг на друга колой, пердеть без извинений, и смотреть фильмы на задних рядах.
Сынмин с Чанбином держались за рты. Минхо хлопает глазами, поджав губы, удерживаясь от смеха пока Джисон не прыскает первым, уткнувшись лбом в мягкое плечо серой толстовки.
Приоткрытая дверь мерно скрипела, откликаясь эхом в пустом коридоре.
Как магнитом, Минхо снова притянуло к мастерской. Желание увидеть старые, отцветшие растения, вдохнуть запах листов и краски, увидеть сонбэ за работой – все это перевешивало страх услышать жесткое слово. Возможно, он мог бы даже сказать, что почти привык. Подбросив в руках куртку, Минхо ступает внутрь, быстро моргая от волнения. Хенджина внутри не было. Ветер продувал старые оконные рамы, проскальзывая внутрь с холодным свистом.
На мольберте грунтованный холст, лоснящийся канвой на свету.
- И раз, и два, и… - Прыгнув вперед, Минхо оказывается напротив, порхая ресницами.
Это было всего лишь начало. Из чернеющий дали вырывался наружу свет. Пушистый и теплый. Минхо тянет руки, будто был способен согреть их около будущей картины. Высокий стул маняще пустовал – Минхо забирается на него, зачарованно разглядывая крупное световое пятно. - Интересно, что же это будет…
Он продолжает смотреть вперед, пока не расходится фокус. Моргает в сторону, жмуря поочередно глаза, разглядывая негативные блики на стенах.
~ka-talk!