Часть 4 (1/2)
Михаил никогда не выглядел сильным в понимании и мужчин и женщин. У него не было экстремально широких плечей, больших мускулистых рук и толстой шеи. Он был хорошо сложен, тренирован, высок и не более того. Можно сказать, Аурелия запретила ему превращаться в раскаченного медведя, потому что боялась крупных широких мужчин, окружавших ее мать.
Так что первая реакция, которую встретил Михаил, пытаясь записаться на бой, это громогласный смех двух коренастых мужчин, которые исполняли волю своей хозяйки. Ведь боями бесспорно заведовала женщина, мужчинам бы такую большую ответственность просто не доверили.
— Шишь отсюда, — сказал один из распорядителей. — Мы хлюпиков не записываем. В целях, опять же, безопасности, — пробурчал он себе под нос и отвернулся.
— Чего это ты решил завалиться? — спросил второй, поднимая голову, чтобы смотреть в лицо Михаилу. Он отступил на пару шагов. — Знаешь же, какие мужики сейчас в спросе.
— Это, — начал Михаил, — чуть ли не единственный способ заработать немного денег.
— Или найти богатую покровительницу, да? — спросил второй и хлопнул Михаила по плечу. — Вот же щегол, ты смотри…
Михаил ухмыльнулся.
— Боюсь, богатые покровительницы меня не интересуют, — сказал он медленно, тщательно обдумывая, что можно сказать, а что нельзя.
— Ого. Это чего же?
Михаил поджал губы. Не похоже, чтобы они были настроены агрессивно. И не похоже, чтобы они знали о порядках во дворце.
— Я из королевской армии, — признался он, ожидая реакции. Как он и думал, удивление — не более.
— Ооо, — горестно протянул первый. — После гибели принцессы все пошло наперекосяк, да?
— Все-таки она погибла? — спросил Михаил, переводя взгляд на отвернувшегося мужичка. Он повернулся и сощурился.
— А ты точно из армии?
— Да, — уверенно бросил Михаил. — Нам ничего не сказали. Просто распустили.
— Ууу, ну тогда тебе точно нужна богатая покровительница, — сказал второй и снова хлопнул его по плечу.
— У меня уже была, — улыбнулся Михаил. — Так что я теперь как-нибудь сам.
— Слушай, ну если парень из армии, наверное, что-то да могет? — спросил второй, хлопая по плечу первого. — Давай запишем? Мужики у нас не агрессивные, не убьют поди?
Первый молчал, насупившись, и испытующе смотрел на Михаила. Думает, он лжет. Думает, он не из армии совсем. Простолюдины не способны на чтение, поэтому волноваться не о чем. Да даже если этот коренастый мужичок и сможет его прочитать, он увидит лишь подтверждение его слов: у него была богатая покровительница, он покинул дворец и, конечно же, он из армии.
Мужичок махнул рукой и устало вздохнул.
— Так и быть, записывай его, — сказал он, заглядывая в график. — Завтра в одиннадцать есть парень без пары. Понадеемся, его не убьют.
— Вот, новичок, — улыбнулся второй, смотря в листок. — Твой первый бой. Имя?
— Михаил.
— Понятно, — он записал его в график и хлопнул по плечу. — Удачи тебе, Михаил.
***</p>
Аурелия сидела как на иголках. Михаил ушел еще утром. Он не разрешил ей пойти, запретил выходить из дома, приказал ждать, пока он не вернется. Бабуля хлопотала по дому и попросила Аурелию почистить картошку. Она с трудом поняла, как это делается, так как до этого ножа в руках не держала. Все за нее делали слуги, и она надеялась, так продолжится до конца жизни.
К счастью, она ни разу не порезалась, но отвлечься от мыслей о Михаиле она не могла. Когда картошка закончилась, Аурелия села, сложив руки на коленках, расправила одолженный ей хозяйкой фартук, вылупилась в одну точку и замерла.
Наконец, через минут двадцать, она не выдержала давления тяжелых мыслей. Вскочила из-за стола, перепугала бабулю, вышла в предоставленную им с Михаилом комнату, стянула фартук, повязала под одолженное ей платье меч, накинула куртку Михаила и выбежала из дома. Ум мадри – расчетливого гения, воспитанного в ней матерью и учителями – выстроил ей интуитивную карту города, и она остановилась, пытаясь сообразить, в какой части могут проходить легализованные бои. Это явно не центральный район, но не окраина, чтобы знатным дамам не было не по статусу там появляться. Центр не подходит, потому что там было бы слишком много зевак, да и дамам не хотелось бы пробираться через толпу, чтобы посмотреть, как ее фаворит бьет лицо другому фавориту. Явно не промышленный район и не район, в котором много рабочих. Явно не спальный. Вероятно, это должно быть место, в которое могут себе позволить явиться только знатные особы. Не обязательно это должен быть платный район, в котором вход по пропускам, это может быть райончик с дорогими магазинами или развлечениями. Аурелия тихо хмыкнула, взвешивая и обдумывая.
Мадри внутри нее построил убедительный маршрут без ее участия и ее указания, действуя будто сам по себе. Аурелия огляделась, определяя, где она, и будто наяву увидела тонкую нить, указывающую ей путь. Она бездумно последовала за ней, а мадри внутри нее анализировал и запоминал каждый поворот, каждый уголок этого города, обновляя в ее голове карту.
Никогда она не думала, что придется пользоваться мадри для ориентирования в захудалом городишке. Мадри – это высший инструмент составления стратегии, тяжелых просчетов, лучший менеджер мыслей, идеальный психотерапевт, он всегда знает как лучшее и как выгоднее. Но главное – инструмент стратегии. мама использовала его для ведения политики, просчета военных и мирных действий, она могла угадать каждое движение своего врага или друга, могла угадать все мысли, которые когда-либо были в головах собеседников. И это идеальное наследство, идеальный инструмент ведения политики она – Аурелия – использует, чтобы не потеряться в городе. Стыд и позор.
Аурелия остановилась у доски объявлений. Мадри сам собой решил кое-что проверить. И оказался прав. На доске все старые объявления были заклеены ее портретами. Она поджала губы и подняла платок к лицу. Маршрут в голове перестроился, и Аурелия побежала дальше. Совсем скоро она оказалась у нужного ей здания. Мадри внутри нее наконец замолчал, и Аурелия будто проснулась ото сна. Она вздрогнула, начав явственнее ощущать мир вокруг себя, будто перестала быть погружена в себя, а стала полностью физической, без единого намека на метафизическое и ментальное, она почувствовала холодный ветерок на открытых частях ног, на руках и полуоткрытом лице. Решено было ждать, когда Михаил покажется из дверей. Она была уверена, его не убьют. Его невозможно убить.
Михаил очень скоро показался из широкой арки: он безошибочно подошел к Аурелии, будто чувствовал (хотя скорее знал, что она ждет), укоризненно оглядел ее с ног до головы и сложил ладони в карманы.
— Я же просил тебя сидеть дома, — сказал он. Аурелия виновато опустила глаза. Она не смогла это проконтролировать. Так получилось. Что ему ответить? Мадри внутри нее замолк, но и он бы сказал, как есть.
— Так получилось, — тихо буркнула она. Михаил выдохнул: ну хотя бы догадалась прикрыться, с утра по всему городу развесили плакаты с ее лицом и, увидел бы ее кто, тут же скрутили и вызвали бы конвой. — Я не…
— Все, — отмахнулся он. — Молчи. И не забывай, кто ты. Уже извиняешься, будто это я твой хозяин, а не наоборот.
Аурелия стиснула зубы. Он всегда был прав. Она принцесса. Она Королева. И всегда ею будет, куда бы жизнь ее ни уронила. Нельзя забывать. Она не станет извиняться. Михаил взял ее под руку и повел к дому, оглядываясь и проверяя, не идет ли кто за ними. До самого дома за ними никто не следовал – Аурелия чувствовала это не только спиной и затылком, но и открывшим один глаз мадри.
Однако даже одним глазом он чувствовал что-то неладное. Он не до конца понимал, что не так, пока Михаил и Аурелия не подошли к дому почти вплотную. “Беги отсюда”, закричал он. Аурелия остановилась и потянула Михаила за рукав, он обнял ее и завел за спину, пряча за собой.
— Тише, принцесса, — успокоил ее Михаил. Она знала, внутри него тоже есть мадри, и он не слабее, чем ее.
Аурелия спряталась за поворотом, Михаил отошел. У дома дежурил конвой. Он подошел к солдатам и, бросив недоверчивый взгляд на дом, спросил:
— Что-то случилось?
Солдаты встряхнулись, подняли на него глаза, зашушукались, один из них вошел в дом.
— Ищем одну особу. Говорят, ее видели здесь.
— О, — протянул Михаил, — есть какая-то ориентировка?
— Да по всему городу плакаты висят.
— Хорошо. Я вам сообщу, если увижу ее.
— А вы, собственно, куда направляетесь?