Часть 30 Педагогическая поэма (2/2)

Анга и Саня были «комплектом». Единым и неразлучным.

Девочка, мелкая и исхудавшая постоянно плакала, истерила и кусалась, не подпуская к себе никого на пушечный выстрел, кроме Саньки.

А мальчик был веселым и улыбчивым. И только у него получалось успокаивать свою подружку.

В какой-то момент, Макар Игнатьевич задумался, что если бы не Санька, то он бы точно не справился.

Учитель уже не справлялся: ну как можно воспитывать и учить того, кто не понимает ни слова из того, что ты говоришь?

****</p>

В книгах по педагогике существует куча правил, но только в жизни чаще встречались исключения. Каждый раз, с каждым ребенком нужно было думать заново, а не вспоминать заученные наизусть книги.

Вот логичная рекомендация: «В случает проступка, следует наказание…»

А как понять, что это проступок? А как понять, какое наказание?

Очевидно было, что порка — способ универсальный. Подойдёт для любого возраста и ситуации, если не задумываться. И ключевые слова здесь — «если не задумываться».

А Макар Игнатьевич так не мог. Поэтому терпеливо выстраивал с детьми отношения.

И тяжелее всего было с Ангой. Она кусалась, рычала и дралась, как только учитель к ней приближался. И эту непонятную истерику нельзя было прекратить просто шлепком по попе.

Особенно тяжело было научить девочку говорить. Анга упорно на русском не говорила. Обычно, дети быстро учатся языку, когда все вокруг на нем говорят, но девочка была сплошным исключением из всех правил.

И вот уже вторую неделю приходилось мириться с визами, писками и пугливостью.

— Не кусаться! Не кусаться! Ай… Мне больно! — Макар Игнатьевич упорно пытался отмыть Ангу, не прибегая к помощи Сашки, но даже поднять девочку, чтобы запихнуть чумазую в таз пока не получалось.

— Ничего страшного не случится. Просто искупаешься. Ай! Ещё раз меня укусишь, выпорю! — пригрозил мужчина, разглядывая следы от зубов на руке.

Макар Игнатьевич опустил руку в корыто с водой, всем видом показывая, что все хорошо и бояться нечего.

Девочка испуганно свернулась клубочком и начала хлюпать носом.

Мужчина подошёл и попытался подхватить ребенка, но тут же был больно укушен.

— Ай! Опять? Ну, я предупреждал — Макар Игнатьевич с силой переложил девочку на живот и шлёпнул ее по попе наотмашь.

Анга всхлипнула громче, пробормотав что-то непонятное, и попыталась вновь укусить учителя.

— Цав? А мне не больно? Мне тоже цав! — Макар Игнатьевич шлёпнул ещё раз.

Девочка попыталась вывернуться и уползти, но тут же была крепко схвачена.

Учитель уже смирился с тем, что сегодня останется искусанным.

— Не кусайся! Нельзя кусаться! Будешь кусаться, буду шлёпать. Тебе цав будет! Ну Ай! — за укусом в ответ последовал шлепок, немного больнее предыдущих.

Анга воевала до последнего. Упорству и агрессии этой девчонки можно было позавидовать.

Но ребенок, пусть злой, пусть упрямый, остаётся ребенком. После пятнадцати крепких шлепков Анга сдалась и тихо зарыдала, перестав драться.

Макар Игнатьевич, искусанный и исцарапанный до крови, устало сидел рядом, аккуратно поглаживая девочку по спине.

— Ну тихо, тихо. Давай мириться — мужчина подхватил ребенка и пересадил в корыто с водой прямо в одежде.

Анга тихо всхлипывала, утирая слезы, но уже не кусалась.

— И не обижайся, мне тоже было больно, когда ты меня кусала.