Урок четвертый. (1/2)
Мадам, или как ее называли отдельные смельчаки – управляющий Хан Ен - была худощавым мужчиной лет сорока, с ровной щетиной до слегка оттопыренных ушей с висячими на них сапфировыми каплями, жестким волосом, всегда залитым лаком, и капризным нравом.
Чанбин недовольно цокает про себя, потирая назойливый зуд в икре шнурованным ботинком. Стоять во время собеседований ему еще не приходилось. Присесть не приглашали упорно, а опуститься самому – знак неуважения к старшему. И даже шок от первого впечатления о возможном будущем начальнике растворился в общем раздражающем дискомфорте. Мужчина в ассиметричной рубашке с пышными воланами рукавов, закинув ногу на ногу, покачивался в одном из малиновых бархатных стульев посреди длинной, ярко освещенной лампами настольных зеркал, гримерной, прослушивая с перемотками оригинальные треки и ремиксы на миниатюрном лэптопе со стразами. Вокруг в оглушительном хаосе сновали полураздетые тела. Танцоры успевали по пути перешептываться, бросая любопытные взгляды на Чанбина, стоящего перед управляющим в самом центре как на расстрел.
- Хм, хотя-бы не та бесвкусовщина с набором дребезжалок вместо музыки… - Пальцы в перстнях плавно снимают наушники, погружая в кейс. Фиолетовыми линзами Мадам сверлит Чанбина, как будто тому было слишком комфортно просто стоять на всеобщее обозрение. – Чансок-оппа сказал ты рэпер? Хочешь стать знаменитостью?
«Чансок-оппа». Да, к некоторым вещам привыкнуть будет трудно – если его конечно примут.
- Типо того. – Чанбин крутит шеей, разбалтывая совершенно неуместный в контексте обстановки галстук.
Окружающее пестриво не было вырвиглазно гламурным - хоть и не без отдельных деталей вроде боа или витающих в воздухе блесток - но определенно с нотами авангарда.
- Я пройду, зая? - Стройный парень в алых ботфортах с деланой скромностью потрогал глазами каждый мягкий изгиб широкого плеча, прежде чем процокать каблуками слева от Чанбина, который мгновенно отошел, моргая в сторону. Из черной кожи коротких шорт выглядывали изрядно помятые купюры.
Сирены в голове медленно, но верно били тревогу.
- Как интересно, - Мадам пригладила и без того окаменелые волосы, качнувшись на месте. – А ты случаем не straight person, дорогуша? Или просто впервые в нашем заведении?
- Если честно, то первое… А это проблема? – Чанбин деловито мотает головой, собирая в кулак все свое достоинство, проматывая в голове обрезанную картинку с графой «зарплата». – Да, я не гей, и не би, и не кто там еще. Но это место кажется реально крутое, и думаю, я смог бы помочь вам подкинуть еще дровишек для жару.
Колесо под стулом прекращает вращение. Управляющий, сохраняя утомленное выражение глаз, расцветает под стать сверкающим камням на пальцах.
- Так с этого начинать надо было! – Раздраженно прищелкивает языком, поднимаясь с места.
- Чего? – Чанбин заглатывает обратно вздох удивления. – Это важно?
- Ну конечно, эти сучки совсем распоясались! Еще немного и клуб начнут путать с борделем, так что еще один fuckboy в копилку мне не нужен. – Мадам останавливается напротив Чанбина, вытягиваясь жилистой шеей выше, словно удерживая в равновесии неподъемную корону на голове. Кисти в воздушных манжетах вспархивают, чтобы хлопнуть едва ощутимо парня по груди. - Только один момент, звездочка моя, станешь ты вдруг большим хреном шоубиза - что если потом твои фанаты скажут что ты позорно работал в гей-клубе?
- Не думаю, что это имеет какое-то значение.
- Уу… - Крепкий парень в дальнем углу качает головой, застегивая ошейник. – Я тоже так сначала думал.
Мадам фыркает, скрещивая руки:
- Значит ты плохо знаком с общественным мнением.
- Слушайте, да насрать мне. Ой, простите, - Чанбин хлопает себя по лбу, подловив на потере концентрации. Рассеянным он частенько начинал фамильярничать. - Я имел в виду - несколько параллельно. Если кому-то важен не мой рэп, а подобная мелочь – такие фанаты мне на…нафиг не нужны.
- Высокопарно, - мужчина передергивает жеманно плечами, взбивая ворох волос на одном из пролетающих парней. – Но мне почти понравилось. Как тебя говоришь, зовут?
- Со Чанбин, сэр. Ой! – Позади прыскают в кулак. – То есть, мэм….
- Завтра Хэллоуин, выходишь в свободном сете после основной программы, understand? Чтобы был как штык к одиннадцати вечера.
- Вот же блять! – Чанбин кланяется в три погибели под хихиканье со всех сторон вперемешку с насмешливыми басами. – То есть, спасибо! Да! Понял!
- Ханельчик, - Мужчина кричит гнусаво назад, кривит губы, костлявыми пальцами прокручивая серьги. - Приоденешь его на кровавую ночь?
Среди сбитых в кучу стоек с одеждой из глубины устало сипит:
- Да, сейчас.
- Нихрена себе… - Чанбин толкает флешку обратно в поясную сумку. В каждом шаге спешно покидающего гримерную управляющего под манжетами брюк мелькала контрастно-синяя каучуковая подошва оксфордов. – Это же Луи Виттон…
- Коллекция весна-лето этого года. - Из одежды показалось полное круглое лицо. Сдув с носа перышко, костюмер осторожно вылезает из завалов, поправляя на широкой талии аккуратный неброский жилет. – Разбираешься в моде?
- Немного.
- Значит, мы поладим. Да блин, дайте пройти! – Сверкнув стеклами круглых очков костюмер толкает с дороги официантов с пакетами и бутылкой шампанского. – Сказали же – подарки в гримерную не таскать, идиоты!
- Эй, Ким Ханель, не будь таким занудой. - Чанбин удивленно поднимает брови, заметив среди толпы мужских тел хрупкую миниатюрную девушку. Та, затягивая хвост на затылке туже, подходит к ним и достает изо рта кисточку для теней, хлопая ею по расплющенному кончику носа. – Еще немного и станешь такой же невротичкой как Мадам.
- А ну тс! А ты, - Мужчина, почесав закрученные усы, резко разворачивает коренастого парня на себя, оглядывая с головы до ног. – Стой, и не шевелись! Так…здесь точно больше М…
Девушка облокачивается рядом на свободный туалетный столик, жалостливо цокая.
- И занесла же тебя нелегкая сюда…
- Мы тут завели медвежонка, нуна! – Чанбин быстро отводит глаза от уже знакомых красных ботфорт. – Скажи, он милый?
- Член в ножны убрал, - здоровяк с угла хмыкает, опуская штаны ниже на бедра. - Он не твоего поля, не слышал?
Чанбин неловко откашливается, расчесывая виски.
И правда, занесла нелегкая.
- У вас тут, - послушно поворачивается, управляемый хлопками костюмера по телу. – Необычно. Не похоже на обычный клуб.
- Здесь, медвежуля, - Другой визажист – произведение «арт-деко» в пышном светлом парике с нарощенными ресницами, выпрямляется во весь рост, простукивая кулаком затекшую поясницу. – Большим мальчикам продают их же маленькие тайные мечты. Понимаешь, о чем я?
Чанбин ошарашенно сглатывает, бросив взгляд на девушку рядом. Та настойчиво кивает, подталкивая к ответу.
- Эротика?
Чайные глаза с растушеванными тенями поодаль смеются:
- Одним - ощущение власти, другим - возможность выбрать свой алтарь для поклонения.
Дверь в гримерку открывается с ноги хлопком.
Ханель кивает в сторону, прикладывая алую водолазку к плечам:
- А вот и местная Богоматерь.
Чан, вооруженный десятком пакетов в каждой руке, спиной пятился внутрь. Гвалт голосов утихает вполовину, стоит людям внутри увидеть входящего.
- Мвет мне фто-нипдь помовт? – Удерживая в зубах ключи от машины, блондин трясет ношей, хмуря брови. С визгом подскочившие танцоры хватают все быстрее пули.
Ханель окликает его:
- У тебя случайно там не завалялся кожаный пиджак или брюки с отделкой под аллигатора? Хочу сделать подтяжки.
- Прости, хен, но ничего такого нет. - Чан оборачивается, проскальзывает по Чанбину почти незаметным взглядом, пока тот стоял с раскинутыми руками, раскрыв рот. - Мадам все-таки наняла диджея?
- Ага.
- А ну стоять! – Девушка вдруг бросается вперед, нагоняя выходящего стриптизера. – Сколько я уже раз говорила тебе - ты просто отвратительно рисуешь стрелки!
Чан вместо ответа низко смеется глубокими ямочками, разминая плечи под лимонным джемпером.
Чанбин тихо присвистывает под нос.
- О-бал-деть…
Чан вне сцены ходил пружинистой, совсем немного развязной походкой, в свободном шаге изредка похрустывая лопатками округлой на плечах широкой спины. Чанбин нечаянно ловит на себе взгляд исподлобья – Чан равнодушно отворачивается, подставляясь под кисть визажистки.
- Он значит, местная звезда? – Брюнет не замечает укладываемых на насильно протянутые вперед руки вещей.
- Еще какая. Есть и другие конечно, но популярность Чана на голову выше. - Ханель добавляет тихо, придвигая очки к переносице. – Видел что притащил? Подарки от поклонников, и так до трех раз на неделе. Голди они не нужны, так что он просто тащит все сюда на радость этим нахлебникам.
- Голди?
- Его сценическое имя, тут почти у каждого свое. – Костюмер прибил выбившиеся из укладки волосы вдоль коротких залысин. – Наш золотой парень. Хорошо, что у посетителей духу не хватает – разорвали бы на части, и каждый забрал бы по его кусочку себе.
- Жесть… - Чанбин про себя соглашается, вспоминая, что сам в день рождения Минхо на афишах мог смотреть только в странно-завлекающие глаза. Их обладатель быстро вертится подправленным макияжем у зеркала, и распрощавшись с девушкой поцелуем в щеку, исчезает за дверью. Где-то за спиной не могли поделить украшение от Вивьен Вествуд, наполняя комнату нестерпимым визгом. – Наверно, были плохие инциденты? Мне приходилось видеть, как к девушкам, танцующим э… в обычных клубах пристают всякие куски дерьма.
- Ох-хо! Не, не, не, - Впервые за все время Ханель посмеивается уточкой полных маленьких губ. – С кем угодно, только не с ним.
- Почему?
- Пока что смельчаков, желающих получить в лицо от бывшего члена профессиональной лиги бокса, не нашлось.
Чанбин моргает несколько раз, уставившись на мужчину.
- От кого?!
- Не шевелись, блин! Я с иголками работаю, идиот!
Согнутые ноги перестукиваются коленками, кончиками пальцев забираясь в выцветшее покрывало. Тихо вздыхая, Минхо рассматривал шарф, осторожно обводя пальцем узоры. О том, чтобы вернуть подарок не было и мысли, слишком глупо это будет с его стороны после того испепеляющего взгляда, с которым Чан нацепил его. Руки падают вниз, выбрасывая новый тяжелый вздох в потолок. Минхо кидает взгляд на красивый пакет у рабочего стола. Чан и правда не ошибся с размером, Минхо со стыдом обнаружил обновки очень удобными и удивительно теплыми.
Узкая кровать скрипит старыми пружинами под матрасом – он садится, протягивая руку к стакану воды на тумбочке.
- СУКИН СЫН! ЕЩЕ РАЗ ВЕРНЕШЬСЯ, ШКУРУ СПУЩУ! – Минхо от постороннего крика подпрыгивает, стучит успокаивающе по груди. - ВЫРОДОК ЕБАНЫЙ!
В кошивоне понятия уюта не существовало. Тонкие стены маленькой комнаты днем и ночью пропускали нескончаемую брань, звуки соития, полусумасшедшее бурчание и пьяные удары о мебельные углы. Поднимаясь сегодня по лестничному пролету, Минхо заметил торчащие оголенные провода в системном блоке рядом с водосточной трубой. Но хозяйка в ответ на его беспокойство только припомнила пару нулей долга в своей записной книжке. И как всегда, Минхо лишь виновато откланялся, обещая в ближайшие дни доплатить.
Мысли быстро уводило прочь от рутины, возвращая к недавнему неясному и необыкновенному опыту. Минхо трогает по одной подушечки пальцев, собирая ощущения – мягкость светлых прядей и молочной кожи, порох растушеванного карандаша, едва заметный гладкий шрам на носу и над правой бровью. Только коснувшись лица Чана напрямую, он ощутил совершенно неприметное глазу искривление широкой переносицы.
Минхо сгибается, пряча в руках покрасневшее лицо – признаться себе в том, что находишь такие изъяны притягательными все равно что добровольно назваться извращенцем. Парень не знал, почему в его голове эстетика полуночного неба, нежных цветов и запаха свежей печати жила рука об руку с тягой к… подобному. И точно так же воздушные чувства к сонбэ не мешали обжигать глаза пугающей красотой сильного тела.
- Чан-хен просто невероятный. – Минхо пролистывает быстрым диафильмом воспоминаний поджарые мышцы рук, нащупывая под собственной футболкой абсолютное ”ничего”. – Надо бы тоже начать тренироваться…
Свет настольной лампы пятном очерчивал пустое пространство на полу. Минхо решительно ставит счетчик на таймере и опускается в стойку, пока не сдается на третьем десятке отжиманий, устало переворачиваясь на спину.
- Пожалуй, начну завтра.
Трещины потолочной побелки рисовали диковинных зверей. Минхо увлеченно смотрит, пока спину не обдает холодным воздухом, продувавшим из-под двери. Ложится обратно на кровать в обнимку с шарфом, вытаскивая сложенный под подушкой лист бумаги. От усердия, с которым брюнет каждый раз впивался пальцами в печатный текст, он заметно обтерся по краям.
Глаза Хенджина – лакричная блестящая патока. Сладость в горле першит от одного взгляда.
- Это что? – Он удивленно разглядывает бутон протянутой алой розы, развязывая фартук за спиной.
- Мне показалось… с…сонбэ любит ц-цветы, - Минхо пытается унять икоту, протирая в напольных досках мастерской дыру. – Я, я думал, что это возможно подбодрит…
- Подбодрит?
- Я слышал…нечаянно, - быстро поправляется. – Сонбэ участвует в конкурсе. Мм…fight-ting?
Хенджин на сжатый кулачок смотрит едва сдерживая ухмылку. Вытягивает из рук розу и морщится, прикладывая палец к губам, зализывая укол от шипа. Минхо извиняется не меньше сотни раз, дербаня рюкзак в поисках пластыря.
- Да все норм! – Блондин машет рукой, окончательно разворачиваясь на стуле. – Норм, говорю! Блин, такой странный… А ты кто вообще, с какого направления?
- Ли-литература… Ли Минхо, первый курс. - Брюнет скромно озирается по сторонам. Как и в первый раз, ни одной души.
В мастерской с пыльными витками чрезмерно проросших растений дышалось на удивление легко. Тихая пустошь одиноких планшетов и мольбертов, посреди которых в центре восседала изящная фигура сама по себе походила на увековеченное произведение искусства. Тонкие пальцы, испачканные маслом, отзывались в трепещущем сердце блаженным хоралом.
Минхо никогда прежде не чувствовал ничего подобного. Не мог найти ни причины, ни объяснения.
Его просто снесло внезапной волной.
- Сонбэ, а…та картина...
- Какая? – Блондин прикусывает деревянный кончик после быстрого мазка. Минхо нестерпимо хочется заглянуть, подглядеть – на кисти малиновый цвет, издалека щекочет невидимым ароматом нос.
- Цветок, я не помню…не знаю, как он называется…
- А! Ты про ту! – Хенджин с горящими от восторга глазами приклеивает малярным скотчем розу к собственной работе, почти спрыгивает со стула, проскальзывая между мольбертами к груде картин в дальнем углу. - Погоди, сейчас!
Минхо преступник. Он превозмогает смущение и ступает за черту, вторгается в чужой потаенный мир без мук утихшей в смирении совести.
На широком промасленном холсте – бесчисленные полукружия губ, раскрытые то ли во вздохе, то ли в обрывках вырвавшихся слов. Размытые, похожие на видения забвенного ума. Минхо не может оторвать глаз от тех что в центре, единственных переплетенных в чувственном поцелуе. Жажда любви горела в каждом высохшем широком мазке. Казалось, для двух обрывчатых душ это было одновременно счастьем и горем, полным отчаянной жажды последнего вздоха.
- Это…на конкурс… - Хенджин нервно царапает уголок сжатой в руках небольшой картины в простом багете. – Знаю, срань господня как кринжово, но…
Минхо склоняется к холсту, невесомо касается сплетенных губ своими. Одинокая слеза скатывается по выразительной скуле, растворяясь влажной дорожкой на коже.
Хенджин застывает, дрожа кончиками ресниц.
- О Боже, п-прости! – Брюнет только спустя мгновение осознает, трет влажные глаза, отшатываясь от полотна. – Я-я, не знаю, это...
- Цветок называется Лилия, - Хенджин протягивает картину, невидящим взглядом упираясь куда-то в запределье собственных мыслей. – Подержи, я сейчас...
Минхо принимает картину как драгоценность, разглядывая очерченную ножку и нежный бутон. Хенджин недолго копается в широкой сумке, извлекает маленькую книгу. Громкий треск заставляет Минхо обернуться. Вырванный лист развевался на слабом ветру одиноко приоткрытой форточки. Хенджин возвращается, мнется, перетирая шершавую бумагу пальцами, и протягивает клочок оробевшему Минхо, вытягивая из рук картину обратно.
- Ты дал мне розу, а я дам тебе источник моего вдохновения, окей? А сейчас мне надо работать, так что не мог бы ты…
- Да-да, конечно! – Минхо моргает, натягивая футболку на пояс спортивных брюк. – Я пойду.
У самого выхода Хенджин останавливает его странной дрожью в голосе:
- Эй, тебе правда понравилось? Картина…
Минхо через плечо кивает усердно, расплываясь округлой улыбкой.
- Очень!
- Чудила. – Хенджин мягко улыбается в ответ.
Минхо не помнил, сколько раз он перечитывал содержимое первого и последнего подарка от сонбэ. Это было похоже на особую личную молитву перед сном, осевшую тихим шепотом вздернутых губ в каждом уголке простуженной комнаты.
”Мадонна, ночь уже обошла все застолья.</p>
Утомленная, возвращается домой.</p>
Ах, спеши ко мне, пока не заалел восток, -</p>
на твоей персиковой груди роса осядет.</p>
</p>
Мадонна, приди! Оставь дома фамильные жемчужины глаз,</p>
Мне нужно лишь твое тело.</p>
Спеши. Мы, словно звезды, исчезнем,</p>
Как только наступит день.” *</p>
Минхо проваливается в сон раньше короткого оповещения на экране телефона.
Пшеничный хен:
- «Тебе далеко до Хондэ? Хочу отвести в одно место.»
***</p>
- Вы сейчас. Все. Просто. Охренеете.
Сынмин, Джисон и Минхо головы поднимают одновременно. Чанбин, раскинув руки, звездой стоял в дверном проеме, пугающей улыбкой тараща глаза.
- Милая, я перезвоню, - Сынмин машет напоследок в экран, с которого в ответ качала ручкой девушка в мягком бордовом свитере.
- Мивая, я певеваню, - Джисон хихикает, крутанувшись на стуле. Тут же взвизгивает - немедленной ответкой в лицо прилетает томом по криминологии.
Литературный клуб только для Минхо имел под собой значение соответствующее названию. Чанбин оживил заброшенный архивариус, чтобы было где спокойно поспать без родительского надзора в перерывах бурной жизни, Сынмину, по ему одному понятным причинам, было некомфортно учиться в библиотеках, а Джисону хотелось разнообразить собственное времяпровождение. Хотя в итоге он просто продолжал играть, что делал и в общежитии и на парах. Минхо же копался в потертых рукописях, искал вдохновение в высоких строках, медленно и верно набирая материал для первой большой работы.
- А что случилось?
Чанбин на вопросы в глазах Минхо только тычет усердно в того пальцем. Быстро проходит в кабинет и вытягивает из сумки ноутбук, раскрывая на столе.
- Вот! – Громкий показной щелчок по клавише. – Зацените!
Все трое подходят ближе, приминая Чанбина со скрещенными на кожанке руками со спины. Развернутая статья на экране светила длинным крупным заголовком:
«Скандал в прямом эфире: Кандидат в чемпионы Южной Кореи по боксу в полусреднем весе позорно проигрывает финальный матч в борьбе за титул.»</p>
Минхо хватается за уголок экрана, склоняясь ближе. На фотографии под названием статьи крупным планом омытое кровью лицо с коротко остриженными темными волосами: пухлые широкие губы с крепко сжатой в зубах капой, посиневший от перелома нос и глаза, холодящие невидящими пустотами под навесом опущенных век.