Глава 7 (1/2)

Кто-то фотографировал его. Это единственная логическая причина мигающих огней. Однако резкий свет исходил сверху, ослепляя его даже из-под закрытых век. Свет исчезал, только чтобы снова появиться через несколько секунд. Это не имело смысла.

Что-то было не так.

Всё казалось тяжёлым, будто он до сих пор пребывал во сне, но он был уверен, что не спит. Ощущение, словно он нежно парил в облаках, как много лет назад.

Но это не могло быть правдой. Оборо мёртв. Мягких облаков больше не было. Что-то другое двигало его.

Открыв глаза, Шота увидел, как мир проносится мимо через стеклянное окно, которое прижималось к его лицу и, отдавая холодом, неприятно вибрировало на шраме под глазом. Здесь отсутствовали большие, возвышающиеся здания офисов, как в Мусутафу. Вместо этого единственное, что видел Шота — широко открытое поле, окружённое большой горой.

Ему потребовалось мгновение, чтобы осознать это. Он находился в машине. Кто-то вёз его за город.

Уличный фонарь снова ослепил его. Он отвернулся, застонав, и ему пришлось закрыть глаза от такой нападки, утыкаясь в грубый материал автомобильного сидения.

— Доброе утро, соня. Мы ещё не приехали. Не думал, что ты так быстро проснёшься, — сказал голос. Это был не Хизаши, но Хизаши всегда водил машину. Никому больше не разрешалось садиться за руль его драгоценного мустанга.

— Хизаши? — прохрипел Шота, пытаясь открыть глаза.

Сначала голос не ответил, и Шота чуть не провалился в беспокойный сон.

— Его не будет с нами. — На этот раз голос был более жёстким, напряжённым и нетерпеливым. Опасным.

Шота открыл глаза и увидел затенённую фигуру, сидящую на водительском сиденье. Мелькающие уличные фонари осветили машину, и Шота почувствовал, как вмиг вся энергия внутри улетучилась, оставляя боль и усталость.

— Иди спать, любимый, — сказал Джуничиро, похлопав его по коленям.

Шота почти так и поступил. Он устал. У него болела голова. Глаза щипало, словно он долго использовал причуду. Желудок крутило и выворачивало до боли. Если бы он продолжал смотреть, его бы стошнило. Ему хотелось закрыть глаза и позволить всему смыться в беспамятство.

Но он заставил себя держать глаза открытыми.

— Где дети? — Слова были невнятными, и Шота не был уверен, произнёс он их вслух или нет, пока Джуничиро не ответил.

— Эри крепко спит на заднем сиденье. Бедняжка. — Джуничиро улыбнулся в зеркало заднего вида, и Шота проследил за его взглядом. Эри сгорбилась на сиденье, прислонившись головой к дверце машины. Она выглядела бы умиротворённой, если бы не полоска крови на подбородке.

— Эри. — Шота попытался потянуться к ней, но рука упала ему на колени.

— Детка, я дал тебе довольно сильную дозу. Просто иди спать. Я разбужу тебя, когда мы приедем домой, — сказал Джуничиро, щёлкнув по индикатору и поворачивая налево.

Шота кивнул; его мысли были слишком запутаны, чтобы даже попытаться разобраться в них. Дом звучал хорошо. Всё, чего он хотел, это рухнуть на свою кровать, обнять Хизаши и заснуть на очень долгое время.

— Спи. — Рука легла на его бедро, нежно потирая и разглаживая ноющие мышцы. Хизаши. Хизаши иногда поступал так, если Шота находился в изматывающем состоянии после целого дня обучения подростков, желающих стать героями, и после ночного патруля. Если кто и знал, каково это быть сбитым с ног, так это Хизаши.

— Спасибо, — пробормотал Шота, сон утягивал его обратно.

— Я тебя люблю.

Шота издал приятный звук, возвращаясь в бессознательное состояние и не обращая внимание на то, что сердцебиение звучало точно так же, как будто кто-то колотил по машине. Словно они были заперты в её металлических пределах.

Но всё было в порядке. Хизаши здесь.

***

Когда Шота проснулся в следующий раз, он лежал на мягкой кровати. Но кровать не принадлежала ему. Не было ни пены с эффектом памяти, ни кучи толстых утяжелённых одеял. Кровать была старая, пружины пробивались сквозь матрас, который даже не был настоящим матрасом, а лишь подстилкой. Простыни были колючими и изношенными.

Рядом тикали часы, и от этого звука раскалывалась голова. У него не было прикроватных часов. Он ненавидел звук тиканья. Телефон прекрасно справлялся с задачей.

На нём была другая одежда. Она принадлежала ему, но он был уверен, что ещё утром находился в чём-то другом.

Потребовалась ужасно долгая секунда, чтобы его настигло осознание. Он не был дома. Джуничиро увёз их куда-то. Если придёт помощь, они не будут знать, где искать.

Желудок Шоты застонал, а затем перевернулся, едва дав ему время, чтобы подняться на ноги в безумной схватке с самим собой. Он нашёл мусорное ведро около прикроватной тумбочки, и его тут же вырвало.

Помощи не было. Шота слишком долго вытаскивал их.

Затем дверь открылась, и раздался последний голос, который Шота когда-либо хотел услышать.

— Ох, бедняжка. — Джуничиро пересёк комнату и сел рядом на кровать и, положив руку ему между лопаток, начал водить рукой вверх и вниз по позвоночнику.

Шоту снова вырвало.

— Где дети? — спросил Шота, прежде чем снова уткнуться лицом в мусорное ведро, вздымаясь так, будто его вот-вот вырвет всеми органами.

— Эри всё ещё спит. Она в своей комнате. — Джуничиро убрал с лица Шоты прядь волос, заправляя её за ухо.

— Где Хитоши? — Шота повернулся к нему, вытирая рот тыльной стороной ладони.

Джуничиро посмотрел в ответ, прежде чем встать.

— Джуничиро, где Хитоши? — Шота попытался последовать за ним, но ноги подкосились и прогнулись под весом, поваливая его на пол. Желудок снова скрутило, и Шота потянулся, но блевать было больше нечем.

— Ты хочешь увидеть Эри? — спросил Джуничиро жёстким и серьёзным голосом.

— Что ты сделал с моим сыном? — рыкнул Шота.

— Эри. Хочешь её увидеть? — Джуничиро метнул в него многозначительный взгляд.

— Я хочу увидеть их обоих.

— Это не то, о чём я спрашивал.

В его голове пронеслась тысяча сценариев. Хитоши всё ещё находился дома с Хизаши, прикованный к батарее. Или ребёнок спал в другой комнате, вне досягаемости Шоты. Или ребёнок мёртв на обочине дороги, брошенный на растерзание лисам и воронам.

Шота поперхнулся, свернувшись калачиком, и из него вырвался болезненный звук.

— Верни мне моих детей, — прорычал Шота. — Мне всё равно, что ещё ты заберёшь у меня, но верни мне моих детей.

Ноздри Джуничиро раздулись, губы скривились в усмешке.

— Он даже не твой.

— Он мой, — отрезал Шота.

Лицо Джуничиро стало недоверчивым, будто он не мог поверить в то, что Шота видел в нём своего сына; что Шота заботился и любил мальчика; что он отдал бы за него всё, включая жизнь.

— Разве ты не можешь быть счастлив с нами тремя? Эри — идеальная маленькая девочка. Ты можешь стать моим прекрасным мужем. Я могу обеспечить тебя. Мы можем стать семьёй!

— Верни мне Хитоши! — закричал Шота сорванным голосом. Он зашёлся в приступе кашля, его израненное от рвоты горло было сухим.

— Нет.

И тут Джуничиро повернулся. Дверная ручка накренилась в его руке. Он уходил.

— Вернись! — Шота пополз вперёд. — Отдай мне моих детей обратно!

— Я отдам тебе Эри, когда ты успокоишься. — Джуничиро оглянулся через плечо. — Мы будем счастливы. — С этими словами дверь захлопнулась, и послышался звук поворачиваемого замка.

Шота ударил в дверь. Тело всё ещё было слабым, и он едва мог поднять руки над головой. Но он пытался. Кулаки врезались в дверь, дерево трещало под силой. Он вернёт детей, даже если ему придётся прорываться сквозь бетон, чтобы добраться до них.

Он занёс кулак и ударил им по двери. Щепки вонзились в кожу, и кровь брызнула на дерево, размазываясь между трещинами, которые он сделал. Это было больно. Костяшки пальцев уже окрасились в уродливый сиреневый цвет, мгновенно распухая.

Но он снова занёс кулак. И снова. И снова, не обращая внимания на бурлящий живот и тяжёлую голову. Какие бы наркотики ни действовали в его организме, они делали всё, чтобы заставить его остановиться и утянуть его обратно в сон. Но боль, пробегавшая по руке от каждого удара, сдерживала его от сна.

Это бессмысленно. Он знал это. Пустая трата драгоценной энергии, но, повинуясь какому-то внутреннему инстинкту, он продолжал напирать. Он предположил, что это было похоже на расхаживающего леопарда в клетке. Требовалось что угодно, чтобы накормить свой изголодавшийся мозг, лишь бы представить себе мир за пределами стальной решётки. Всё, что угодно, лишь бы Шота смог добраться до детей.

В конце концов, его усилия прекратились. Дверь оказалась частично сломана, на белой краске виднелись пятна крови. В центре двери зияла дыра приличного размера, но её всё равно было недостаточно, чтобы добраться до другой стороны. Он был не ближе к выходу, чем раньше. Теперь он сидел с кулаком, таким разбитый и окровавленным, что не мог отличить один сустав от другого. Просто одна огромная масса распухшей кожи.

— Хорошая работа, — пробормотал себе Шота, прижимая кулак к груди, чтобы облегчить боль. Наносить себе травмы без каких-либо реальных результатов было глупо. Нелогично. И всё же Шота ничего не мог сейчас сделать. Но всё уже было сделано.

Он вытер руку о рубашку, надеясь хоть немного остановить кровь. Травма несерьёзная. Возможно, в худшем случае несколько сломанных костей. Часть его верила, что он это заслужил. Он не спас свою семью вовремя. Травма была его наказанием за это.

Но он бы пресёк эту мысль, если бы она исходила от одного из его учеников. Так он и поступил, когда Хитоши несколько месяцев назад признался в подобном; что, возможно, он заслужил всю ту боль, через которую предыдущие опекуны заставили его пройти, как наказание за его причуду. Шота и Хизаши быстро пресекли подобные мысли. Хитоши не заслужил ничего из того, что с ним сделали. Единственное, чего он заслуживал, так это любви и безопасности от заботливых родителей. Сначала ребёнок им не поверил, и потребовались месяцы, чтобы Хитоши наконец поверил в их обещание.

На глаза Шоты навернулись слёзы.

Теперь обещание было нарушено.

Хизаши сказал бы ему, что это не его вина. Но он стоял там, ожидая подходящего момента для побега, чтобы сбежать. Надеясь, что, когда наступит такой момент, это будет означать минимальный риск для безопасности детей. Всё, что имело значение, это вытащить детей живыми.

И теперь он, возможно, опоздал. Хитоши мёртв.

Шота уткнулся в окровавленные руки. Он не был религиозным человеком, но он молился, чтобы кто-то, что-то, что-нибудь пришло и спасло его семью. А потом он заплакал. Тихое, надломленное рыдание, приглушённое его руками. Он плакал из-за всего, чего не сделал. Плакал из-за всего, что сделал. Он оплакивал своих детей, а затем Хизаши. Он оплакивал себя.

Он не знал, сколько времени прошло с тех пор, как дверь закрылась за Джуничиро. Но к тому времени, как дверь снова отперлась, ноги Шоты онемели от покалывания. Наркотики по большей части исчезли из организма, и вместо их действий он просто чувствовал себя измотанным. Полностью разбитым. Он едва взглянул на отпирающуюся дверь. Просто свесил голову и позволил волосам скрыть лицо.

До того как…

— Папочка? — Тихий голос Эри вызвал проблеск света в глазах. Он поднял взгляд и обнаружил, что она балансирует на бедре Джуничиро. Она выглядела прекрасно. Исчезла грязная пижама с единорогом, и вместо неё она находилась в пижаме из розового хлопка с напечатанными маленькими милыми собачками. Волосы были вымыты и расчёсаны, а на щеках отсутствовали пятна от слёз. Она в порядке.

— Иди сюда. — Шота протянул руки, и Эри начала извиваться в крепкой хватке Джуничиро.

— Я хочу к папочке, — хныкнула она.

— Я сказал тебе, что хочу, чтобы мы были счастливы, — мрачным и серьёзным тоном сказал Джуничиро. — Ты не выглядишь счастливым.

— Просто позволь мне подержать её. — Он знал, что, вероятней всего, развалившись на полу и умоляя злодея, выглядит жалко. Но горе, окутавшее его, было густым и тяжёлым. Эри единственное светлое существо здесь. Он нуждался в ней. — Пожалуйста.

Джуничиро пристально посмотрел на него, потом кивнул и отпустил Эри, которая подскочила к Шоте и бросилась в его объятия.

— Мне так жаль, милая, — выдавил он, подавляя всхлипы, желающие овладеть им. Он прижал Эри к груди и зарылся лицом в её волосы. — Я так виноват.

— Я люблю тебя, папочка.

Несмотря ни на что, несмотря на злодея, стоящего позади них и причиняющего ей боль, она сказала это так легко и просто. У Шоты сжалось сердце.

— Я тоже тебя люблю, — выдохнул Шота. — Очень сильно.

— Пошли, — сказал Джуничиро, кивая в сторону двери. — Ты не можешь оставаться здесь весь день.

Шота крепко обнял Эри, прежде чем отпустить её и встать на подкашивающиеся ноги. Понадобилась секунда, чтобы чувства овладели им, и когда они это сделали, он снова взял Эри на руки. Он не верил в то, что Эри всегда нужно носить на руках. Ей шесть лет, она была вполне взрослой, чтобы просто идти рядом. Он всегда осуждал тех, кто нянчился со своими детьми. Но сейчас? Он не мог отпустить её, слишком опасаясь того, что если отпустит её, то потеряет Эри так же, как Хитоши.

— Ты не видела Хитоши? — прошептал Шота ей на ухо, пока они следовали за Джуничиро.

Эри бросила на него серьёзный взгляд и после покачала головой.

Шота лишь поцеловал её в лоб. Он не мог лгать ей. Он не мог сказать ей, что с Хитоши всё хорошо. Он не мог дать ей надежду, если надежды не было.

Вместо этого Шота сделал то, в чём был хорош. Годы пребывания в подполье означали, что всякий раз, отправляясь на новое место, он инстинктивно оценивал окружение, ища все преимущества и исходы.

Дом был нормальным. Не то чтобы он ожидал чего-то зловещего, но обстановка дома была обычной. Стены были грязно-белого цвета, будто Джуничиро никогда не перекрашивал их. Задёрнутые занавески однотонно-синие. Фотографии в доме отсутствовали. Затем Шота увидел единственное, что хоть как-то оживляло окружение: одинокое растение. Хотя и оно было коричневым и выглядело нездорово шелушащимся.

Это было печальным размышлением о человеке, который разрушил его семью.

— Садись, я принесу чего-нибудь выпить. Немного сока, Эри? — Джуничиро улыбнулся и похлопал по дивану.

— Да, пожалуйста, — сказала Эри, уткнувшись лицом в шею Шоты.

— Шо?

Шота вздрогнул, услышав своё имя. Он никогда не привыкнет к тому, что имя исходит от кого-то другого, кроме Хизаши и Немури.