Глава 7 (2/2)

— Я буду сок, — сказал он, садясь на старый, провисший диван.

— Не глупи. Для тебя возьму кофе, — рассмеялся Джуничиро, прежде чем отправиться на кухню, напевая мелодию, которую Шота не узнал.

Шота закрыл глаза и изо всех сил постарался не слышать звук. Эри прижалась к его груди. Он сосредоточился на ней, на её дыхании, на тихом всхлипывании, которое она издавала, на её сердце, бьющемся под его рукой.

Миллионы сценариев пронеслись в голове у Шоты. Все различные способы, которые помогли бы сбежать, не принесли никакой пользы до этого. Теперь и эти возможности исчезли. Хитоши больше нет. Шота даже не знал, жив ли Хизаши. Или предпринял ли что-то Каминари. Что Джуничиро с ними сделал? Было ли у него достаточно времени, чтобы убить их, убедившись при этом, что Шота и Эри всё ещё без сознания в машине?

Шота не знал. И это было хуже всего. Не знать, живы ли те, кого он любил и о ком заботился.

Он уже потерял Оборо. Он не знал, сможет ли потерять кого-то ещё.

— …уснул?

Шота моргнул и открыл глаза, обнаруживая перед собой на столе кружку с дымящимся кофе.

Сбоку от него Эри потягивала сок, глядя на него широкими и грустными глазами. Она не смотрела так с тех пор, как стала жить с ним и Хизаши.

Неужели он сделал это с ней?

— Шо?

Его желудок снова скрутило.

Шота просто потянулся, поднёс кофе к губам и сделал маленький глоток. Слишком горько. Это ничего не дало, лишь обожгло язык.

— Ты зол на меня? — спросил Джуничиро, и Шота чуть не вылил на себя кипящий кофе.

— Зол? — Шота рассматривал чашку перед собой. Он мог легко ослепить Джуничиро кипятком и дать им время с Эри сбежать.

Но мысль о том, чтобы оставить тело Хитоши позади, была для него непостижимой. Он знал, что если Хитоши мёртв, то его труп — это просто труп. Но он видел, что могут сделать с телом, оставленным без присмотра. Он на собственном опыте видел, в каких чудовищ превращаются те, кто ушёл из жизни.

Он не мог подвергнуть Хитоши такому.

— Ты выглядишь расстроенным. — Джуничиро завис, словно он не был уверен, можно ли ему присесть рядом.

Шота сдержал смешок и проглотил гнев.

— Ты знаешь, что ты сделал. — Шота отодвинулся от него, поставил кофе и снова заключил Эри в объятия, зажав между ними коробку сока.

Шота не отодвинулся далеко. Он просто переместился с одной стороны дивана на другую. Не было иного мотива, кроме как отстранится от Джуничиро, но опустошение, отразившееся на лице Джуничиро, сказало о многом. Но Шота даже не почувствовал в этом маленькую победу. Он не был уверен, что вообще что-то чувствует.

Джуничиро на секунду застыл на месте с мокрыми от непролитых слёз глазами. После он всё-таки сел и включил телевизор. Несмотря на смех, доносившейся из передачи, в комнате царила гробовая тишина. Никто не произнёс и звука.

Эри уснула, свернувшись на коленях Шоты, а он рассеяно провёл рукой по её волосам, осторожно касаясь спутанных прядей. Часть его задавалась вопросом, как она может спать. Когда всякий раз, закрывая собственные глаза, он видел Хитоши, склонившегося над Каминари, плачущего над трупом своего бойфренда.

Шота гадал, снится ли ей сон, или её тело и разум слишком истощены, чтобы даже воспроизводить в голове кошмары. Или она просто привыкла к тому ужасу, который видела за свою короткую жизнь?

Проведя рукой по лицу, Шота прогнал тягучее ощущение сна. Времени на отдых не было. Ему нужен план, и он нуждался в нём как можно скорее.

Но, несмотря на все усилия, время ускользнуло от него. Он даже не подозревал, что уже прошло несколько часов. Комната погрузилась в темноту, и единственным источником света был телевизор, отбрасывающий на всё голубоватый оттенок. В его голове не сформировалось ни одного плана. Казалось, что он не мог подумать о том, чтобы просто встать и открыть входную дверь. Это было слишком.

В конце концов, Джуничиро встал и принялся нервно расхаживать по комнате, поднимая предметы и снова укладывая их на место. Шота лишь наполовину наблюдал за ним, другая половина не хотела ничего, кроме как потерять сознание и позволить миру исчезнуть вместе с ним. Но затем Эри поёрзала на его коленях, и он прижал её к себе. Он не собирался снова потерпеть неудачу.

Джуничиро остановился, приседая перед Шотой.

— Я не понимаю, почему мы не можем быть счастливы, — прошептал он, водя пальцами по колену Шоты и создавая узор.

Шота лишь уставился на него сквозь спутанные волосы. Он не знал, что Джуничиро увидел в его глазах, но этого хватило, чтобы вызвать у него слёзы.

— Я так сильно тебя люблю. — Джуничиро положил голову на колени Шоты. — Ты знаешь это, верно?

И снова Шота промолчал. Он был слишком измучен, чтобы даже открыть рот.

Так они и сидели, пока не закончилась передача по телевизору и на экране не появились титры.

— Подожди меня здесь, — прошептал Джуничиро со вздохом. Он встал, его плечи поникли, а голова опустилась в поражении.

Шота вновь рассеяно провёл рукой по волосам Эри, успокаивая себя так же, как и её. Джуничиро с тоской смотрел на них, и на какой-то эгоистичный момент Шоте захотелось отвернуться и увести себя и Эри от наблюдения Джуничиро.

Бросив последний взгляд, Джуничиро скрылся в коридоре. Он отпер входную дверь и вышел наружу. А потом он ушёл, оставив дверь открытой. Шота почувствовал, как запах свежего воздуха пронёсся по коридору, заставляя его сделать глубокий вдох. Он мог слышать шум машин снаружи, звук чьего-то радио, играющего слишком громко. Это был шанс. Его шанс сбежать.

Дверь была открыта.

Каждая частичка Шоты устремилась к двери. Все сомнения и мысли, мучившие его, ушли, и только одна цель была в сознании. Ему не хотелось оставлять тело Хитоши позади, но он взглянул на Эри, и от чувства вины у него снова заслезились глаза.

Дверь по-прежнему была широко распахнута.

Эри зашевелилась у него на коленях. Он не мог больше ждать.

«Прости меня, Хитоши».

— Держись крепче, милая. — Шота поцеловал её в макушку, прижимая к груди.

Ноги тряслись, как у молодого жеребёнка, а желудок скручивало, пронзая острой болью живот. Но он не обратил на это внимания и двинулся к двери. Шаг за шагом. А потом ещё шаг. И ещё.

Дверь находилась в пределах досягаемости.

За дверью показалась тень. Но Шота не остановился. Он шёл вперёд. Ничто не могло остановить его.

Кроме…

— Хитоши? — Шота замер. Всё его тело мгновенно похолодело, когда он уставился на обмякшую фигуру в руках Джуничиро.

Джуничиро вышел на свет, и Шота содрогнулся при виде своего ребёнка. Было так много крови. Он даже не мог разглядеть ни единой фиолетовой пряди в волосах Хитоши: каждый волосок был окрашен в красный. Его глаза оказались заплывшими и закрытыми, а опухший нос был сбит набок. Не было ни одной части тела, которая не была бы покрыта рубцами и агрессивными сиреневыми синяками; они казались почти чёрными в ярком свете коридора. Ребёнок был похож на труп.

Шоту почти стошнило.

Эри повернулась, и ужасающий звук, вырвавшийся из неё, побудил Шоту прийти в движение.

— Положи моего ребёнка и уйди с дороги, — прорычал Шота, поворачивая Эри обратно к груди, чтобы она не видела Хитоши.

— Иди в гостиную, — приказал Джуничиро и сделал шаг, загоняя Шоту назад.

— Нет.

Дверь всё ещё была открыта.

— Он едва держится. Ты хочешь рискнуть потерять его? — спросил Джуничиро. И если бы Шота прислушался достаточно внимательно, он мог бы услышать болезненный хрип, сорвавшийся из разбитых губ Хитоши.

— Он жив… — Шота почувствовал, как сердце снова начало биться.

— Пока что. — Джуничиро продолжал шагать, загоняя их назад. — Эри, ты можешь быть милой и помочь сделать Хитоши новеньким? — Джуничиро бесцеремонно сбросил Хитоши на пол и отступил, обнажая пистолет в руке.

Эри всхлипывала в Шоту, качая головой и отказываясь даже смотреть на Хитоши. Шота не винил её. В этом свете ребёнок выглядел почти мёртвым. Слишком много крови.

— Разве ты не хочешь ему помочь? — спросил Джуничиро.

Эри зарыдала в грудь Шоты.

— Посмотри, сколько боли он нам причиняет, — сказал Джуничиро, снимая пистолет с предохранителя.

Шота не мог дышать. Хитоши был прямо здесь, хрипя на полу. Совсем рядом.

— Ты не можешь бросить меня. Ты даже не попытался сделать нас семьёй. Я думал, что, избавившись от проблемы, ты наконец поймёшь, насколько счастливыми могли бы быть мы трое. — Джуничиро ткнул носком ботинка в висок Хитоши, наклонив лицо ребёнка к Шоте. Из носа Хитоши потекла струйка крови. — Он держит нас порознь.

— Это не так. — Шота почувствовал, как весь воздух покинул лёгкие. — Он всего лишь мальчик.

— Он завидует нам. — Джуничиро посмотрел на Хитоши так, будто наступил на собачье дерьмо. — Он не позволит нам быть вместе.

— Он просто расстроен. Он плохо переносит перемены. Он будет хорошим. Пожалуйста.

Джуничиро повернулся к Шоте с потемневшими глазами.

— Мой отец всегда был строг со мной. — Джуничиро перешагнул через Хитоши и остановился перед Шотой. — Я позволю тебе оставить его. Эри пока может использовать на нём свою причуду. Но я накажу его за каждый неверный шаг, который он совершит. Я не потерплю его, если он меня ослушается. Я устал быть хорошим отцом для неблагодарного отродья.

Шота не шевелился, глядя на пистолет, всё ещё находившийся в руке Джуничиро. Он не думал, что Джуничиро воспользуется им; вернувшись в квартиру, он с ужасом смотрел, как Каминари истекает кровью на полу. Он не был убийцей.

— Одно плохое слово, и я заставлю его пожалеть, что он не вернулся в систему патронатного воспитания.

Джуничиро был чем-то намного хуже.

— Иди. — Джуничиро отошёл в сторону, и Шота бросился вперёд. Но не к двери.

Вместо этого колени ударились о пол, и он рухнул рядом с Хитоши. Он быстро передвинул Эри к себе, и она уткнулась лицом в его рубашку, а Шота тем временем обнял Хитоши.

— Мне так жаль. — Шота провёл рукой по Хитоши, проверяя каждое ребро и кость. Несколько рёбер оказались ушиблены, и даже без сознания ребёнок вскрикнул, когда Шота прижал палец к выступающей шишке. Что-то сломано. Возможно, несколько рёбер.

Когда Хитоши тяжело вздохнул, Шота заметил, что у ребёнка не хватает одного из нижних резцов. Шота оттянул губы Хитоши и разжал челюсть. Отсутствующих зубов было больше, по крайней мере, ещё два коренных.

— Что он сделал с тобой? — прошептал Шота, пальцами нежно перебирая влажные волосы Хитоши, скользя по голове. Он обнаружил большую, слегка кровоточащую шишку, пропитавшую его волосы. Раны на голове были печально известны тем, что сильно кровоточили, но это всё равно вызывало вспышку беспокойства.

Но то, что он обнаружил дальше, заставило Шоту перестать дышать. Много месяцев назад Шота нашёл Хитоши бродящим по улицам. Его школьная сумка изо всех сил старалась не лопнуть, а от его одежды пахло мочой и алкоголем. Но хуже всего оказалась пара злобных сиреневых отпечатков рук вокруг трахеи ребёнка. Теперь такая же пара отпечатков была обёрнута вокруг горла Хитоши, но они были красными и воспалёнными, и кожа по краям покрылась волдырями.

Джуничиро использовал причуду на Хитоши.

Шота развернулся с оскалом на лице, но оскал исчез, когда он увидел направленный на них пистолет.

— Он всего лишь ребёнок!

— Ребёнок, который слишком много раз мешал мне, — сказал Джуничиро. — Но он хорош для одной вещи. — Он потряс пистолетом в руке.

Страховка. Хитоши — страховка для Шоты. Они оба знали, что Джуничиро не причинит вреда Эри. Он не прикасался к ней. Но Хитоши не был частью той картины, которую Джуничиро нарисовал, изображая их как семью. Однако они оба знали, что это не будет длиться вечно. Однажды Джуничиро зайдёт слишком далеко, и Хитоши станет просто пятном на портрете. Ошибкой, которую можно было бы легко закрасить.

Стрельба в Каминари была несчастным случаем. Джуничиро не был убийцей. Но три дня назад он являлся простым продавцом, живущим нормальной жизнью. А теперь он приставил пистолет к голове ребёнка.

Смерть Хитоши не будет несчастным случаем.

— Мы понимаем друг друга? — спросил Джуничиро, обходя их и закрывая входную дверь на ключ.

Шота кивнул.

— Отлично! — На лице Джуничиро расцвела улыбка. — Я очень рад, что мы пришли к взаимопониманию, Шота. — Джуничиро убрал пистолет обратно в кобуру. — Я приготовлю ужин, хорошо? Спагетти? Что-то западное, чтобы взбодрить нас.

Когда Джуничиро ушёл, исчезнув на кухне и насвистывая весёлую мелодию, Шота чуть не всхлипнул.

— Папочка, я хочу домой, — хныкнула Эри рядом, вырывая его из задумчивости.

Шота провёл рукой по её волосам, вздрогнув, когда кровь Хитоши окрасила белые пряди в красный цвет.

— Я тоже, — прошептал Шота. — Иди сюда. — Он обвил рукой её талию, прижимая к одному бедру, пока Хитоши покоился на другом.

Он запоминал, как их сердца бьются под его рукой. Он и не подозревал, что отцовство заставит всё его тело жаждать ощутить каждый стук их сердец.

— Мы уйдём отсюда сегодня вечером, — пообещал Шота.

А Шота не лгал своим детям.