Глава 1 (1/2)

Лера была чертовски зла. И снова эта Зеленова. Если бы не она, Новиковой не пришлось бы расставаться с иллюзиями. Если бы не она, они бы сейчас не мчали с изменившим ей Бизоном через всю Москву. В конце концов, если бы не она, голова не болела бы так адски.

В общем, Зеленова снова отравила ей жизнь. И Лера будет не Лерой, если не найдёт способа ей отомстить. И лучший вариант — отыграть концерт так, чтобы эта чёртова кукла умылась слезами зависти.

И плевать, что по лбу течёт кровь, а голова разрывается на части. И сердце… А сердце, кажется, скоро выскочит из груди от переполняющей его злости.

Конечно, Бизона она не любит, как и он её. Однако увидеть, как он кувыркается с ещё одной чёртовой куклой, едва расставшись с ней, Лерой, было чертовски неприятно и болезненно для самолюбия. Хорошо хоть, не с Зеленовой трахался. А ведь могли… Вполне могли, назло ей. От этой мартышки крашеной чего угодно ожидать можно.

***</p>

Она сдержала данное себе обещание. Они отыграли на ура, а по стеночке Лера сползла уже в спортзале. Но, теряя сознание, Новикова всё ещё удерживала в голове выражение лица Зеленовой И, к своему ужасу, не могла припомнить ни разочарования, ни досады от успешного выступления. Наверное, только её воспалённый мозг мог найти в этом взгляде что-то подозрительно похожее на… Восхищение?

***</p>

С сексуальным напряжением, которое вызывала Зеленова, Лера уже смирилась. В конце концов, телу не прикажешь, да и Зеленова — не первая девушка, к которой она испытывает влечение. Но блядский Чехов перевернул всё с ног на голову. Блядский Чехов и грёбаный сериал, ради которого эта блондинистая курица навязалась в труппу.

Новикова не хотела знать, чёрт возьми, никогда не хотела знать, что Зеленова не просто хорошо играет, но проживает свою роль, выворачивается наизнанку, так, что хочется взвыть от достоверности её эмоций; не желала знать, как она радуется простой похвале — разве что в ладоши не хлопает, как ребёнок, который слишком редко слышит доброе слово. Гораздо проще было думать, что Полина не способна ни на что, кроме рекламы ебучих сырков и приторных стразиков. Удобнее было видеть в ней ледяную королеву, которая настолько уверена в себе, что не нуждается ни в чьём одобрении.

Блядский, блядский Чехов. И девушка, которую Лера очень хочет, но, кажется, больше не сможет ненавидеть. Девушка, которую внезапно захотелось защищать — и от нападок Семёнова (этому-то козлу что с ней делить), и от той неведомой боли, о которой Лера не желала знать, но которая плескалась в зелёных глазах и мучительно разрывала Новиковой подреберье.

Безнадёжность. Холодная необратимая безнадёжность. Хана тебе, Новикова. Отчаянно и бесперспективно запасть на девчонку, которая никогда с тобой не будет.

Лера не знала, кой чёрт её дёрнул подойти к неприступной королеве. Ноги двигались как будто сами собой.

— Зеленова, — голос Новиковой предательски охрип.

Ну хоть не сорвался на фальцет, и на том спасибо.

— Чего тебе, Новикова? — Полина сосредоточенно рылась в сумке.

— Полин, ты очень круто играешь, правда.

Зеленова подняла голову и удивлённо посмотрела на собеседницу.

— Новикова, ты головой, часом, не ударилась? Или там температура у тебя? — Полина протянула руку и дотронулась до лба Леры. — Хм, странно, жара вроде нет…

— При чём здесь жар?

— Потому что только высокая температура могла заставить тебя добровольно отвесить мне комплимент.

— Но ты правда здорово играешь, — почему-то Лере не хотелось отвечать шпилькой на шпильку, наверное, чтобы увидеть улыбку, на краткий миг отразившуюся в зелёных глазах.

— Спасибо. Ты тоже… Делаешь успехи, — Зеленова с ещё большим рвением принялась потрошить сумку. — Тебе бы только… Чуть глубже проживать, понимаешь? Роль проживать.

Роль и мгновения разрывающего взаимодействия, обречённо подумала Лера, а вслух сказала:

— Да какая из меня актриса? Если бы Борзова не заставила, я бы к кружку и близко не подошла.

— Ну да, я в курсе… и близко бы не подошла, — обронив эту непонятную Новиковой фразу, Полина подхватила с подоконника сумку, из которой так ничего и не вытащила, и покинула актовый зал.

Хана тебе, Новикова, трындец, как он есть.

***

Следующая репетиция, и снова Зеленова. Хотя, справедливости ради, сегодня скорее Семёнов.

Слышь, Зеленова?

Когда Миша заговорил, Новикова внутренне подобралась. Вот дебил! Опять ведь скажет какую-нибудь гадость.

— Ну? — флегматично отозвалась девушка.

— А как же ты это, без гонорара играть согласилась? Придётся нам всей параллелью тебе на сырки сбрасываться. Или сериал всё покроет? Ну там спонсоры какие-нибудь крутые…

Полина, видимо, приготовилась в очередной раз дать отпор, но Лера её опередила.

— Слушай, Семёнов, чё тебе, придурок, неймётся? Ты не поверишь, но чья-то игра стоит больше, чем убогий трояк по литературе.

— Лерка, ты чего?

— А что, Лерка? Лерка — ничего. Напоминаю, ребят, каждый из здесь присутствующих чем-то… кхм, грамотно промотивирован. Кто-то настолько туп, что даже тройку по литре самостоятельно заработать не может. Кого-то затащили бабы, которые не могут его поделить. А кто-то усиленно доказывает своей вроде как девушке, что пытается её не стесняться. Наши Ранетки в полураспаде, сами знаете, промотивированы лично Борзовой. Но тыкаем в недобровольность и «фу такой быть» почему-то только Зеленову. Двойные стандарты — они такие двойные.

— Что ты несёшь, Лер? — вскинулась Наташа.

— Правду в массы.

— Новикова, ты переходишь границы! — возмутился Платонов, внезапно переставший обнимать за плечи Женю.

— Платонов, границы переходят нелегальные мигранты. Правда глаза колет, или ты всё-таки перестал стесняться Алёхиной?

— Новикова, иди к чёрту.

— Значит, не перестал. Женька, я бы на твоём месте его всё-таки послала. Ну, кто ещё желает высказаться?

— Да, ребят, Лерка права, херню творим, — веско отозвалась Лена.

Дальнейшим возражениям помешала Копейкина, вошедшая в зал. Педсовет закончился, а с ним и время для перепалок.

Последствиями репетиции стали бойкот от всех, кроме Лены и Зеленовой. Последняя наградила Леру быстрой, слегка удивлённой и благодарной улыбкой. И нет, Новикова не собиралась вести им счёт, улыбкам этим, но не отметить, что ей адресована уже вторая, не могла.

Самое паршивое, что Зеленова в школьных коридорах и Зеленова на репетициях были как будто двумя разными людьми. Последнюю хотелось называть по имени, защищать и заботиться. Первая не вызывала ничего, кроме желания придушить. Лере казалось, что вариантов всего два — либо у неё, Новиковой, глюки, либо Зеленова страдает биполярным расстройством. И девушка не знала, какой ответ потенциально нерешаемой задачи предпочтительнее.

Но факт оставался фактом. В урочное время Зеленова продолжала высмеивать «Ранеток» и Леру в частности, строить из себя мегазвезду, плеваться холодным ядом на дальние дистанции. А в актовом зале происходила чёртова метаморфоза. Ледяная корка шла трещинами, и снежная королева превращалась в хрупкую уязвимую девочку, за улыбками которой Лера охотилась как маньяк. И да, на её счету было уже три.

***</p>

Зеленова встречается с Матвеем. Почему Лера не удивлена? И какого чёрта её так бесит этот факт? Может, потому что парень нравится Леркиной подруге?

Наверное, повторяется история с Антоном, но теперь на позиции «разлучницы» Зеленова, а пострадавшая сторона — Аня. Блядский бумеранг, который так выводит из себя Новикову. Она же всегда была борцом за справедливость, правда? К тому же нельзя упускать случай высказать Зеленовой, что Лера о ней думает. Тем более, что украденная тетрадка со стихами касается всей их группы.

— Эй, Зеленова! — Лера выловила блондинку у входа в столовую.

— «Эй» как альтернатива «Привет, Полина, приятного аппетита», — фыркнула Лужина.

— Не с тобой разговариваю.

— Хамка трамвайная, — констатировала Рита, пожимая плечами.

— Так чего ты от меня хотела?

— Я вот не пойму, Зеленова, это у тебя хобби такое — подбирать всё, что плохо лежит?

— Объяснись, бешеная.

— Сначала Матвей, который, между прочим, Аньке нравится, потом — стихи наших песен. Что следующее, жертва прогрессирующей клептомании? Давай, сразу списочек составишь, чтобы мы знали, за чем глаз да глаз нужен.

— Новикова, не твоё дело. Или, может, ты сама на Матвея заглядываешься?

— Пф-ф, я, в отличие от тебя, чужих парней не увожу.

— Надеюсь, ты не собираешься на юридический или по стопам отца в школу милиции?

— В смысле?

— У тебя проблема с установлением причинно-следственных связей. Сначала Прокопьева рассталась со столь видным парнем, а уже после — он обратил внимание на меня, потому что я, в отличие от Прокопьевой, постоянна в своих симпатиях и точно знаю, кто и что мне нужно. Теперь разницу сечёшь?

— Всё равно это низко.

— Девочка моя, если бы все расценивали построение отношений с чьим-нибудь бывшим как подлость, мир был бы полон одиночек. Моя маленькая идеалистка.

Слово «маленькая» послужило для быка красной тряпкой. Лера приблизилась к Полине на шаг и прошипела ей в ухо.

— Ну, не все же такие опытные, как ты, когда дело касается чужих парней и мер, которые следует принимать, чтобы человечество не вымерло.

Зеленова дёрнулась как от пощёчины, но через секунду взяла себя в руки.

— А что, Новикова, взрослые байкеры перевелись и нарабатывать… кхм, полезные навыки больше не с кем? Или в тираж преждевременно выходишь ввиду интенсивной эксплуатации?

— Иди к чёрту, кукла крашеная! — Лера подняла голову и зашагала прочь от столовой.

Есть больше не хотелось. То ли слова Зеленовой её ранили, то ли жуткое осознание, что в попытке задеть блондинку Новикова перешла какую-то ломкую стеклянную границу. Но просить прощения она не будет.

В правильности своего решения и правомочности нападок на Полину девушка честно убеждала себя до конца уроков. Но, видя, как Зеленова выходит за ворота школы, поняла — или сейчас, или никогда, не потому что не решится, а потому что, если подождёт хотя бы до завтра, никогда себе этого не простит.

— Зеленова, подожди!

Девушка ускорила шаг.

— Зеленова, да постой!

Никакой реакции.

— Полин, пожалуйста!

Зеленова замерла и медленно обернулась на оклик.

— Господи, Лер, ну что ещё? — в голосе Полины слышалась бесконечная усталость и что-то ещё, чему Лера не находила объяснения.

— Я сегодня крайне мерзко с тобой говорила. Я не должна вмешиваться в твои отношения с Матвеем и тем более отпускать в твой адрес пошлые намёки. Извини, пожалуйста.

— Ничего, в конце концов, твои представления обо мне не далеки от истины, — Новикова могла бы поклясться, что видит, как стягивает лицо собеседницы привычная маска.

Лера быстро замотала головой.

— Нет, Полин, я не верю. И когда несла ту чушь, тоже не верила.

— Зря.

***

Лера волновалась перед спектаклем. Из неё такая актриса. Вроде и школьная постановка, но залажаться и подвести Копейкину не хотелось. Новикова была уверена, из них всех не волнуется только один человек — Зеленова. И можно было бы успокоить себя отговоркой об актёрских курсах, но Лера понимала — дело в другом, в том, что Полина — единственная из труппы вкладывает в монологи всю душу.

Но если бы Лера внимательнее пригляделась к той, в ком была так уверенна, то увидела бы, как дрожат у Полины руки. Волнение подтверждал и диалог Зеленовой с Леной.

— Зеленова, после спектакля мне нужно будет твоё платье.

— Что?

— Полина, включись. Платье, говорю, после спектакля.

— Господи, Кулёмина, вот после спектакля — хоть луну с неба! А сейчас не мешай мне повторять текст.

Если бы Лера сама не переживала так сильно, то непременно бы вклинилась в разговор, чтобы отметить его двусмысленность. Но сейчас задача Новиковой — не забыть собственный текст и не сдохнуть, в очередной раз рассыпавшись на осколки от игры Полины.

Спектакль она пережила, а вот рявк Кулёминой, утягивающей Зеленову за собой в спортзал «Полина, я тебя сейчас прямо здесь раздену», оказался больнее пощёчины. Лена ведь ничего такого не имела в виду? Правда же?

Какое счастье, что Степнов забыл принести табурет, на котором она сидела за установкой. Именно этим Лера оправдывала свою «погоню» за одноклассницами. И чёрт, она не хотела, не хотела, блять, видеть, как ловко Лена расшнуровывает на Полине корсет, как спускает с плеч это блядское платье.

— Простите, что помешала. Кулёмина, у нас выступление, не успеешь, если ты, конечно, не скорострел, — Лера подхватила табурет и вылетела из зала, уже не слыша кулёминского ошарашенного:

— Чё это с ней?

***

Полине было адски стыдно. Дурацкая затея с прокопьевскими стихами, которые она выдала за свои. И дело было не в том, что Полина не умела писать, просто показывать Матвею что-то своё совсем не хотелось.

Конечно, она желала отношений с ним. Может же и у неё быть что-то… Нормальное? А с ним — не больно, с ним без доверия и привязанности, а потому не болит. А ещё он кажется безопасным. Но показать ему свои стихи или прозу… На этот уровень они не перейдут никогда. Вряд ли Полина вообще с кем-нибудь достигнет такого доверия.

Стыдно ей было не из-за плагиата. И даже не перед Матвеем. Совесть в ней, сама того не зная, пробудила Аня. Неудобно было настолько, что Полина пожертвовала редким выходным, чтобы прийти на дурацкий пикник и попытаться принести извинения Прокопьевой, которая, как на зло, отсутствовала. Она пришла, даже несмотря на то что знала — на празднике жизни Ранеток-табуреток её никто не ждёт, что ей будет адски некомфортно в присутствии дебилов одноклассников и… Новиковой.

Чёртова Новикова. Насколько всё было бы проще, если бы не она. Разгон от «ты круто играешь, Полин» до «Прости», а после до «Простите, что помешала» выбивал почву из-под ног.

Поэтому на блядский пикник она шла как на собственную Голгофу, и одноклассники не разочаровали.

— А она что здесь делает? — Маркин вытаращился на Полину в изумлении.

— Ну, так-то в спектакле мы играли все вместе, — Лена кивнула Зеленовой в знак приветствия.

Не было ничего удивительного в том, что, когда все разбились на небольшие группки и разбрелись по лесу, Полина осталась сидеть у мангала с Рассказовым. Последний, впрочем, тоже быстро ушёл, чтобы отнести Витеньке нож да там и остаться. Полину весьма забавляли их недоотношения, которые вряд ли когда-нибудь перешагнут грань передружбы, — слишком уж Степнов зашоренный, а Рассказов нерешительный. Интересно, то, что между ними происходит, видит только она?

От размышлений девушку отвлекло тихое рычание. Полина подняла голову, чтобы столкнуться взглядом с огромным оскалившимся сенбернаром.

Ну почему собака? И почему, чёрт возьми, именно сейчас? Полина боялась собак, с тех пор как ей исполнилось пять. Они с мамой гуляли в парке, когда на них кинулся чей-то злобный бультерьер. Полине наложили три шва, Илоне — восемь.

Бультерьер оставил им одиннадцать швов на двоих. Полину наградил ещё и фобией.

Девушка даже не дёрнулась, когда пёс утащил пакет с мясом. В конце концов, лучше лишиться шашлыка, чем остаться без руки. Потому что со своим страхом бороться она не готова. Здесь никто не разделит с ней швы. Теперь уже нигде никто не разделит.

— Зеленова, ты чё, собаку отогнать не могла? — Семёнов, видимо, очень мечтал о шашлыке, поэтому был зол.

— Семёнов, ты дебил? Несколько кило мяса уволокла явно не такса. Я бы на тебя посмотрела, — Новикова метала глазами молнии. — Полин, ты не сильно испугалась?

— Сильно, там был здоровый сенбернар, — Зеленова задрожала и прижалась к Лере, которая стояла совсем близко.

— Полин, всё хорошо. Здесь его нет, а мы обойдёмся овощами, — Новикова гладила одноклассницу по спине.

— Ты, Лерка, может, овощами и обойдёшься, а я в вегетарианцы не записывался.

— Слушай, Платонов, если ты куда-то там не записывался, найди собаку и отбери мясо, добытчик хренов, — Лера рычала.

— Лерка, пожалуйста, не нужно, это действительно мой косяк, — в голосе Полины слышалась вина и что-то неопределяемое.

— Это не твой косяк. Ты вообще не должна была оставаться одна у мангала. Игорь Ильич, где вас носило?

— Ну, действительно моя вина… Мы с Виктором Михайловичем заболтались…

— Всем привет, — на поляне показалась неуверенно улыбающаяся Аня. — Девчонки и ты, Антон. Я хочу попросить прощения. За то, как мне досталась роль, и за гадости, которые наговорила. Особенно, Лер, прости меня ты, потому что пассаж про маму был гнусным, низким и вообще, я заслужила по лицу. Собственно, если сейчас меня ударишь, будешь права.

— Твой вброс про мать был прежде всего нелогичным. Отсутствие матери я бы скорее компенсировала взрослыми женщинами, вероятнее, феминными, но никак не папочками старше себя. Но это действительно было очень гнусно.

— Я так вовсе не думаю… — в глазах Прокопьевой заблестели слёзы.

— О господи, только не реви, — Лера отстранилась от Зеленовой и обняла Аню. — Ты это сморозила, потому что уже тогда понимала, что виновата, именно об этом надрывалась твоя совесть. А поскольку ты у нас не можешь не слушать совесть, то глушила её глас мерзостями погромче и позлее. Это тебя не оправдывает, но объясняет. И я со своей стороны готова тебя простить, — Новикова обняла подругу крепче.

Никто, кроме Полины, всё ещё стоявшей неподалёку, не расслышал её тихого шёпота:

— В конце концов, ты не так уж и не права, хотя контекст и не тот, что ты думаешь.

— Ну, если даже Лерка тебя простила, то нам артачиться как-то мелочно, — вздохнула Наташа.