Глава 17 (1/2)

Лена себя не обманула: спать она так и не легла. Так что

утром пришлось закинуться двойным кофе и отправиться на химию, которая стояла в

расписании первой.

Придя в школу, Кулёмина узнала, что урок у двух одиннадцатых

будет совместным. Час от часу не легче. Как заставить себя не коситься на

Зеленову, Лена не представляла. Хотя, возможно, ей повезёт и Полина по

каким-нибудь причинам урок пропустит. У самой Лены, увы, такой возможности не

было. Всем хорош их совместный быт с Людмилой Фёдоровной, но возможность

прогуливать школу теперь перекрыта полностью, хотя за домашний уют без истерик

цена небольшая.

Лене не повезло: Зеленова на химии появилась. Улыбнувшись

Гуцулу, Полина заняла место рядом с Аней. Лера демонстративно ушла на заднюю

парту в дальнем ряду. Лужина последовала её примеру. Сама Лена села рядом с

Игорем, который предупредительно занял ей место.

Каримова оказалась как всегда пунктуальной.

— Доброе утро, малыши, — Ирина Ренатовна тепло улыбнулась

классу. — Как настроение?

Коллектив откликнулся недовольным, почти мученическим гулом.

— Понятно, жаворонков на эту планету не завозили.

— Если только вы? — Аня вопросительно взглянула на

учительницу.

— Я? Анюта, ты мне льстишь, — Ирина нервно хихикнула. — Я

терпеть не могу вставать раньше десяти, поэтому разделяю вашу боль.

— Так может, мы тогда тихонечко доспим? — с надеждой

предложил Семёнов.

— Нет, Миша, досыпать мы не будем. Вам наоборот, взбодриться

нужно: впереди до-о-олгий день, — Ирина тяжело вздохнула. — Давайте же начнём

его с опроса.

— Ирина Ренатовна, нокаут, — мрачно прокомментировала Рита.

Лена, надеясь, что её не спросят, опрометчиво разлеглась на

парте: взбадриваться в её планы не входило, не только утром, но и вообще в

течение всего до-о-олгого дня.

— Ну, есть желающие блеснуть знаниями?

Ответом учительнице стала гробовая тишина.

— Как всегда, лес рук.

— Вырубленный, — неосторожно буркнула Лена.

— А, я поняла, Лен, ты хочешь ответить! Прошу к барьеру!

Что же, сама виновата: неосторожно высунулась из окопа,

мрачно подумала Кулёмина, а потом… Её накрыло неожиданным, как подозревала

Лена, истерическим весельем.

— Иду, Ирина Ренатовна, — выйдя к доске, девушка даже не

стала брать в руки мел.

Набрав в грудь побольше воздуха, Лена гордо вздёрнула

подбородок и продекламировала:

Василий влюбился…

Плохого тут нету,

Любовь неразлучна со всеми, кто юн.

Ромео когда-то влюбился в Джульетту,

В красавицу Лейлу влюбился Меджун.

И Вася влюбился…

В Катюшу. Сначала

Их праздничным чувствам ничто не мешало,

Ничто не стояло у них на пути,

Любовь их могла бы и дальше расти.

Но так как всегда

В жизни бурной и сложной

Любовь без конфликта

Почти невозможна,

Конфликт появился,

Но не между ним и ей

А между возвышенным чувством

И… химией!

Весь день промечтал о Катюше Василий,

Всю ночь он не спал и метался в тоске,

А утром его,

Пропустив ряд фамилий,

Учитель по химии

Вызвал к доске.

И Вася пошёл,

Как идут к эшафоту…

Но можно ль,

Скрывая сердечную боль,

Ответить, как действует хлор на кислоты

И как получить сернокислую соль?

И Вася поплыл…

И такого провала,

Весьма вероятно,

Давно не бывало!

А дней через семь или восемь как гром

Статья в стенгазете его поразила:

В ней Катя… Да, Катя!

Писала…

О нём.

И в точности всё описала, как было!

Подумайте:

Как бы Меджун перенёс,

Что Лейла о нём поднимает вопрос?

Пришло бы на ум,

Скажем, той же Джульетте

Писать о Ромео статью в стенгазете?

Смеяться над тем, что, любовью пронзён,

Забыл о химических формулах он?

Нет!

Если бы так поступила Джульетта,

Умолкла бы песня влюблённых сердец!

Творенье Шекспира, трагедия эта

Совсем бы другой получила конец.

Василий был самолюбив и упорен,

Он долго боролся с собой и страдал,

Но Катю забыл!

Да… как Бэлу Печорин…

А химию?

Химию он пересдал.

И повести нет справедливей на свете,

Чем повесть об этой статье в стенгазете!*

Когда Лена закончила, класс разразился бурными

аплодисментами и свистом. От внезапного шума у Кулёминой зазвенело в ушах.

Девушка прикрыла глаза, а потому не увидела болезненной гримасы на лице Игоря.

Дождавшись, пока шум стихнет, Каримова уточнила:

— Я так понимаю, Лен, отвечать сегодня ты не готова? Хотя

стихотворение — прекрасное.

— Ну, вот видите, вам же понравилось, — Лена открыла глаза и

покаянно развела руками. — Про белки я вам действительно не расскажу, простите,

но могу ещё что-нибудь почитать, — речь девушки была слишком для неё быстрой, а

голос — слегка надтреснутым.

— А почитай, — Ирина не знала, какой бес дёрнул её за язык,

но идти на попятный не стала.

— Легко!

Незнакомка, моя незнакомка,

Я не Блок, но тобой болею.

Когда в сердце так колко и громко,

Взгляд поднять на тебя не посмею.

Незнакомка моя, незнакомка,

Сердцем раненым на разрыв

Я срываюсь в агонию, ломку,

Зверем загнанным жалобно взвыв.

Незнакомка, моя, незнакомка,

Расскажи, как тебя не предать?

Разбив душу в мозаику осколков,

Я себя приучаю молчать.**

На этот раз в классе повисла тишина.

— Это… Кхм, это твоё? — через несколько секунд отозвалась

бледная как мел Каримова.

— Моё, Ирина Ренатовна. Но на этом сегодня мои полномочия

всё. Можно, я присяду?

— Да, Лен, конечно, садись…

Больше на этом уроке Каримова никого не спросила. Оставшиеся

полчаса параллель молча конспектировала параграф. И только девушка, называвшая

себя Каллисто, бездумно смотрела в тетрадь.

Вот ты какая, Баскетболистка 17. Как тесен мир. И судя по

бледности Каримовой, кажется, теперь Каллисто знает, кто скрывается за ником

Висмут. Интересно, а сама Баскетболистка знает, кому посвящает стихи?

Полина не была уверена насчёт Кулёминой, но Гуцул, судя по

напряжённой спине, понял всё.

Когда прозвенел звонок, Лена в числе первых метнулась к

двери.

— Задержись, пожалуйста, — Каримова деликатно придержала

девушку за руку.

— Конечно, Ирина Ренатовна, — выдохнула Лена, смиряясь со

своей участью, и присела за первую парту.

Когда за последним учеником закрылась дверь, Ирина

заговорила:

— Значит, Баскетболистка?

Лена дёрнулась как от удара и уставилась на собеседницу

широко распахнутыми глазами.

— Не-е-ет… Только не говорите, что… Вы же просто один из

моих читателей, да? — в голосе Кулёминой слышалась паника. — Чёрт, это же не

можешь быть ты!

Конечно, Кулёмина могла надеяться, что Ирина Ренатовна

просто почитывает фанфики. Но закон подлости, сука, беспощаден. И осторожный

кивок Каримовой это только подтвердил.

— Да, Баскетболистка. Висмут — это я.

— О господи… — девушка закрыла лицо руками, чтобы спрятать

покрасневшие щёки. — Этот день не мог стать хуже. Ну здравствуй, Висмут. Что

же, теперь у меня хотя бы нет дихотомии.

— А была?

— О, ты даже не представляешь. Знаешь, каково это — любить

незнакомку и свою учительницу химии и ни хрена не понимать, кто всё-таки тебе

нужен?

Услышав последнюю реплику, Ирина осела на стул.

— Прости…

— За что? Это мои подростковые тараканы. Сложно не влюбиться

в незнакомку, которая умна, обладает замечательным чувством юмора, деликатна, с

которой вы на одной волне. И в такого, как ты, учителя не влюбиться тоже

сложно. Ты же не думаешь, что я одна такая? У нас в химичку не вкрашены только

безнадёжные натуралки и Зеленова с Новиковой, но у них своя атмосфера, — горько

улыбнулась Лена.

Девушка понимала: если раньше у неё была хоть какая-то

надежда, то с больным и обречённым «прости» она померкла. Кулёмина не могла не

понять всей глубины этого тихого «прости».

— Знаешь, Лен, я думаю, ты слегка преувеличиваешь

относительно моей популярности, — нервно хихикнула Ира.

— Ну, разве только самую малость. Ты не переживай, я не

собираюсь тебя сталкерить или что-то в этом роде. Я всё понимаю, просто… Сейчас

— больно. Очень.

— Лен, солнышко, что тебя так накрыло? Ты уже на урок

пришла… Взвинченная.

— Видимо, на физ-ру я сегодня не иду. Угостишь чаем? У тебя

вроде окошко, а мне нужно кому-то об этом рассказать, или меня разорвёт нахер.

— Конечно. Пойдём в подсобку.

***

Грея руки о чашку с чаем, Лена пыталась собрать мысли в

кучу. Получалось плохо. Не прибавлял уверенности и виноватый взгляд Каримовой,

который девушка периодически ловила на себе.

— Ир, давай, договоримся: мои чувства — это не твоя вина. И

ответственность тоже не твоя. Ты не давала мне ни единого повода. Господи, да

ты идеальна! Просто… Так случается. Я переживу. Баскетболистка снова будет

стеклить, но переживёт. Честно.

Даже несмотря на критическую невзаимность, Лена отчаянно

хотела защитить от боли женщину, которую любила, женщину, которая ни в чём не

была перед ней виновата, женщину, которая её защищала и заботилась… Идеальную и

такую чужую.

— Всё так, Лен, но… Веришь ты или нет, мне тоже больно.

— Я в этом не сомневаюсь. И я не хочу, чтобы тебе было

больно, поэтому и проговариваю. А на урок я действительно пришла уже… — Лена

помолчала, подбирая слова, — в изменённом состоянии сознания.

— Лен, ты что?! — теперь в голосе Ирины явственно прозвучал

страх.

— О Боже, нет, конечно, я ничё не курила… Ну, кроме сигарет,

не пила… Просто, милый мой Висмут, это такой пиздец… — Лена сделала большой

глоток из чашки. — Я вчера узнала пиздец, и теперь он меня разрывает до воя. И

я, блять, не должна этого делать, но… Страдай вместе со мной!

— Да что случилось-то? Ты же знаешь, я всегда готова тебя

выслушать и помочь, и неважно, как друг или как учитель.

— И того, и другого, пожалуйста. Короче, я вчера узнала, что

не я одна в школе фанфики пишу.

— Вчера?

— Вчера, вчера. Выражусь точнее: не только мы с тобой пишем

фанфики, кстати, говорю тебе об этом лично, ибо давно мечтала — «Имя на

кинжале» — охеренно.

— Спасибо. И всё-таки, кто ещё пишет фанфики? — голос

Каримовой зазвенел от напряжения: интуиция подсказывала: то, что она услышит,

ей не понравится.

— Каллисто 666.

— Подожди, ты знаешь, кто Каллисто? Вроде по возрасту только

я подхожу в нашей школе. Ещё, возможно, Светочка, но я бы знала, что она

зависает на Фикбуке.

— Нет, не Светочка. Вот ты тоже думала, что она взрослая

поломанная тётенька, да?

— А разве нет?

— Хер там плавал! Каллисто 666 — это Полина Зеленова.

Понимаешь, блять? Полинка! Семнадцатилетняя Полинка! — голос Лены задрожал. — И

вот этот пиздец! Этот огромный пиздец о безумии Каллисто и её воплотившейся

мести, этот ёбаный ад, который мне в кошмарах снился месяц, это «Лалабай»,

которое Каллисто пела каждому из них, написала Полина, с которой вы меня вместе

из пиздеца вытащили, — по щекам Лены потекли слёзы. — Висмут, я не знаю, как с этим

жить. Потому что мне… Если даже это гипербола, если ей пришлось пережить хотя

бы десятую часть, то я хочу убить каждого. И знаю, что не смогу, потому что она

ж меня к себе не подпустит, — Лена рвано выдохнула и попыталась остановить

поток слёз, бегущих из глаз.

— Девочка моя… — Ирина подошла к плачущему подростку и

заключила в объятья дрожащие плечи.

— Понимаешь, меня она вытащила, а её вытащить некому. И

единственное, что я, блять, могу — это делать вид, что я не в курсе. А я не

знаю, как. И на этом фоне безнадёжная влюблённость Баскетболистки в Висмут,

знаешь, смотрится как-то даже некритично, — девушка теснее прижалась к Ирине,

слёзы которой падали ей на макушку. — То есть я могу, конечно, предположить,

что всё это — авторский вымысел, что Полинка просто впечатлилась персонажем,

но… Нет. Мой собственный небольшой опыт «большого спорта», прости за каламбур,

говорит, сука, об обратном. С чего бы мне верить, что у моделей по-другому всё

работает?

Ирина молчала. Маленькие ломаные девочки, которых некому защитить,

разорвись она хоть на десяток мам-медведиц. Она не знала, что сказать

растерянному, прижавшемуся к ней ребёнку, поэтому просто обняла крепче.

Немного успокоившись, Лена заговорила:

— Я всё ещё не знаю, что делать…

— Лен, а ты точно уверена, что это Полинка?

— Ты видела её перевод? Песни.

— Ну да, очень красивый.

— Ну вот. Мне Гуцул вчера позвонил и похвастался, что они

вдвоём с Полей её переводили. А потом я открываю Фикбук и вижу… — заканчивать

фразу Кулёмина не стала.

Ирина шумно выдохнула, почти всхлипнула.

— Я должна была попытаться надеяться, — тихо проговорила

она.

— Прости, но… Нет.

— Леночка… Теперь и правда, единственное, что мы можем — не

пялиться на Полинку и никак не изменить своего поведения по отношению к ней.

— Без вариантов, да?

— К сожалению, да. Будь у нас хоть какие-нибудь

доказательства, изъяви Поля желание что-то обнародовать — можно было бы

попытаться сделать хоть что-нибудь, помочь ей. Но если она молчит, мы просто не

имеем права, не то что искать доказательства, но даже показывать ей, что знаем.

— Да понимаю я, всё понимаю. Просто больно.

Звонок со второго урока, прозвеневший неожиданно громко,

напомнил Лене, что пора идти на литературу. Но нет, свою норму художественного

чтения она на сегодня выполнила.

— Ира? Спасибо тебе.

— За то, что сделала тебе больно?

— За то, что выслушала. Всегда выслушиваешь. За то, что не

сказала, что я всё себе придумала. За то, что болишь нами, — Кулёмина тяжело

поднялась со стула, подхватила сумку и вышла в шумный коридор.

Спать. Домой. Спать и, пожалуйста, хоть ненадолго, но ни о

чём не думать: ни о своей безнадёжной любви, ни о девочке, поющей колыбельные

психопата.

***

Когда Лера приехала в Останкино (пробы на роль были

назначены на этот вторник), Золотов уже её ждал.

— Добрый день, Валерия Андреевна, — мужчина располагающе

улыбнулся.

Новикова с трудом поборола желание показать ему язык, или

средний палец, или чудодейственную комбинацию, полностью отражающую её мнение

об этом человеке.

— И вам не хворать, Василий Степанович.

— Значит, вы не передумали?

— Я? Я полна энтузиазма. А что, передумали вы? — Лера с

вызовом посмотрела на Золотова, который демонстрировал олимпийское спокойствие.

— Хм, я жажду увидеть вас в кадре.

— Тогда приступим?

— Когда будете готовы.

Глубоко вздохнув, Лера прикрыла глаза. Сейчас она должна

уступить место другому человеку.  Здесь

должна быть Саша Воронова: девочка из неблагополучной семьи, влюблённая в

одноклассницу Лесю Дёмину… Лесю, которую играет Зеленова… Нет, не Зеленова. И

не Новикова. Саша. Воронова Саша.

Девушка тяжело опустилась на стул, сгорбилась и исподлобья

посмотрела на Золотова.

— …А потом, Леська, она мне заявляет: беременная, мол,

какой срок, ХЗ. Месячных уже месяца четыре нет… Или три. Крис, блять, не в курсе!

Малолетка безмозглая! Кому я, блять, как порядочная деньги на гондоны давала,

хуй пойми!

— Твоя сестрица жжёт, — отозвался Золотов, читавший текст

Олеси.

— Не то, ебать, слово! Напалмом! — глаза девушки

загорелись яростью, она шумно выдохнула, достала из кармана пачку сигарет и

зажигалку, глубоко затянулась и выпустила две струйки дыма из ноздрей.