Глава 18 (1/2)

Лера проснулась на два часа раньше необходимого, поспав при этом всего часа три. Мандраж перед первым съёмочным днём начался накануне вечером и отпускать, видимо, не собирался. И не удивительно: в конце концов, этого дня она ждала месяц, тридцать четыре дня, прошедших с её удачных проб.

Не в силах больше вертеться в постели Новикова поплелась в душ, который… Был занят.

— Серьёзно? Кому понадобился душ в шесть утра?

— Сейчас, сейчас, Лерочка, — раздался из-за двери голос тёти Любы.

— Тёть-Люб, можно, побыстрее? Я ж опоздаю!

— Куда ты опоздаешь? У тебя съёмки в три начнутся.

— В школу опоздаю!

— Чё орёшь, Лерка? — из спальни, которую делила с матерью, вышла сонно жмурящаяся Надя.

— Ничё я не ору. Спи, — пробурчала Лера, бросив раздражённый взгляд на сестру.

— Ты не просто орёшь, ты вопишь. Волнуешься?

— Ну тётя Люба!

— Вместо того чтобы орать, лучше бы кофе выпила, что ли, ну, или чаю с ромашкой, — Надя оставалась невозмутимой. — Хочешь, сделаю?

— Ну да, выпью чаю с ромашкой, заполирую валерьянкой и буду как…

— Я не предлагала валерьянку, хотя тебе не помешало бы. Тогда ты, по крайней мере, будешь как человек, с которым можно вести конструктивный диалог.

— Ой, да ну тебя, надь!

— А я, пожалуй, кофе выпью, раз уж ты своими воплями разбудила, — с этими словами младшая Гущина направилась в кухню.

— Ладно, фиг с ним, сделай и мне!

— Вот и умница. Но тебе всё же лучше чаю.

— Зелёный, — односложно отозвалась Лера и, секунду помолчав, добавила, — спасибо, Надька.

— Да не за что. Ты, чем дверь в ванную караулить, пошла бы, что ли, блузку погладила.

— Рубашку, — уточнила Новикова.

— Да пофигу. И мою можешь погладить: мне на работу.

Сообразив, что мандраж никуда не денется, а механическая работа хоть немного отвлечёт, Лера пошла в комнату тёти и сестры.

— Какую тебе гладить?

— Голубую. Есть будешь? — крикнула Надя из кухни.

— Ой, нет… — Лера передёрнула плечами.

Надя ничего не ответила, но картофельную запеканку на всякий случай в микроволновку поставила.

— Что за шум, а драки нет? — Люба вышла из ванной.

— Доброе утро, мамочка. Лерка мандражируют-с.

— Зря. Вы у меня девочки самые умные и талантливые. А если кто этого не оценит, хто ж им дохтур.

Услышав эти слова, Лера улыбнулась. У неё вообще поводов улыбаться в стенах родной квартиры в последнее время было много. Тётя и сестрёнка дарили уют, о котором раньше приходилось только мечтать. И регулярные очереди в душ раздражали куда меньше, чем можно было предположить по её ежеутреннему ворчанию.

— Лерка, чай готов!

— А твоя блузка — на плечиках, — Лера, потирая слезящиеся от недосыпа глаза, вошла на кухню. — Запеканочка! — неожиданно для себя обрадовалась девушка.

— Вот и правильно! На голодный желудок никакая работа не спорится, — Люба одобрительно посмотрела на племянницу, которая алчно схватила первый кусок. — Тебе вон в школе отучиться, а потом ещё полдня на площадке плясать. Какие будут заказы на праздничный ужин?

— Да какой праздничный, тёть-Люб, я приду вымотанная как чёрт. А может, ещё и облажаюсь.

— Ты не можешь облажаться, потому что ты талантливая, сестрёнка. А идею праздничного ужина я вполне поддерживаю. Мы же не можем не отметить твой первый съёмочный день.

— Вот-вот, — Люба достала из холодильника бутылку молока и добавила немного в собственный кофе. — К тому же я ж не предлагаю дебош устраивать: так, по-семейному посидим, с шампанским да парой салатиков, ну, или что вы захотите.

— А можно тогда пирог с грибами? — в голосе Леры слышалась надежда.

— Можно. И салат с курицей и ананасом?

— Да! Мама, тыщу раз да!

— Вот и отлично. Ты, Надька, сегодня в своём кафе допоздна?

— Не-а, только до четырёх. Потом репетитор и в семь буду дома.

— А я примерно до девяти, ну, если верить регламенту.

— Вот и хорошо. Тогда вечером, девчонки, я вас жду.

— Слушай, Лерка, — заговорщическим шёпотом начала Надя. — А можно, когда у вас там всё утрясётся, я приду и хоть одним глазком посмотрю, как кино делают?

— Не знаю… То есть я пока не знаю, будут ли пускать посторонних, но очень постараюсь, Надюш.

— Правда-правда? Спасибо, Лерка, спасибо! — Надя кинулась сестре на шею, чуть не снеся ту вместе со стулом.

Лера рассмеялась. На душе стало значительно легче. Главное — не вспоминать, что впереди постоянная работа с Зеленовой… Не вспоминать, я сказала!

— Так, всё, я в душ и полетела. Спасибо за завтрак, сестричка.

— Удачи, — хором отозвались Гущины.

Да уж, удача Лере понадобится, а ещё самообладание и память, чтобы не залажаться на глазах у Зеленовой.

***

Аня неторопливо шла в школу, радуясь, что сугробы растаяли уже к концу февраля. Плюсовая отметка на термометре и ласковое предвесеннее солнышко внушали оптимизм и пробуждали от изматывающей зимней спячки на уроках. Для метеозависимой Прокопьевой отсутствие солнца было почти критичным.

Из собственных мыслей девушку вырвал короткий гудок автомобиля. Посмотрев влево, Аня увидела тормозящий чёрный Мерседес. Стекло со стороны водителя опустилось, и в окне показалось улыбающееся лицо Золотова.

— Подвезти, Анют?

— Вася, — Аня подарила мужчине ответную улыбку, думая о том, как удобно, что лично они в какой-то момент перешли на «ты».

— Доброе утро, ребёнок. Садись.

Устроившись на заднем сиденье рядом с Полиной, Прокопьева заговорила.

— Волнуешься, Поль?

— Меньше, чем ожидала, — Зеленова подвинула к себе сумку с учебниками, чтобы Аня могла устроить свой рюкзак.

— Но всё же волнуешься.

— Все мы волнуемся, Анют, — пробасил Вася, аккуратно заворачивая вправо.

— Даже ты? — глаза Прокопьевой округлились в удивлении: девушке казалось, что ничто не могло сокрушить уверенность Васи при его опыте в индустрии.

— Я — больше всех. Первый съёмочный день — это всегда очень ответственно. Знаешь, вот если всё хорошо в первый день, то и дальше гладко, а если что-то не задалось, и дальше всё через пень-колоду.

— Думаю, всё будет хорошо. Во всяком случае я, ребят, в вас верю. И каст у тебя офигенный. Выше нос, Полинка.

— Иногда, Прокопьева, ты омерзительная оптимистка, — пробормотала Полина, сверля взглядом водительское кресло.

— Оптимистка я всегда, а вот чувство омерзения от моего оптимизма у тебя возникает, когда ты волнуешься, — Аня приобняла подругу и успокаивающе сжала её плечо.

— Слушай, Анют, как ты меня терпишь с моим отвратительным характером?

— И вовсе он не отвратительный. Просто ты нервничаешь. Было бы странно, если бы не. Потому что, если бы сейчас была спокойна, шарахнуло бы в самый неподходящий момент, точно тебе говорю. К тому же, — Аня понизила голос до конспиративного шёпота, — мне нравится тебя бесить своим оптимизмом.

Вася расхохотался в голос.

— Так её, Анют, а то вздумала хандрить!

— И ты, Брут? — Полина театрально всплеснула руками.

— А можно, и я — Брут, за десять тысяч сестерциев-то? — продолжал веселиться Золотов.

— Юля-а-а, — Аня манерно взмахнула ручкой.

От хохота покатились все, даже Полина, наконец, переставшая нервно закусывать губы.

— Приехали, девчонки, — Вася затормозил почти у ворот школы. — Полинка, жду вас с Лерой к трём.

— Я помню, Васенька, — тяжело вздохнула Зеленова.

— Ребёнок, и правда, выше нос. Всё будет хорошо. Анют, как с музыкой?

— Мы с Наташкой и Женькой вчера сообразили первую аранжировку к композиции, которую показывали тебе на прошлой неделе.

— Отлично, — Вася довольно потёр руки. — В субботу приходите, покажете. У меня, кстати, будет к вам, Ранеткам… Кхм, просьба-предложение.

— Да?

— Лере я ещё скажу, а вы, пожалуйста, Ленку захватите.

— Договорились, — Аня толкнула пассажирскую дверь. — Ну что, Полинка, пойдём просвещаться лучами знаний.

— Но толку нет от знаний и наук, когда повсюду им опроверженье, — мрачно продекламировала Полина и вышла в февральскую прохладу. — До встречи, Вась.

— До встречи, солнышко.

— Удачи и сам не волнуйся, — Аня тепло улыбнулась мужчине.

Вася кивнул и, дождавшись, пока девочки заберут сумки, плавно отъехал.

— Крутые девчонки на тачках богатых папиков? — рядом с Полиной и Аней буквально из ниоткуда материализовался Стас Комаров — новенький, который с первых дней (а перевели его две недели назад из какого-то частного лицея) стал головной болью для всех: учителей, обоих одиннадцатых, но главное — для Зеленовой, к которой настойчиво подбивал клинья.

— Комаров, схлопнись, — во взгляд, которым одарила одноклассника, Полина вложила максимум презрения.

— Красотка, ты чего такая неприветливая с утра?

— Потому что я придурков не перевариваю: ни по утрам, ни в любое другое время суток.

— Ты разбиваешь мне сердце, бейба, — Комаров состроил грустную физиономию

— А твои скучные-скучные подкаты насилуют наш мозг, — Аня демонстративно зевнула.

— Один на двоих? Выдохни, детка, моё несчастное сердце будоражишь не ты.

— Слава всем богам по этому поводу! А насчёт мозга, Стасик, лучше один на двоих, но функциональный, чем твоё бытиё морской звёздочки.

— Строптивое розоцветное, хм, мне нравится, с пивом покатишь.

— Браво-браво, ботанику за седьмой класс усвоил. Можно, мы пройдём? — Зеленова нетерпеливо притопнула ножкой.

— Конечно, королева моего отвергнутого сердца, — Стас нарочито галантно поклонился и отступил.

— Ань, за что нам этот придурок?

— Ну, может, мы где-то в своей академической жизни нагрешили? — Аня направилась в сторону школьных ворот.

— Так сильно?

— А может, мы на потенциал кармы работаем с его помощью: вот щас к нам его перевели, зато на ЕГЭ тема сочинения по русскому адекватная попадётся.

— За то, что я его ещё не убила, мне экзамен должны автоматом засчитать, — фыркнула Полина.

— В любом случае мы от него никуда, блять, не денемся, спасибо шреку, — Аня пнула валявшийся на дороге камешек. — К тому же, мне кажется, Борзова прибьёт его раньше, чем закончится твоё терпение.

— Или Смирнов.

Девушки рассмеялись, вспомнив красочные рассказы Кулёминой о том, как новый историк раскатал в блин будущего медалиста Комарова.

— Верю в Данила Алексеевича, надеюсь на него и уповаю, — Полина толкнула дверь в холл.

— Удачи Стасику (нет) на очередном избиении выёбистых младенцев, которое у А-класса уже на втором уроке.

— Жду не дождусь, тем более, кажется, у них вошло в традицию запасаться попкорном, а потом пересказывать представление в лицах.

За одно Полина была благодарна Комарову этим утром: мандраж отступил, сменившись воинственным настроем и предвкушением. Главное — не думать о том, что впереди полдня с Новиковой на одной площадке. Нет, не об этом. Лучше и правда о Комарове.

***

Оля выходила из Загса с неожиданно лёгким сердцем. Развод, который они с Борисом оформили только что, снял с души настоящий камень.

— Лагуткин, выше нос, — Оля улыбнулась бывшему мужу, идущему по правую руку от неё. — Ты чего кислый такой?

— Знаешь, Оленька, у тебя бывает чувство, когда всё вроде правильно, но на душе как-то… Муторно, что ли?

— Бывает, Борь, но на этот раз и впрямь всё правильно. Ты когда на гастроли-то улетаешь?

— Через пару недель. Поживу пока у Андрюхи, а после тура какую-нибудь однушку куплю.

— Тебе совершенно необязательно две недели кочевать. Живи дома, только не бухай.

— Оль, да я уже месяц ни капли.

— А я на упреждение, хотя ты и молодец. И спасибо, что не стал драму раздувать из нашего развода.

— Знаешь… — Борис остановился, чтобы поправить капюшон Липатовой, который всё время норовил сползти и закрыть пол-лица. — Сначала я, конечно, расстроился и, чего уж, разозлился: как, мол, она, такая чёрствая, не понимает моих творческих метаний. Потом — испугался: как я без вас с Наташкой-то буду — я ведь дочь очень люблю, да и ты… Не только жена, ну, бывшая, но друг, товарищ и партнёр.

— Борь, ты по-прежнему мой близкий человек, родственники навсегда, можно сказать, — Ольга сжала руку мужчины. — И мы с Наташкой тебе всегда рады.

— Ну вот о том, Оленька, я и подумал, когда успокоился. Понимаешь, это ж не первый мой такой срыв и не последний, я уверен, потому что, когда работы нет, я всегда лапками кверху и хоть в петлю лезь, не только в объятья зелёного змия. И для старого рокера-холостяка это вообще некритично: взлёты, падения — нормальная история. Но, когда от тебя зависит дочь-подросток, это херня. И в итоге, знаешь, я лучше буду нормальным таким приходящим батей, чем стану её травмой, прости Господи. А наш брак… Оль, ты ж мне братюня… Ты обаятельная женщина, ты прекрасна, но ты своя в доску. А муж всё-таки должен относиться к жене с некоторым трепетом, — Борис немного нервно рассмеялся.

— Ты очень мило старомоден.

— Ну, я, как говорится, старый солдат и не знаю слов любви.

— Ой, да ладно тебе, не знает он, — фыркнула Оля.

— Ну, если только чуть-чуть, — Лагуткин улыбнулся и взял бывшую жену под руку. — Пойдём домой, праздновать развод.

— Тогда за тортиком сначала и за соком, — Ольга повернула к ближайшему магазину.

— Надо не забыть ребёнку колы купить, — отозвался Борис и толкнул двери супермаркета.

Всё действительно было правильно.

***

Первый урок прошёл для Леры в компании вернувшегося мандража, причиной которого стала Зеленова — естественно, кто же ещё? Встретив Леру перед самой алгеброй, Полина лаконично напомнила, что в три им нужно быть в школе, в которой будут снимать. Можно подумать, Лера об этом и сама не помнила. Коротко поблагодарив партнёршу, Новикова пообещала, что не опоздает, и отправилась на урок. Каким-то чудом внимание Терминатора она в этот день не привлекла.

Немного отвлечься помогла история. Как и обещал новый преподаватель на прошлом уроке, опрос начался с Комарова, который настаивал, что ему, будущему медалисту и краснодипломнику МГИМО, занижают оценки.

— Станислав, к барьеру, как говорит Ирина Ренатовна, — Смирнов — темноволосый мужчина лет тридцати — обезоруживающе улыбнулся классу и сделал приглашающий жест рукой.

— Снова будете валить? — дерзко отозвался новенький.

— Нет, что вы, я жажду услышать ваш ответ и искренне надеюсь, что он будет достойным будущего светила российской дипломатии.

Комаров лениво поднялся со своего места и прошествовал к доске.

— Станислав, расскажите нам, что вы знаете о Тегеранской конференции, в частности, какие вопросы на ней обсуждались.

— Тегеранская конференция состоялась в ноябре 1943 года. На ней обсуждали следующие вопросы: во-первых, конечно, вопрос ленд-лиза, то есть поставок вооружений и техники Советскому союзу. Следующий момент — открытие второго фронта, собственно, обсуждение второго фронта началось раньше, но в Тегеране была достигнута договорённость об открытии Западного фронта к лету 44 года. В-третьих, обсуждали переговоры с эмигрантским правительством Польши и усиление этой территории, потому что Польша являлась в случае перехода её на сторону Германии плацдармом для нападения на СССР. Также говорили об устройстве Германии и Европы в целом после войны, например Великобритания предложила отделить от Германии Пруссию, но советская делегация эту идею не поддержала. Ну и наконец, говорили о предстоящей войне с Японией, точнее о потенциальном вступлении в эту войну Советов, — Комаров замолчал и торжествующе посмотрел на Смирнова.

— Хм, хорошо, спасибо, Станислав. У кого-нибудь будут дополнения, возможно, исправления?

Лера, внимательно слушавшая ответ невыносимого хлыща, подняла руку.

— Валерия? Слушаем вас.

— Всё почти так, только вопросы ленд-лиза обсуждались ещё в 41-м в Москве, на международной конференции, тогда же создали антигитлеровскую коалицию. На той конференции встречались министры иностранных дел США, Британии, ну и наш. Поставки по ленд-лизу наладили именно после неё.

— Верно, Валерия, спасибо. В остальном ответ Стаса довольно точен.

Комаров не сдержал очередной самодовольной ухмылки.

— Станислав, скажите, как лично вы оцениваете значение Тегеранской конференции и открытие второго фронта для хода второй мировой войны?

Комаров нахмурился.

— А вам по учебнику?

— Нет, я спросил ваше личное мнение.

— Да сами бы справились, — уверенно ответил Комаров.

— Угу, — Смирнов задумчиво потёр подбородок. — Обоснуйте. Как вы видите концепт победы Советского Союза без второго фронта.

— Да как с ним, только без него. Запад подключился в 44, когда наши уже там всех положили, а они просто подмазались вовремя.

— Не спорю, но мне бы хотелось услышать, как вы видите это тактически, вкратце, конечно.

— Ну-у-у… — неуверенно протянул Комаров. — Я не знаю, я ж не Жуков, а в военку не планирую.

Класс ответил редкими несмелыми смешками.

— Ну что же, Стас, садитесь, это четвёрка, но слабая.

— Да почему?! Ну напутал я с ленд-лизом, но это пятёрка с минусом или сильная четвёрка на крайняк!

— Слабая четыре, потому что вы не умеете обосновать собственное мнение. Не так страшно, что вы напутали с ленд-лизом, а вот неспособность сформулировать базу для своих высказываний — это нехорошо. История, ребята, она не о том, чтобы зазубрить даты, она о том, чтобы понимать и научиться самостоятельно выстраивать причинно-следственные связи. Этому вас научат только на истории и литературе, в университете ещё, возможно, на семинарах по философии, но это, если повезёт.

— Нафига нам ваши причинно-следственные на ЕГЭ? Там даты нужны, — выкрикнул Платонов, до того дремавший на задней парте.

— А я, Николай, не профессор Амбридж, я считаю, что конечная цель образования — не натаскать вас на экзамены, а научить думать и желательно, в идеале, конечно, применять знания на практике. А насчёт причинно-следственных — если вы не будете способны выстраивать логические связки, вы не сможете получить дальнейшее образование, не сможете написать научную работу, не научитесь фильтровать и анализировать информацию, в конце концов, не выработаете навык критического мышления. А без всего этого ваши дипломы, будь они хоть трижды красными, не будут стоить бумаги, на которой напечатаны. Садитесь, Станислав, могу только сказать, что сегодняшний ответ сильнее, чем предыдущий.

— Спасибо, — буркнул Комаров и хмуро побрёл на своё место.

— Я в Смирнова почти влюбилась, — восторженно выдохнула Лера на ухо Наташе.

— Продолжим, ребят. Наталья, вы подготовили доклад, который я просил?

Липатова кивнула и уже встала, чтобы передать файл с листами учителю, но поднятая рука историка остановила девушку.

— Сидите, пожалуйста, передайте доклад Валерии, она нам его зачитает. Надеюсь, там есть ваши личные выкладки?

Наташа подняла вверх два больших пальца.

— Вот и послушаем. Валерия, пожалуйте к доске.

Лера обворожительно улыбнулась.

— С удовольствием, Данил Алексеевич.