Глава 1 (2/2)

— Забыли, — резюмировала Женя.

Кулёмина ограничилась кивком и лёгким объятьем.

Когда табуреточные страсти улеглись, Семёнов снова завёл скорбную песнь по утраченному мясу.

— Наше мясо утащила собака? Тогда мы идём к вам. С сардельками, — Прокопьева озорно улыбнулась и вытащила из сумки полный пакет колбасных изделий.

Все её прегрешения тут же были прощены и забыты, особенно Семёновым, который не имел к ним никакого отношения.

Когда все поели, Полина, наконец, решилась.

— Ань, можно тебя?

— Можно, конечно, только я без тетрадки сегодня, — Прокопьева подошла к бывшей почти подруге.

— Ну да, заслужила, — Зеленова потянула девушку в сторону от их импровизированного лагеря.

— Что, Полин?

— Ань, я… Прошу прощения за свою глупую некрасивую выходку. Это было в высшей степени по-дурацки и очень непорядочно по отношению к тебе.

— Почему? Почему ты просишь прощения?

— Потому, Ань, что… Сейчас выслушай меня, ладно? Не перебивай, пожалуйста.

Прокопьева кивнула.

— Я прошу прощения, потому что, когда я начинала с тобой общаться, всё дело было только в твоих стихах и в том, что ты знаешь Матвея, знаешь, что ему нравится и как произвести впечатление. Но потом случился… Спектакль, которому предшествовали репетиции. И я не смогла игнорировать то, какая ты. Ты очень искренняя, добрая, ты защищаешь слабых и умеешь признавать свои проёбы. И… И я поняла, что Матвей там или не Матвей, но я бы хотела, чтобы у меня был такой друг, как ты. В общем, вот.

— Ну, Полин, не мне как бы камнями в тебя бросаться. Сама, видишь, пришла с повинной. Но… С одной стороны, твой поступок — не более чем глупость, а с другой — я не знаю, при каких обстоятельствах ты поступишься мной в угоду своим интересам и как сильно это ударит по мне.

— Это справедливо. Но… Понимаешь, Анька, говорить тебе «Я никогда», «Я больше так не буду» — это детский сад. Тут всё зависит от того, рискнёшь ты дать мне шанс или нет. Тебя, конечно, мой пепел в волосах ни к чему не обязывает. Тут исключительно твоя добрая воля. В любом случае, я просто хотела извиниться и сказать то, что сказала. Теперь, думаю, можно вернуться к остальным.

— Давай прогуляемся, — Прокопьева искренне улыбнулась. — Если что, у меня нормально с ориентированием, не заблудимся. Слушай, а Рита-то против не будет, что я к вам на хвост упаду?

— Всё-таки упадёшь? — губ Полины коснулась смущённая полуулыбка.

— Ну… В какой-то степени. Я, видимо, буду вашим с остальными Ранетками канатиком. Уже предвкушаю битвы в грязи за одну меня.

— Нет, Рита не против. Мы с ней обсуждали этот вариант. Она сказала, что ты… Э-э-э… Не стадная.

— Ну, это комплимент, — Аня остановилась и обняла Зеленову.

Полина не сдержала очередной улыбки и ответила на объятье.

— Слушай, Полинка, чего ты так цепляешься за Матвея? Не, ты не подумай, он мне… До сиреневой звезды. Тут Лерка, скорее, громы и молнии мечет. Думает, что… Хм-м… Мои симпатии распределяются между Антоном и Матвеем. А я пока не спешу её разубеждать.

— Но тебе же нравился Матвей.

— Полин, он мне нравился, но… Разочаровал.

— Чем же?

— Понимаешь, он… Он очень… Правильный, что ли? Нет, не то чтобы все хорошие мальчики нагоняли на меня тоску. Но Матвей… Это вот тот вариант, когда знаешь, «Будешь себя плохо вести — у тебя будет скучный-скучный мужик».

Зеленова рассмеялась.

— Вот Матвей — ярчайший пример наказания за плохое поведение.

— А тебе, значит, нравятся хулиганы?

— Нет, не обязательно. Мне нравятся люди, которые… Не боятся чувствовать и ошибаться. А Матвей не даёт права на ошибку ни себе, ни другим. Ну то есть ты когда рядом с ним, где-то прокалываешься, и он, вроде, терпеливо разбирает с тобой ошибку, объясняет, чем поступок коряв, потом раскладывает по полочкам, как правильно… Ну, с его точки зрения, которая, как правило, аксиома, — Аня показала в воздухе кавычки.

— Звучит удручающе.

— Это и правда так. Сначала тебе всё нравится, потому что «Вау, он такой взрослый, умный, спокойный, рассудительный…» и далее по тексту. А потом, через, может, месяц и три-четыре «ужасных» прокола ты понимаешь, что этот мальчик действует как автомат, автомат с программой, без права на ошибку и мыслепреступление.

— Ну да, — Зеленова кивнула, — и к моим ошибкам он… Снисходит, в том числе и с тетрадкой. А цепляюсь я за него, потому что… Вот именно, что хочу чувствовать.

— Что чувствовать?

— Свои семнадцать.

Аня внимательно посмотрела на собеседницу.

— Хочешь кусочек нормального подросткового детства?

— Уж хоть какого, нормального или ненормального.

— Тогда тебе точно не к Матвею. Он будет снисходить к тебе как к маленькой, но требовать решений взрослых. Знаешь, как Аслан в «Хрониках Нарнии»? «Вы дети, поэтому будете решать взрослые проблемы, а потом нахуй пошли — за ненадобностью и потому что уже слишком взрослые».

— Я тоже вижу эту историю именно так, — горько усмехнулась Полина.

— И Сьюзен, Господи… Как же они мерзко…

— Не напоминай, блять!

— Просто во мне всё ещё болит. Они оставили её одну, совсем одну. Они оказались в своей стране вечных каникул, а Сьюзен пришлось узнать о крушении поезда, ждать, найдут их тела или нет, и заниматься похоронами всех членов семьи разом, пока эти выблядки в райских кущах говорили о том, что «Королева Сьюзен предала Нарнию, и она нам больше не друг».

— Знаешь, я в детстве очень любила эту книжку. С мамой читали. Но седьмая… Она всё перечёркивает. А ты, значит, к Матвею давно отгорела? — без перехода спросила Зеленова.

— Да я к нему и не горела. Ну то есть он милый, меня впечатлил, но, уж прости, я им вышибала… Би-панику?

— О как, — Полина приподняла бровь.

— Ну да.

— И… Хм-м, будет бестактностью уточнить, кто объект твоих би-панических симпатий?

— Ну, Маркин, что очевидно, хотя даже тут я уже сомневаюсь, потому что он ходил, вздыхал-вздыхал, но я так и осталась его блоковской незнакомкой. А страусовые перья — это, блять, не про меня. Я, скорее, акмеист.

— Да, акмеисты круты. А у символистов понятно через слово. «Ты написал много букв».

— Ещё одну я ниасилил, — подхватила Аня, и девушки рассмеялись.

— Мне нравится, что теперь наши литературные баталии мы можем вынести за границы урока Копейкиной.

— А мне — что не нужно стесняться в выражениях, потому что от «Блять, не про меня» и «ниасилил» Елизавету Матвеевну хватил бы удар.

— Это точно. Так вернёмся к твоим разнополым баранам. Девочка-то из наших?

— А из каких же?

— Предположу, что это не Алёхина. У вас так и не срослось после её акта конформизма а-ля «И в третий раз говорю вам, я не знаю его».

— Вот это ты загнула.

— Я просто недавно мюзикл пересматривала.

— Конечно, не Алёхина. Ещё есть варианты?

— Ну, если бы не одно «но», я бы, наверное, запала на Кулёмину, но типаж всё-таки не совсем мой. Да и вы с ней почти не пересекаетесь.

— Нет, не Кулёмина и не твоё большое блондинистое и темноглазое «но».

Полина покраснела.

— О Господи, я даже не буду спрашивать, с чего ты взяла.

— Ну, это заметно. Лерка — оверпротектив. Ты ей улыбаешься. И вообще, между вами нереализованное напряжение, которое не заметить может только такой дебил, как Семёнов.

— Остаётся Липатова, — вздохнула Полина, понимая, что обезоружена. — Но Боже, Ань, она же… Кхм, чрезмерно… Импульсивная?

— Как элегантно ты подобрала эвфемизм к определению «истеричка».

— Сути дела это не меняет.

— Напоминаю, Новикова не менее импульсивна.

— Нет, в корне не согласна. Новикова более спокойна в реакциях, хотя в действиях… Разрушительнее?

— Полина, это трындец, мы вкрашены в истеричек, — флегматично подытожила Аня.

Уединение уравновешенных девушек, любящих литературу, нарушила… Конечно же, это была Новикова, причём Ане почему-то сразу захотелось, как в плохом анекдоте, сказать «Это не то что ты подумала».

Лера смерила Прокопьеву тяжёлым взглядом.

— Болтаете?

— Да, мы тут разрулили ситуацию с тетрадкой, сошлись на том, что Матвей — мудак, а теперь обсуждаем вечное противостояние акмеистов и символистов, — быстро отрапортовала Аня.

— Акмеисты рулят. Чё тут обсуждать? — пожала плечами Новикова.

— Вот и мы о том. Присоединяйся, у нас сходятся вкусы в поэзии, — Лере была адресована четвёртая улыбка.

— Анька, там твой Маркин объявил, что в мореходку отъезжает.

— Ну, Маркин — не мой, но могу обеспечить ему скипидар.

— Зачем? — дуэт удивлённых голосов усладил слух Прокопьевой.

— А чтобы, как тот мужик из анекдота: «Ты осла в стойло поставь, а я ещё пару кругов наверну». Для скорости в смысле.

— А-а-а, — реплика снова была синхронной.

— Анька, а как же вот это твоё: «Ах, Антон, мне пятнадцать, а я ещё не целована ни разу»? — хихикнула Лера.

— Мне уже шестнадцать, — Прокопьева толкнула подругу плечом. — Но таки не целована. Что же я сделаю, если Маркин не мычал, не телился?

— Подожди, а Матвей? — Полина удивлённо посмотрела на одноклассницу.

— А Матвей только в щёчку и опосля свадьбы.

— Как скучно, — фыркнула Новикова. — Слушай, Анька, это не дело. Хочешь, в порядке эксперимента помогу тебе опыта набраться?

— Это как?

— А это… Кхм… Вот так, — Лера быстро приблизилась к подруге и затянула её в чувственный поцелуй.

— Хороший опыт, — примерно через полминуты выдохнула Аня. — Хотя решение и неожиданное.

— Почему неожиданное?

— Ну, я, видишь ли, была при впечатлении, что тебе нравятся блондинки.

— Да? А мне вот, Ань, и брюнетки тоже нравятся, — мурлыкнула Зеленова.

— Это когда вот так? — на сей раз инициатором поцелуя стала Прокопьева, а её партнёршей — Полина.

Если поцелуй Леры был озорным и дразнящим, то с Зеленовой Аня не могла бы подобрать определений более точных, чем основательность и деликатность.

— Хм-м, примерно так, девочка моя, — Полина всё ещё бессовестно пользовалась преимуществом низких нот.

— Понятия не имею, что это было, но мне понравилось, — Аня облизала нижнюю губу.

— Солнышко, это был всего лишь поцелуй, — Лера стрельнула глазами.

— Но нам тоже понравилось, — прошептала Зеленова у самого уха девушки.

Аня повернула голову к уху Полины и тихо произнесла:

— Ты же понимаешь, что вы только что использовали меня как буфер?

— Прости…

— Я не против, просто факт — забавный.

Ответной реплики не последовало. Уютную тишину разорвал чей-то болезненный крик.

— Что-то с мальчишками, — Лера среагировала первая и бросилась на шум.

На поляне, невдалеке от места пикника, девушки увидели Платонова, лежащего на земле. Парень поскуливал, болезненно морщась. Его ногу отдавливал тяжёлый ствол.

— Коля, Коленька, что с тобой? — причитала Алёхина.

Полина уткнулась Лере в плечо. Сама Новикова смотрела на покалеченного одноклассника как загипнотизированная. Её рука обвивала плечи Зеленовой.

С другой стороны к месту происшествия неслись Кулёмина, Степнов и Рассказов. Увидев случившееся, историк застыл на месте.

— Дерево не трогаем, — деловито приказал учитель физкультуры. — Платонов, ты ногу чувствуешь?

— Не знаю, — простонал Коля.

— Кулёмина, посмотри, мобильник ловит?

— Глухо как в танке, — мрачно буркнула девушка.

— Слушай, тогда ноги в руки и беги с Маркиным из лесу. Не заблудитесь? Вызывайте МЧС-ников и встречайте их на въезде. Задача ясна?

— Да.

— Бегом.

Сняться с места в карьер ребята не успели. Платонов внезапно перестал стонать, обвёл компанию хитрым взглядом и громко расхохотался.

— Болевой шок? — ни к кому не обращаясь, произнесла Наташа.

— Шутка-минутка, Липатова, а вы и поверили, — продолжая хихикать, парень отодвинул «упавшее» деревце и поднялся на ноги.

Ткнув Семёнова в бок, он заржал ещё громче.

— Ну чего вы? Весело, правда, Женька?

Вместо ответа, Алёхина отвесила «шутнику» звонкую пощёчину, развернулась и ушла.

— Платонов, ты дебил, — констатировала факт Новикова, которую остальные поддержали нестройным одобрительным гулом.

Пикник удался. И в некотором смысле даже буквально.