Часть 3. Затишье. (2/2)

— Знает.

— И она знает, что с ней в конце будет?

— Да.

— И не пытается сбежать?! Что-то изменить?

— Финал всегда бывает разный, но не для неё. Это её сделка, её плата за мирную жизнь в этом месте.

— Все эти люди заключили сделку?!

— Все, но не у всех был справедливый выбор.

— В чем заключается эта сделка?

— Слишком много вопросов. В свою лачугу я не пущу. Раз ты Ему нужна, так и живи в Его городе.

Старуха остановилась у дверей в одно из зданий, достала огромную связку гремящих ключей и со знанием дела выбрала лишь один, открыв затем им дверь. Лицо Сельмы вдруг приобрело черты ужаса.

— У Вас есть ключи от всех зданий города… Кто Вы?!

Старуха снова взглянула на неё, и её страшное лицо вновь озарилось двумя разными глазами, а сморщенные губы оголили гниль зубов.

— Я не Он, не волнуйся. Я лишь ключник этого города. — Дверь со скрипом подалась внутрь. — Придёшь сюда, когда нужно будет переночевать. А пока донеси мою корзину до землянки. И замолчи уже в конце концов. На сегодня слишком много вопросов. Я расскажу тебе всё, когда поживешь в городе пять дней. Спросишь меня о чем-то раньше, не расскажу ничего.

Старуха вынула из связки один единственный ключ и протянула его Сельме, которая нерешительно взяла в ладонь этот кусок железа. Весь путь до землянки прошёл в молчании. Старая пополнила корзину ещё двумя овощами и не проронила больше ни слова. Продавцы приветствовали бабушку и спрашивали о её здоровье. Она отвечала им что-то ласковое. Горожане знали и её, и ту белокурую девицу, но по-прежнему всем видом игнорировали Сельму.

Шатенка не верила старухе, она боялась её. И в то же время ей было не к кому больше обратится. Если только… та девушка? Если она знает о циклах, может она и раньше пяти дней сможет что-то рассказать об этом месте? Её надо будет найти. Но где? Спрашивать у бабки Сельма не решилась, с усилием зажав язык зубами.

Когда корзина была доставлена к месту назначения, старуха предложила трапезу. Единственное, в чем девушке удалось умолить её, так это вынести еду на улицу. Страх от плавящегося очага стоял живой картиной в глазах. Старая карга не стала спорить и пошла навстречу, хотя страхи Сельмы оказались беспочвенны. Никакой сверхъестественной вакханалии после трапезы не произошло. И как только небо стало озаряться вечерней зарей, старуха отправила её восвояси. Ей ничего не оставалось, как снова пойти в город. Ночевать в лесу было глупой идеей.

Местные жители сновали с улочки на улочку. Многие катили телеги, возвращались домой, а кто-то уже отмечал конец рабочего дня крепким пивом. Как призрак, Сельма блуждала по улицам города, одинокая и беспомощная. Как ребёнку, ей хотелось плакать. Утренняя храбрость развеялась под натиском неизвестности и полного бессилия. Она ещё долго не решалась подойти к тому зданию, от которого у неё был ключ. И всё же идти больше было некуда. С надеждой она заглядывала в глаза каждому жителю, но те всячески игнорировали её присутствие. Выбор был невелик. Лучше сейчас, чем впотьмах.

Ключ нерешительно заскрипел в замочной скважине. Дверь поддалась легко и без усилий. Внутри оказалась лишь одна лестница. Опасаясь каждого тёмного угла, Сельма сразу проверила, нет ли здесь подвала. Но её ладони и носки кроссовок не нащупали никакой выпуклости, похожей на дверь. Путь был только один — наверх. Пугливо, осторожно её ноги отмеряли каждую ступень. В любой момент она готова была к нападению. Но наверху оказалась лишь одна комната с голыми стенами, оштукатуренными обветшалым саманом; деревянный пол и грязный соломенный матрац… Единственное окно выходило на торговую улочку. Из предметов бытового обихода здесь стоял лишь ночной горшок, стул и керосиновая лампа. В любом случае это место оказалось лучше, чем яма под корнями в лесу.

На улице фонарщик зажигал редкие факелы. Сельме повезло, что дом находился недалеко от площади. Далее неё факелы не зажигались. Спустившись, она немедленно заперла дверь, спрятав ключ в карман. Керосиновая лампа зажглась от зажигалки не сразу, но вскоре в комнате замерцал маленький огонёк. Спать было страшно, да и в таком напряжении чувство самосохранения развеивало усталость, как ветер дым. Девушка долго смотрела в окно, пока на темной улице никого не осталось. Лицом к дверному проему, ведущему на лестницу, она села на матрас, обняв колени. Наконец, ее грудь сотрясло тихое рыдание. Напряжение этих двух дней, которые казались ей целой вечностью, дало о себе знать и больше не могло прятаться в глубинах подсознания. Появилось время спокойствия, и Сельма больше не смогла сдерживать свою истерику. Ей нужно было выплеснуться.

— За что?.. За что…

В голове бился только один вопрос. Обида сковывала грудь железными тисками. Всю жизнь она скрывалась от людей, как покалеченное уродливое существо, пряталась в своей норе. И казалось, между нею и всем остальным миром возникло негласное соглашение: она держится от общества подальше, а общество её не замечает. Но судьба нашла способ изощренно поиздеваться над и так искалеченной судьбой.

Тихий плач перешел в рыдания и завывные вопли, в которых Сельма билась около двух часов. Она больше не чувствовала ничье присутствие. Она была абсолютно одна, а потому и срыв стал ещё сильнее. Успокоиться удалось лишь к четырем часам утра, когда небо стало приобретать неприятный серый цвет. Керосин в лампе закончился, и комната освещалась лишь раздражающим зрение сумеречным небом. За всю ночь Сельме не удалось сомкнуть глаза. Лишь когда в окно стал падать золотой свет утреннего солнца, маленькая растрепанная головка стала клевать носом в хрупких объятиях дремоты.

После очередного такого клевка девушка вдруг резко открыла глаза и подскочила. Она заснула! Что вокруг?!

С улицы доносились оживленные голоса и грохот средневекового города. Сельма немедленно подскочила к окну. На торговой улочке уже вовсю кипела жизнь. Может, удастся встретить её?! Со всех ног она побежала прочь из своего столь неуютного укрытия. Темная лестница, скрипучая замочная скважина, дверь, глоток свободы, шум толпы — иллюзия реальной жизни.

Почти полдня девушка блуждала по городу в надежде встретить белокурую девушку, сожженную до этого на костре. Но поиски оказались бесполезными. Тогда ноги сами привели её к старой лачуге на окраине леса. Старуха варила в чане бельё, мешая его толстой палкой.

— Что ты так поздно? Выглядишь неважно. Давай, помоги мне отполоскать бельё и развесить.

Сельма и до того, как попала в этот кошмар, всегда выглядела болезненно. Вечные синяки под глазами, неестественная худоба, бледная тонкая кожа, почти не видящая солнца. Очередная бессонная ночь и парочасовая истерика не сделали её внешность лучше.

Вряд ли у девушки был выбор. В ручье пришлось отбивать плоской доской какие-то тряпки, как показала старая женщина, а потом развешивать их на верёвках. Обе молчали. Старуха — потому что знала все правила здешнего мира и ей откровенно было скучно с чужачкой, Сельма — потому что боялась не узнать в итоге ничего. Невероятно сложно было сдержать в себе целый калейдоскоп вопросов. Старая прекрасно это видела, но не обращала никакого внимания. Не её проблема.

День прошёл глупо и безнадёжно. Солнце медленно клонилось к горизонту. Счастье и шум города не трогали Сельму. Старуха возилась где-то в своей лачуге. Девушка поймала себя на мысли, что даже не знает, как её зовут. Но спрашивать до тех пор, пока не пройдёт указанный срок, она не решилась. Кто знает, как эта бабка отреагирует? Ненормальная.

Словно на зов её мыслей, хозяйка землянки вышла из своей конуры, протягивая ей тканевый свёрток.

— На, надень. Вся в грязи да в саже, уже и одежда пропахла. Иди по мху на север, выйдешь к небольшому озеру. Приведи себя в порядок.

— Спасибо…

Сельма понуро приняла свёрток и пошла в указанном направлении. Озеро находилось чуть в стороне от города, но очень близко к нему, почти на окраине леса, отчего заблудится было невозможно. Место выглядело, как сама благодать: мирный лес вокруг, щебетание птиц, чистейший воздух, каменистое дно. Вода была настолько чистой и прозрачной, что можно было разглядеть не только мелких с три сантиметра рыбёшек, но и каждый камешек на дне. После кошмара на площади это место напоминало рай. Да и весь день шёл не в сравнение: только счастливые лица, только хорошая погода, только прекрасная природа… Однако этот лучезарный фон нисколько не вызывал доверия и отнюдь не улучшал подавленное состояние Сельмы. Ещё более подавленное, чем в прежнем мире.

Окинув местность взглядом, она сняла насквозь пропахшую потом и дымом толстовку, футболку и измазанные джинсы. Старуха была права. Сейчас Сельме и впрямь очень хотелось смыть с себя всю эту грязь и переодеться в чистое.

Вода оказалась, как парное молоко. Девушка вошла в неё по самую шею, наполнила грудь воздухом, зажмурилась и опустилась с головой.

Раз…

Два…

Три…

Водная поверхность, потревоженная рябью, стала успокаиваться.

Четыре…

Пять…

Шесть…

Семь…

Рябь исчезла.

Восемь…

Девять…

Десять…

Резкий толчок из глубины и девушка вынырнула на поверхность, хватая ртом воздух. Будто заново родилась. Ладонями она стёрла капли с лица. Кажется, это именно то, что ей было нужно. С полчаса она и не думала выходить из воды. Находиться в ней было так приятно… Мысли медленно вились, как виноградная лоза, цепляясь друг за друга.

«Сколько я уже не принимала таблетки?..»

Этот вопрос теперь казался таким странным и звучал на задворках разума так тускло и глупо… Вокруг весь мир и вся вакханалия были слишком реалистичными; сила таблеток больше не внушала доверия на фоне всего происходящего. Да и прошлая жизнь казалась теперь такой далёкой…

Уже на берегу Сельма развернула коричневый тканевый сверток: это было средневековое платье, белый чепчик и передник. От последних двух деталей Сельма явно решила воздержаться, а вот чистое платье надела с большим удовольствием. Кроссовки были омыты в пруду и снова надеты на маленькие стопы. Из прежней одежды лишь от грязной толстовки Сельма не смогла избавиться.

Назад она вернулась обновлённая. Вечер протекал так же, как и вчера. Город жил своим внутренним распорядком. Снова торговая улочка, скрипучий замок, темная лестница, мрачная комната. Однако кое-что здесь изменилось. Сельма не сразу это заметила. Да и не могла. Первое время она долго вглядывалась в лица прохожих внизу. Потом, чтобы занять руки, она решила переставить керосиновую лампу с одной стороны подоконника на другой, и вдруг поняла, что лампа отяжелела — наполнена керосином! Но как?! Под утро она потухла и была пуста, дверь она запирала. Либо здесь кто-то был, либо чертовщина в этом городе касается даже бытовых предметов. Липкое напряжение снова пробежалось волной мурашек по беззащитной спине.