Часть 16 (2/2)

С невообразимым смущением и в то же время облегчением Амиция прошла мимо Луки в его спальню. Тут горели еще две свечи, освещая все тот же книжный беспорядок по углам. Внезапно на плечи ей опустилась теплая тяжесть — Лука накинул на нее свой плащ.

— Мне холодно на тебя смотреть, — пробормотал он, проходя мимо нее. — Садись на кровать, а я найду себе место.

Амиция подчинилась. Лука, рассеянно скинув на пол завалы вещей на единственном табурете, уселся тоже, по-детски притянув колени к груди. Он задумчиво и как будто даже немного хмуро смотрел на Амицию.

— Извини, я не хотела так вторгаться…

— Я не спал, — ответил Лука. Голос его звучал немного глуше, чем обычно. — Тоже не мог. Расскажи мне, что тебя тревожит.

Не в первый раз Амиция почувствовала, что она для Луки — словно открытая книга. Он безошибочно считывал ее эмоции и мысли, и она, обескураженная, даже не пыталась ничего скрыть — ни от себя, ни от него.

— Я как будто до сих пор не вернулась оттуда , — она махнула рукой в сторону леса, невидимого в ночной мгле. — Как будто крысы снова вот-вот нападут, и я готова сражаться и защищать Гюго, как будто…

— Как будто так проще, — закончил за нее Лука.

Это было именно то чувство, которое Амиция пыталась и все никак не могла уловить. Ее пугали не крысы, не борьба и не смертельная опасность — сильнее всего ее страшил завтрашний день, в котором ничего этого не было. Она всей душой желала мира, но когда он наступал, война все равно продолжалась внутри самой Амиции.

— Я потерялась, Лука, — прошептала она, чувствуя, как к горлу подступают слезы. Амиция старалась дышать глубже, не позволяя себе разрыдаться. — Я точно знала, что мне делать, когда Гюго было плохо. Я должна была защищать его от крыс, готовить снадобья для него, следить, чтобы он дождался тебя. До этого я должна была помогать маме — но ей лучше с каждым днем, и она может обойтись без меня. И ты… Мне не от чего тебя защищать. Ты уже не одинокий мальчик, которому больше некуда идти, потому что его дом сгорел у меня на глазах. Мне больше не за что сражаться, но я больше ничего не умею, кроме битвы.

Соскользнув со стула, Лука опустился перед ней прямо на холодный пол. Слезы застилали ей глаза, и Амиция чувствовала бережное прикосновение горячих пальцев к ее внезапно повлажневшим щекам. Сердце ее размягчилось под этим ласковым теплом, словно именно его Лука гладил так нежно, а не ее плачущее лицо.

— Прошу тебя, не плачь, — заговорил он тихо, почти шепотом. — Хватит с тебя сражений. Ты не можешь и не должна провести всю свою жизнь в противостоянии всему миру, слышишь? Все закончилось. Ты наконец можешь начать жить, а не бороться за существование.

— Но я не умею! — воскликнула Амиция в отчаянии. — Я годами пыталась наладить эту жизнь, но ничего не получалось. Я каждый день смотрю на тебя и не понимаю. Ты был со мной во Франции с самого начала, ты тоже видел все эти ужасы, ты тоже потерял все, что у тебя было. Но вот ты здесь, у тебя налаженная жизнь, люди любят тебя и узнают на улицах. Ты добрый, понимающий, у тебя все получается так просто. А я просто…. Сломанная. Я так ненавижу себя за это, за то, что подвожу всех…

— Амиция, послушай меня, — сказал Лука неожиданно твердо. Он держал ее лицо в ладонях и смотрел на Амицию так пронзительно, что она замерла на месте. — Ты видишь, сколько свечей вокруг нас? Знаешь, почему?

— Я не… Ты всегда читаешь перед сном, и тебе нужен свет, чтобы…

— Нет, — прервал ее Лука. Словно извиняясь за резкий тон, он аккуратно провел пальцем по ее щеке, стирая слезы. — С того самого дня, когда мы впервые встретились, я до смерти боюсь темноты. Я не могу спать без огня, а если его нет, то у меня начинается такая паника, что я перестаю дышать. И знаешь, что единственное мне помогает? Ты.

Амиция моргнула в удивлении.

— Я?..

— Да, ты. Я вспоминаю, как в темноте ты всегда заслоняла меня от беды, и тогда все, что я видел, была ты и твой факел над головой. И мне становится легче, — он грустно улыбнулся ей. — Я боюсь многих вещей. Я видел столько ужасных неизлечимых ран и болезней, что теперь боюсь заболеть сам. Там, в лесу, когда я искал вас, я так боялся заблудиться и никогда вас не найти. И тогда я думал — а как бы поступила Амиция? Где бы она искала метки? Что бы она сделала, сойдя случайно с маршрута? И я возвращался, искал метки и шел дальше, умирая от ужаса.

Слабая улыбка на его лице вдруг погасла, сменившись скорбным выражением.

— Каждый день я работал над эликсиром для Гюго, не зная, сработает ли он. Я до последнего не знал. Но даже тут ты помогла мне. Я думал — почему Макула вернулась именно сейчас? Почему не через год или не годом позже? И я подумал, что именно ты можешь быть ключом к этому.

— Я не понимаю, — прошептала Амиция, пораженная его словами до глубины души. — При чем тут я?

— Пока ты рядом с Гюго — он в безопасности. Когда вы отдалились друг он друга, он почувствовал себя в одиночестве — и Макула воспользовалась этой слабостью. И вот вы помирились — и болезнь замедлилась, и лекарства работали лучше. Но Гюго уже стал уязвим. И когда наступил порог — да, ему нужен был мой эликсир, но нужнее всего ему была ты. Без тебя его бы ничего не спасло.

Чувствуя, что задыхается, Амиция рухнула на колени и обняла Луку так крепко, как могла. Его слова никак не укладывались у нее в голове — но все указывало на то, что он был совершенно прав. Невероятный, неудержимый трепет заставлял ее сердце биться до боли часто.

— Там, в лесу, я постоянно думала о тебе, — выдохнула она, прижавшись лицом к его плечу и чувствуя, как его руки обхватили ее в ответ. — Я постоянно говорила себе, что не могу снова тебя подвести.

— Ты никогда меня не подводила, Амиция, — отозвался Лука; он поглаживал ее по волосам, путаясь пальцами в длинных прядях. — Ты единственная причина, почему я до сих пор жив. Ты всегда была со мной, даже если тебя не было рядом. Как ты можешь говорить, что я больше не нуждаюсь в тебе?

Амиция тихо всхлипнула.

— Кажется, теперь я нуждаюсь в тебе больше, чем ты во мне, — прошептала она.

Слезы ее мало-помалу высохли и дыхание постепенно выровнялось. Лука продолжал бережно гладить ее по спине и затылку, легонько покачивая, словно убаюкивая. Амиция чувствовала, что могла бы провести так целую вечность — в абсолютной неуязвимости его рук, чувствуя, как дурные мысли и горькие чувства постепенно растворяются в спокойствии.

Она невольно содрогнулась от холода, и Лука поспешно отстранил ее от себя — но только чтобы помочь ей встать.

— Мы так простудимся, — пробормотал он озабоченно.

— Я могу пойти к себе, — сказала Амиция. Ей совершенно не хотелось уходить, и Лука, конечно, это заметил.

— Ты можешь остаться еще, если хочешь, — предложил он. Лука пытался произнести это спокойно, голос его немного дрогнул как будто от волнения, и Амиция улыбнулась про себя.

— Спасибо.

Лука уложил ее в свою кровать и отдал ей одеяло, сам накрывшись плащом. Они лежали на расстоянии шепота, прижавшись друг к другу; Амиция завороженно смотрела, как в темноте блестят его глаза и с тихим восторгом различала легкий изгиб его улыбки. В этом доме ей еще никогда не было так тепло.

— Я очень не люблю зиму, если честно, — вдруг признался Лука. Его дыхание щекотало ей ресницы. — Когда я останавливаюсь где-нибудь на зимовку, слишком ясно понимаю, как много людей болеют в это время года. Это очень печально.

— А я наоборот не хочу, чтобы зима кончалась, — ответила Амиция.

— Почему?

— Потому что когда она закончится, ты уедешь от нас.

Грусть больно кольнула ее, но внезапный нежный поцелуй в лоб мигом развеял все ее тревоги.

— Как я могу уехать, если здесь все, чего я когда-либо хотел? — прошептал Лука с легкой улыбкой. Смущенная, растерянная и донельзя счастливая, Амиция спрятала лицо у него на груди, и почувствовала, как его рука мягко обняла ее за талию. — Спи и не волнуйся ни о чем. Я буду здесь, когда ты проснешься.