Глава 3. Ингун (часть I) (1/2)

Воздух был насыщен запахами моря и порта, и она с удовольствием зазывала их в ноздри, наслаждаясь наполняющим лёгкие холодом. Это бодрило и освежало, прогоняя прочь следы долгих утомительных дней конной езды. Ввиду того, что в Рифте практически всегда царила вечная осень со своими регулярными дождями и постоянным отсутствием достойного тепла, уступающими снегу и солнцу лишь в серединных периодах зимы и лета, север провинции приводил Ингун в неописуемый восторг. Наверное, только ещё дальше к северу - в вечно дышащим пронзительными ветрами Моря Призраков Винтерхолде - может быть холоднее, чем здесь. Впрочем, Виндхельм тоже располагался в непосредственной близости от жестокого морского пространства, поэтому вряд ли разница между двумя холдами так уж велика.

Всю дорогу до Истмарка и через него Ингун испытывала небеспричинную тревогу за принятое решение покинуть дом. Конечно же она уже не раз отправлялась в подобные путешествия самостоятельно, однако обычно в столь дальних переходах её сопровождали слуги и наёмники отобранные строгой волей матери, а потому девушка всегда ощущала в своих спутниках незримое влияние Мавен, будто та всегда находится рядом - приглядывает, следит и контролирует каждый шаг. Сейчас же всё было иначе: Ингун сама снарядила экспедицию, сама оплатила службу всех телохранителей и прочие необходимые расходы и, что не менее важно, сама определила цель, которую они намерены были преследовать и достичь.

Вырваться из Рифтена было одновременно и приятно и до жути неудобно. Власти (несомненно, не без участия матери) объявили трёхнедельный траур с ежедневными обходами жречества Аркея по городским улицам и поминальными церемониями, на которые собиралось больше половины жителей. Из-за всего этого Рифтен стал казаться Ингун ещё более грустным и утопающим в серости, нежели в обычное время, но проявлять неуважение она не собиралась, да и положение ей этого, откровенно говоря, не позволяло. Она лично готовила для храма благовония, читала молитвы вместе со жрецами и не пропускала ни одного события, что так или иначе оказывалось связано с прощанием с братом. В первые дни после случившегося Ингун не могла сдержать слёз, а однажды даже сама не заметила, как просидела почти всё свободное время дня, запершись в комнате и проливая их столько, сколько не отпускала никогда прежде. С Хеммингом у неё было связано много приятных сердцу воспоминаний, и хоть старший брат, порой, вёл себя грубо и излишне высокомерно, чистого зла она от него никогда не испытывала. Несправедливо, что боги забрали его так рано. И ещё более несправедливо с их стороны было укрыть от правосудия его убийцу.

Сильнее всего обстановка траура ощущалась конечно же в родовом имении. Все слуги - от простых конюхов до поваров и чашников - днями напролёт ходили в чёрных одеждах, а завидев Ингун, всякий раз отпускали словесные соболезнования. В первое время она отвечала им всем благодарностями, но искренность этих ответов быстро наскучила ей и потеряла свою силу, когда слуги матери взяли моду повторяться. Главный помощник Мавен в банковских делах - седой пережиток своего века по имени Та́льдур, которому в это время выпала честь и гостить, и работать в поместье, дошёл до того, что заваливал Ингун подобными речами по десять раз на дню.

Однако больше всего девушку поражало поведение родной матери. Мавен, как и все остальные, соблюдала правила траура, но более изменений в её ежедневном режиме никаких не последовало, будто ничего и не произошло. Ингун старалась узнать в суровом материнском лице печаль, однако, при редких встречах с дочерью, Мавен вела себя как ни в чём не бывало, что отбивало у девушки всякое возникающее желание заговорить с ней.

Однажды, когда Ингун была ещё шестилетней девчушкой, ей не посчастливилось во время лодочной прогулки на озере Хонрик оказаться за бортом. Из воды её достал перевозивший их с братом лодочник. Даже оказавшись в безопасности рядом с мамой, Ингун всё ещё помнила жуткий холод и темноту под водой, с которой, казалось, невозможно справиться. Напуганная пережитым до смерти, девочка долго плакала, и вот тогда Мавен сказала ей: ”Не трать слёз понапрасну, Инги. Слёзы льют слабые, когда не могут справиться с трудностями, а сильные льют пот, но преодолевают их. Ты сильная?” Кажется она тогда согласно кивнула, а вот поняла ли смысл этих слов на самом деле? Наверное, не поняла - раз задавалась этим вопросом сейчас. Хемминг был старше её, первенцем и наследником их рода, отличался всеми необходимыми качествами, чтобы вовремя подхватить на плечи дела и обязанности стареющей матери... Матери, которая даже не пустила слезу по его кончине. Осознание этого путало и выбивало из колеи.

С другой стороны, полученный в детстве совет всё же сыграл свою роль. После двух недель траура Ингун пришла к выводу, что с непоколебимости Мавен надо брать пример и продолжать жить, а значит и продолжать думать о том, что ты делал или что собирался делать. Из-за этого девушка какое-то время чувствовала себя ужасной эгоисткой, но задуманное нельзя было больше откладывать. Она и так ждала слишком долго. Даже семейный траур не стоил задержек - слишком уж велик был риск, что её опередят.

Ингун закрыла глаза и вдохнула полной грудью, воскрешая в памяти день, когда она впервые услышала о том, что так воодушевило её и очертило первые планы грядущей экспедиции. Омрачал эти воспоминания лишь тот факт, что знакомство с данмером-учёным произошло в той самой таверне, где недавно встретил свою несправедливую смерть Хемминг. Предпочтя тогда домашнему ужину скромное угощение, которое в тот вечер подавали в ”Пчеле и жале”, девушка обратила внимание на прибитое к стене у дверей объявление. Такие послания и обращения никогда не были диковинками - так до жителей доходили указы от властей или выгодные предложения от торговцев, - и всё же, что-то заставило её тогда заинтересоваться. Наверное, это была сама судьба. Прочтя написанное и расспросив об его авторе владелицу заведения, Ингун узнала, что в Рифтен прибыл одинокий исследователь, желающий заручиться спонсированием и помощью в поисках некоего артефакта. Кирава любезно проводила её в комнату, где обосновался этот таинственный учёный. Ингун даже не надеялась когда-либо услышать столь интересной истории.

Исследователя звали А́вел Эра́но, а занимался он, как утверждал его рассказ, изучением наследия своего народа тех времён, когда в Морровинде правил вошедший в множественные легенды Трибунал - триада могущественных Живых Богов. Авел посвятил полвека своей жизни походам и раскопкам, проходящим на территории пустошей, которые теперь охватывали огромную часть острова Вварденфелл, и нашёл множество стоящих внимания вещей: потерянные гробницы, остатки разрушенных данмерских поселений и древних даэдрических руин, не говоря уже тысячах мёртвых тел, что покоились под тоннами пепла, извергнутого когда-то Красной Горой. Во время разговора Авел не упускал никаких подробностей, описывая даже то, что Ингун сама прекрасно знала из научных и исторических трудов. Катастрофа на Вварденфелле произошла почти два века назад, когда огромный метеорит Баар Дау, веками удерживаемый мистической силой Трибунала в воздухе над городом Вивек, оказался освобождён и обрушился на поверхность острова, принеся с собой смерть и разрушения. ”Наша некогда величественная земля была изуродована и потеряна для нас”. - говорил Авел. - ”Наследие сотен лет спокойной жизни было погребено под лавой, землёй и пеплом”. ”Благородная цель - вернуть хотя бы часть этого”. - отвечала ему тогда Ингун. - ”Думаю, я смогу помочь вам в ваших стремлениях”.

Разумеется, она сопереживала данмерам, которых постигла участь жертв Красного Года, однако к Авелу её привлекла не эта жалость, а строго то, что он вознамерился отыскать. Жаль ей так же было и из-за того, что придётся лишить несчастного исследователя результатов готовящегося путешествия... если оно, конечно же, возымеет эти результаты и оправдает её старания и её вложения. В противном случае придётся возвращаться к матери, понурив голову и выслушивая длинные нотации о бесполезно растраченных денежных средствах семьи, как бывало уже не раз за время обучения у мастера Элгрима.

Нет, в этот раз её будет ждать успех. Она словно чувствовала это, как тогда почуяла, что объявление в таверне сулит нечто грандиозное.

Ингун отвернулась от замёрзшего речного пейзажа и опёрлась на борт корабля спиной, чтобы защититься от назойливых хлопьев снега, которые успели осесть на её плечах и волосах миниатюрными белыми сугробами. Отряхнувшись, девушка достала из сумки под шерстяным плащом любезно оставленные ей Авелом записи в виде обёрнутого в кожаную обложку дневника. Она перечитывала их в Рифтене, перечитывала во время пути в Виндхельм и успела один раз перечитать уже здесь - на борту нанятой в плавание шхуны, носящей довольно-таки вызывающее название ”Ледяная секира”. Времени у неё для этого было предостаточно, но сегодня путешествие должно было начаться и просмотреть информацию ещё разок лишним точно не будет.

Ингун пропустила несколько первых страниц, где Авел описывал географические особенности изменившейся после катастрофы береговой линии Вварденфелла и открыла ту часть, что начинала повествование старинной легенды народа данмеров. Она и сама знала немало этих преданий, но конкретно это, видимо, было настолько надёжно похоронено в культуре тёмных эльфов, что о нём умалчивало большинство летописных источников.

На одной из страниц была не особо аккуратно (вероятно из-за скорой перерисовки) изображена статная полуобнажённая фигура женщины-мера, сплетающая пальцы у груди в некоем религиозном знаке. Последующая страница тоже содержала в себе рисунок, но этот демонстрировал некое лишь отдалённо напоминающее предшествующую мерку существо. Вместо кожи женщина носила секущуюся крестовыми линиями чешую, глаза у неё имели вертикальные зрачки, а зубы были неестественно удлинены, преобразуясь в клыки. Ингун перевернула страницу и рассмотрела ещё одно изображение, где та же самая чешуйчатая фигура изображалась с уже закрытыми глазами. По щекам и дальше вниз по грудям и животу у неё текли тёмные слёзы, собирающиеся в нарисованный у скрещенных ног флакон. Вокруг этого сосуда красовались несколько черепов и какие-то записи на данмерском диалекте.

Ингун могла узнать нарисованную в дневнике персону без чужих подсказок. Альмалексия - Мать Морровинда, Исцеляющая Матерь, Айем и одна из трёх богов Трибунала. Но конкретно эти скопированные изображения превозносили её в другой - не менее известной ипостаси. Альмалексию так же именовали Змееликой Королевой, а легенда, которую Авел предусмотрительно переписал в свой дневник, повествовала о страшных кознях одного из даэдрических лордов, сведшего с ума диких животных Морровинда и направившего целую орду из них на какую-то уединённую деревню на Вварденфелле. Согласно записям, Альмалексия пришла на помощь страдающим данмерам в своём ужасном воинственном облике змеи и остановила резню, но весть дошла до неё слишком поздно и многие из мирных жителей были растерзаны обезумевшими тварями. Святая самолично похоронила каждого из своих ”детей”, но горе, сразившее богиню, было настолько велико, что слёзы реками текли из её глаз, а поскольку сходили они с век Змееликой Королевы, то были ядовитыми и убивающими всякого кто к ним прикасался. Не желая нести ещё больше смерти, Альмалексия выплакала всю свою боль в сосуд и повелела спрятать его в надёжном месте, где её слёзы никто не мог бы найти. ”Слёзы Змеи”. - восторженным тоном рассказывал Авел. - ”Совершенный яд, что способен убить любое живое существо, которое осмелится прикоснуться к этим тёмным каплям”.

Ингун медленно провела двумя пальцами по нарисованному чернилами флакону и черепам у его основания. Совершенный яд, повторила про себя девушка слова данмера. Такое не должно пылиться в затхлой и затерянной гробнице.

- Миледи Чёрный Вереск?

Она захлопнула дневник, поспешно запрятала его обратно в сумку и подняла глаза. Перед ней стоял кряжистый норд с налысо обритой головой, но густой тёмной бородищей и пышными бакенбардами. Одет он был в бывший когда-то достаточно нарядным шерстяной дублет с какими-то узорчатыми рисунками, но выцветший и испорченный влиянием морской соли, а так же в плотные штаны на овечьем меху и сапоги из кожи хоркера, которые постигла похожая судьба.

- Капитан Ва́льфур. - кивнула Ингун в ответ.

- Миледи, - повторил владелец ”Ледяной секиры” и коротко поклонился, - радостно сообщаю вам, что нынешним вечером ожидается прилив и мы сможем выйти в море. Почти весь груз уже на борту, а мои ребята наконец достаточно протрезвели после вчерашнего и готовы исполнять свой долг.

Ингун выдавила улыбку, хотя глубоко внутри испытала сильнейшее раздражение. Порой ей становилось стыдно за то, что представители одного с ней народа способны опуститься до существования, при котором приходится столько пить. Однако, если не забыть процветающий бизнес её собственной семьи, где главной ветвью было производство мёда, в подобных выводах она, похоже, не сможет найти единомышленников.

Значит надо смириться.

- Как долго вы ходите по морям, капитан? - плавно сменила Ингун тему.

Вальфур сморщил лицо, облизнул губы и поводил глазами туда-сюда, мысленно высчитывая.

- Уж не упомню. - усмехнулся наконец мужчина. - Отец мой говорил, что даже на этот свет я пришёл у него на корабле, а потому мне, якобы, суждено с морем породниться. Так оно, собственно, и вышло. Папка меня всему учил ещё с малых лет, и палуба стала мне твёрже и приятней обыденной земли. Так что, можно сказать, что в море я с рождения, миледи.

- Это хорошо. - снова кивнула Ингун. - Полагаю, по маршруту, который я вам описала, вы тоже уже ходили?

- До Вварденфелла-то? - капитан гордо фыркнул. - Разумеется, миледи. Пойдём сначала на Солстейм, там задержимся на денёк, чтобы продать в Вороньей Скале кое-что из заказанного ихними властями и жителями товара, а потом сразу к северному побережью этой пепельной помойки.

Пепельная помойка, вторила про себя Ингун. Ей уже не терпелось увидеть эту картину воочию, чтобы понять насколько сильно отличаются описания в книгах от реального опыта. Многие учёные и исследователи питали надежду, что жизнь Вварденфелла всё ещё может быть возрождена, но пока лишь на севере острова - вдалеке от места падения Баар Дау и в тех регионах, что были наименее всего поражены извергаемой из Красной Горы лавой.

- Говорят, что там приходится постоянно ходить в защитных масках и шлемах. - сказала Ингун, демонстративно прикрывая ладонью нижнюю часть лица.

- Правильно говорят, миледи. - закивал Вальфур. - Проклятый вулкан то и дело начинает сыпать пеплом, будто снегом, которым нас сейчас одаряет Кинарет. Денёк подышишь этой дрянью и, глядишь, до конца жизни будешь ею харкаться.

Ингун сглотнула, невольно представив себе те ощущения, что ежедневно вынуждены были терпеть немногочисленные жители Вварденфелла и материковой части Морровинда, на долю которой так же приходилось немало последствий возросшей активности Красной Горы.

- Боюсь, испытать это нам ещё предстоит. - проговорила девушка. - Доложите, когда будете готовы к отплытию, капитан.

- Непременно.

Вальфур быстрым шагом двинул к кормовой части своего корабля, оставив Ингун в одиночестве, однако продлилось оно сравнительно недолго. Девушка не могла не заметить, что следом за капитаном на борт поднимается всё больше и больше лиц, в которых ей узнавались как нанятые ею телохранители, так и незнакомые матросы. В отличии от разношёрстности четверых наёмных бойцов, команда ”Ледяной секиры” состояла из одних только нордов и включала в себя около двадцати человек. Ингун оценила взглядом расстояние от носа шхуны до кормы, стараясь представить приблизительную объёмность трюма. Должно быть, бедолагам во время плавания будет жутко тесно.

Её это, конечно же, не касалось. Кают на шхуне Вальфура имелось всего две - соседствующие друг с другом капитанская и принадлежащая первому помощнику. Последний, к слову, долго высказывал недовольство по поводу того, что капитан вознамерился выселить его в трюм к остальным матросам, но Ингун быстро рассудила возникший между ними спор. Вернее, не она, а десяток лишних септимов в кармане первого помощника.

Один из моряков с грохотом прокатил перед ней деревянную бочку. Девушка снова огляделась и поняла, что на палубе ей сейчас находиться не стоит - корабль ожил работой. Не пора ли и ей заняться делом?

В каюте царили ярко-выраженные следы ароматических масел. Ингун сразу узнала тонкий след яблока, перемешивающийся с более резким зверобоем и ещё более крутым духом хвойного дерева. Да, Бе́лла знала как её порадовать. Ещё вчера, когда Ингун впервые обходила корабль после заключения сделки, здесь стояло совершенное зловоние из сливающихся друг с другом запахов немытого тела, сразу нескольких тонов хмельных напитков и чего-то ещё, чему она не могла найти описания. Вне всякого сомнения, первый помощник Вальфура оценит оказанную его личным апартаментам любезность.

Вспомнив о Белле, Ингун тут же заметила, что служанка исполнила её повеление и успела позаботиться о тепле, водрузив в правом углу каюты крытую керамическую жаровню с изрядным количеством раскалённых углей. Вот поэтому она и предпочла взять с собой одну только Беллу, несмотря на то, что ещё несколько материнских прислужников яро вызывались присоединиться к экспедиции - исполнительности в ней было больше, чем в ком-либо другом, и Ингун убеждалась в этом уже неоднократно. Более того, никого другого ей сейчас рядом было не нужно.

Сняв и повесив подмокший от снега плащ над жаровней, она присела за установленный у правой стены рабочий стол. Здесь Белла так же успела навести поразительный порядок: два перегонных куба, кальцинатор, дюжина мензурок и пробирок в специализированных под них подставках, ступки с пестиками разных величин, работающая на огненной соли горелка, пинцеты и прочие алхимические инструменты - всё было выставлено и размещено в идеальной последовательности. Несомненно, за много лет своей службы Белла успела запомнить, как выглядит рабочий стол Ингун в её личной комнате.

От стольких мыслей о подруге голова у неё немного закружилась. Хотя, чего уж грех таить, - они давно перестали быть простыми подругами. Для всего поместья Белла была лишь обычной служанкой, каких при дворе у Мавен насчитывалось почти полных три десятка, но для Ингун она перестала быть таковой ещё со времён девичества, которое, к слову, ею же и было прервано. Иногда эта близость заставляла проявлять исключительную осторожность, а иногда даже сильно мучиться. Порой, Ингун с трудом дожидалась позднего вечера, когда прислуга освобождалась от своих обязанностей и возвращалась в отведённые им при подвале поместья комнаты. Белла почти никогда её в этом не разочаровывала и всегда находила повод растянуть служебные часы, чтобы незаметно проскользнуть на второй этаж и лишний раз провести уборку в спальне господской дочери.

Ингун достала из ящика стола небольшую завёрнутую в ветошь чашку и рассмотрела покоящиеся в ней одноцветные сероватые хрусталики. Вооружившись пинцетом, девушка извлекла на свет тот, что показался ей самым мелким, поднесла его к одной из пробирок и позволила ему упасть на дно. Пробирку она установила на горелку и, всё тем же пинцетом поворошив лежащую в её основании огненную соль, принялась наблюдать за процессом. Всего через каких-то несколько минут хрусталик преобразился в жидкость, а воздух над пробиркой начал насыщаться горьковато-сладким ароматом смолы пробочника.

Формулу она помнила наизусть: такое же количество дважды перегнанного сока золотистого ка́нета, добавить растолчённый до порошка лепесток камене́вки, плюс пол-унции высушенных волокон креш-травы. Ингун следила как смесь начинает закипать, а после густеть и только тогда убрала пробирку с разгоревшегося от солей пламени. Запах у получившейся вязкой жижи был, как и полагалось, резковато-мятный, буроватый цвет тоже соответствовал описанному в рецептах.

Её отвлёкли стук и последующий скрип со стороны входа.

- Госпожа. - в каюту, плотно затворив за собой дверь, вошла Белла. Ингун отсоединила основание горелки с огненными солями от общей конструкции, отставила слегка полыхающую чашечку в сторону и повернулась к служанке. Девушка была укутана в старый меховой полушубок, великоватые по размеру штаны и неуклюжие башмаки с толстыми подошвами, а поверх всей этой одежды её укрывал плотный слой налипшего снега. - Такой буран поднялся, аж ледяные тролли завоют. Я принесла то, что вы просили.

Ингун не сдержала улыбки и последующего смешка:

- Мы одни здесь, Бел. Отбрось ты эту привычку называть меня ”госпожой”.

Девушка поймала слова налету и сразу последовала им. Даже дальше пошла. Стянув с себя полушубок, она отряхнула его, разметав снег по всей каюте, а после сделала тоже самое со штанами и обувью, оставив на себе лишь грубую рубаху, утеплённые вязанные чулки и такие же носки. Ингун наблюдала за тем, как Белла растряхивает свои засалившиеся каштановые волосы и сгребает в охапку всю снятую одежду, чтобы тут же отнести её к жаровне для просушки. Делала она всё это одной рукой, поскольку вторая у неё была прижата к животу, удерживая свёрток из плотной бумаги.

- Этот грибоед осмелился выбивать из меня большую цену, - проворчала Белла, закончив расправлять вымокшие полы полушубка, - но меня, как ты знаешь, так просто не проведёшь. - она подошла к столу и наконец избавила руку от свёртка. - Здесь ровно столько, сколько ты хотела.

Ингун вслепую придвинула к себе упаковку, продолжая изучать (словно впервые) лицо Бел: аккуратное во всех чертах, лишь с немного заострённым носиком и заметными ямочками на щеках. Даже немытые волосы не отнимали у неё привлекательности.

- Чем это так пахнет? - вопросила Белла, с силой зазывая в ноздри запах. Удивительно, что она смогла различить столь тонкий аромат посреди тех, которыми самолично недавно наполнила каюту. - Опять какая-нибудь отрава?

Вместо пояснений Ингун подцепила девушку за мятый воротник, подтянула ближе к себе и быстро поцеловала в щёку.

- Не самый понятный ответ, - кожа Беллы на месте поцелуя заалела румянцем смущения поверх того, что остался после холода, - но пахнет приятно.

- Хафьорг поделилась со мной этим рецептом. - ответила Ингун, снимая пробирку с крепления над горелкой. - Сказала, мол, лет десять назад пыталась приготовить эту штуку для того, чтобы отвлечь мастера Элгрима от работы и расположить к себе. - она поднесла тонкую тару с зельем поближе к лицу Беллы. - Уверяла, что, либо у неё не по рецепту всё вышло, либо Элгрим был настолько одержим, что сумел противостоять действию.

- Хочешь повторить опыт этой старой перечницы? Я тебе не подопытный злокрыс. - прошептала Бел, но в её голосе отчётливо звучали смех, заинтригованность и согласие.

- Чего я хочу, так это ванну. - Ингун отпустила воротник служанки. - Принеси воды, будь так добра. - она была уверена, что Белла скажет что-нибудь вроде ”слушаюсь, госпожа”, но девушка и в этот раз её не разочаровала и, лишь улыбнувшись, поспешила к двери.

Вернулась она через несколько минут вместе с двумя бугаями-матросами, которые тащили в руках средних размеров лохань, любезно одолженную, по их собственным словам, самим капитаном. Наполняя её водой, девушка рассказывала, что первые несколько вёдер ей пришлось истратить на чистку этого ”дырявого корыта”, а так же беспощадно сетовала о том, что до её стараний пахло оно, как затхлая и перегнившая тряпка. Ингун слушала только вполуха, слишком занятая перегонкой сока из листьев сонного папоротника. Она догадывалась, что за своей болтовнёй Белла искусно скрывает тревогу - любимая не часто сопровождала её в столь дальних путешествиях, а если подобному и позволялось случиться, то происходило это только на суше. В море Бел ещё ни разу не бывала, а приготавливаемое Ингун средство способствует хорошему сну. Ещё её посетила мысль смешать сок с эссенцией из корня мандрагоры, что могло помочь желудку справиться с качкой, но она решила подождать - авось Белла окажется крепче морской стихии.

Когда служанка в очередной раз ушла с опустошённым ведром, Ингун присоединилась к процессу приготовления ванны. Подхватив чашечку с отслужившей своё огненной солью, девушка отправила её содержимое прямиком в лохань. Огненно-алые крупицы быстро растворились и вскоре заставили воду источать пар. И соль и тепло, с улыбкой подумала Ингун.

Вновь открывшаяся дверь заставила её поёжиться, так как к этому времени она уже успела избавиться от одежды и частично опуститься в скромное подобие ванны. Белла несколько секунд стояла на пороге с наполненным до краёв ведром, несомненно, захваченная врасплох.

- Закрой дверь. - повелительно, но без сильной резкости в голосе произнесла Ингун.

Бел повиновалась, и засов оградил их от посягателей.

- Теперь иди ко мне.