Глава 35: Каё (1/2)

Сказать по правде, Каё всегда умела мастерски скрывать истинные эмоции. Это умение родилось из необходимости, родилось, чтобы дать ей выжить; прятать все в себе, таить в самой глубине души — тогда казалось правильным жить именно так. Собственное детство соткало вокруг нее лишенный эмоций кокон, который обманул всех — включая и ее — заставляя их поверить, что она ничего не чувствует. Что вся боль от побоев и ощущение крови на кончике языка на самом деле ничего не значат. Поэтому чувств не существовало.

Но на самом деле их было очень много. Она чувствовала всю палитру эмоций: диких, живых и необычайно ярких. Они появились благодаря смелому мальчику, однажды расколовшему черно-белую оболочку и показавшему ей богатые оттенки ночного зимнего неба. Она до сих пор помнила, как тот держал ее за руку — они оба замерзли, ладони их остыли и дрожали без варежек; он привел ее в тепло. Туда, где ей ничто не угрожало. Каё узнала эти многие годы любви и счастья только благодаря Сатору: у нее есть ребенок, семья. Она была совсем не большой, но принадлежала ей: девушка боролась за все, что у нее было, отгоняла прочь демонов, которые надолго поселились в голове. Но в глубине души она понимала, что маленький кусочек ее сердца до сих пор был отдан только одному мальчику. Только он может разделить с ней этот трепет и поделиться в ответ своим. Это лишь их секреты, сказанные друг другу шепотом, белыми облачками пара светившиеся в школьном заброшенном автобусе. Именно поэтому ей было так больно. Она взглянула на экран мобильного и перечитала свои сообщения, которые до сих пор оставались без ответа. Конечно же Каё знала, что Сатору принадлежит не ей одной. У него были друзья и семья, такие же, как и она, люди, что помогали ему наверстать упущенное время. Кроме того, каждый из них теперь жил своей собственной жизнью: у Каё был муж, она заботилась о своем ребенке, а у Сатору — успешная, но требовательная карьера. Да и Кенья как-то признался Хироми, что судебный процесс сказался на Сатору не лучшим образом. В целом, любой на его месте поступил бы так же, решив взять небольшой перерыв, поэтому в этом нет ничего необычного.

Необычного для кого-то другого, но не для Сатору. Прежде он всегда с радостью отвечал на сообщения, ее телефон гудел в ответ спустя считанные минуты, стоило ей написать ему. Сатору так отчаянно хотел участвовать в жизни Каё, видеть фотографии Мирай, стереть из ее памяти оставшееся позади время и сократить расстояние между ними. Они были далеко друг от друга во многом, и телефон был единственной вещью, что хоть как-то сближала их. Каё знала, что еще немного и станет намного легче. Сотни миль, которые разделяли их, скоро исчезнут: Хироми уже получил предложение на перевод в одну из токийских больниц. После того, как все будет сказано и сделано, как будут подписаны все контракты, как этот дом будет продан, они переедут в столицу. И тогда они будут ближе к Сатико и Сатору — ближе к матери и брату, к родной семье. Но пока что они все еще были здесь: в небольшом северном городке, который таил в себе слишком много историй. Каё бы солгала, если бы сказала, что не мечтает уехать из Ишикари. И все же самые светлые воспоминания тут были связанны именно с Сатору, возвращали ее в те мгновения, когда они всегда были вместе. Он был ярчайшей искрой, приводящей все остальное в действие; все, что случилось потом в ее жизни — начиная с отношений с Хироми и заканчивая рождением сына — произошло только благодаря ему. Прямо сейчас Сатору был в Токио: очень далеко отсюда, но его призраки до сих пор бродили по серым улочкам Ишикари. Однако в то же самое время Сатору — человек, от которого она зависела, который никогда не оставлял ее и всегда был рядом — просто... исчез. Ладонь мужчины мягко коснулась ее волос, и Каё робко улыбнулась мужу. Насколько бы хорошо она ни умела прятать свои чувства, как сильно бы она ни гордилась своим мастерством, Хироми всегда с легкостью понимал, что она была расстроена. Поэтому она отложила телефон в сторону и, теснее прижавшись к его груди, свернулась клубочком под пледом на их диване. Мирай был в доме родителей Хироми; им нужно воспользоваться моментом и побыть наедине как можно дольше. Она тихо пробормотала ему в рубашку: — Прости. — Не извиняйся, — ответил он, прижавшись щекой к ее макушке. — От него до сих пор никаких вестей? — Никаких, — вздохнула она. Она уже рассказала об этом Хироми, еще в тот день, когда все ее сообщения так и остались без ответа. Каждый не отвеченный звонок неподъемным камнем страха все сильнее сдавливал грудную клетку. Ее муж пробовал дозвониться Кенье, чтобы узнать, что происходит, но на том конце провода его приветствовал лишь автоответчик. — Я хочу позвонить его матери и поговорить с ней, — фыркнула Каё и обратила свое внимание обратно к телевизору. Передавали вечерние новости; репортер в толстом пуховике стоял на фоне ярко полыхающего огня и, периодически кивая в его сторону, что-то быстро говорил в микрофон. Хироми тихо усмехнулся, приобнял ее за плечи и теснее прижал к себе. — Даже Сатору не сможет противостоять ей, да? Она согласно хмыкнула, чувствуя, как в теплых объятиях мужа ей с каждой секундой становилось все спокойнее. Беспокойство до сих пор неприятно терзало ее — это было очень не похоже на Сатору — молчать так долго, не говоря уже о Кенье — но здесь и сейчас она ничего не могла с этим поделать. Поэтому она снова взглянула на экран, чтобы хоть немножко отвлечься от нехороших мыслей. Пламя горело по-прежнему дико и интенсивно, и с праздным интересом она спросила: — Что я пропустила? — М? Ах, это, — пробормотал он, не отрываясь от репортажа. — Загорелся загородный дом. Они думают, что причина была в системе отопления или что-то типа того. Каё кивнула, через экран наблюдая за пожаром. — Выглядит ужасно. Хироми вздохнул: — Да, но сказали, что никто не пострадал. Похоже, дом был пуст. — И хорошо, — ответила она, одной рукой обняв Хироми за шею. Ишикари был маленьким городком с небольшой больницей; любой всплеск неожиданных пострадавших в приемной палате обычно означал, что Хироми могут вызвать в любой момент. И это не беря в счет мелкие травмы или простуду, с которыми периодически обращались к нему их соседи. Каё часто думала, что миру очень повезло иметь у себя Хироми: им всем, точно так же, как и ей, было далеко до его бесконечного терпения и доброты. За все то время, что они вместе, он ни разу не выгнал ни одного человека с порога их дома. Именно поэтому, когда раздался неожиданный, неистовый стук в дверь, она легко отстранилась от него. — Мне кажется, это к вам, доктор Сугита. Он виновато улыбнулся и поднялся на ноги. — Скоро вернусь, — пообещал он и, прежде чем уйти, оставил мимолетный поцелуй на ее лбу. Она взглядом проводила его спину, привычно наблюдая, как мужчина закатал рукава джемпера и легко повел плечами. Каё вздохнула, вновь посмотрела на экран телевизора. Репортаж о пожаре кончился, и теперь говорили о каком-то незначительном дорожно-транспортном происшествии. Это было менее интересно, и, отключив звук, она прислушалась, как ее муж открывает входную дверь. В тот же миг послышался звук чего-то тяжелого, с грохотом обрушившегося на землю. Вслед за этим раздался приглушенный, короткий возглас — это несомненно был голос Хироми. Каё тут же вскочила с дивана, а идея о спокойной ночи вдвоем тут же исчезла. Плед с ее колен упал на пол, и она, позабыв обо всем, перешагнула через него и двинулась прямиком в коридор.

Осипший, рваный голос эхом разносился вдоль по стенам. Он медленно угасал, но был таким... знакомым.

Каё никак не могла узнать его, пока не свернула за угол и не увидела человека, упавшего на колени прямо в дверях. — Кенья?

Блондин посмотрел на нее снизу вверх. Боже, это правда был Кенья.Но она едва могла признать его: лицо мужчины было вымазано чем-то черным, как пепел или сажа, отчего оно было пугающим и мрачным. Кожа под черными разводами припухла, словно от ударов, по ней растеклись темно- и светло-лиловые синяки. В довершение всего, его одежда была насквозь пропитана чем-то насыщенно красным. Она никак не могла избавиться от ощущения, что человек прямо перед ней каким-то чудом умудрился вырваться из самого ада, оставаясь буквально на волосок от смерти. Меньше всего Каё хотелось думать, через что тому пришлось пройти и что он там видел. Но даже сейчас в этих налитых кровью глазах таилось нечто — сила и ярко полыхающий огонь. Хироми все еще стоял рядом, его руки застыли в воздухе, и он изо всех сил пытался осознать то, что они оба видели собственными глазами на пороге своего дома. — Я... что?... Блондин немедленно перевел взгляд на доктора, глаза его посветлели, тьма вмиг унеслась прочь. Осталось лишь отчаяние. Кенья повел плечами и наклонился вперед, его голос совсем надломился: — Быстрее, — проговорил он, не замечая, как слова терзают горло. — Сатору... Каё ахнула и наконец поняла, что за плечами Кеньи было что-то. Кто-то. Человек с темными волосами, укутанный в грязное, помятое пальто блондина, неподвижно, тесно прижимался к его спине. — Боже мой, — неверяще прошептала Каё. В ту же секунду девушка метнулась к своим друзьям и опустилась на корточки, чтобы подхватить Кенью. С такого близкого расстояния она могла уловить дыхание Сатору: прерывистое, рваное, дрожащее и ужасно слабое. Она немедленно потянулась к нему и аккуратно переняла чужой вес, чтобы хоть как-то помочь блондину. Даже сквозь толстое зимнее пальто, в которое был закутан Сатору, она чувствовала, как лихорадочное тепло его тела проникает через одежду и буквально жалит ее. Болезненная бледность распространилась по его коже, только к впалым щекам прилил нездоровый ярко-алый румянец. Влажный от пота, горячий его лоб коснулся ее плеча, и Каё ощутила, как ее начала охватывать немыслимая паника. Она резко обернулась к Хироми. — Дорогой... Хироми растерянно смотрел на них всего миг, прежде чем в его взгляде проскользнуло что-то похожее на хладнокровную решимость. Он рывком закрыл дверь позади них, а тон его голоса пресек любые возражения: — Отведите его на диван, — поручил он, поворачивая замок и вешая обратно дверную цепочку. Каё кивнула, перекинула одну руку Сатору себе на плечи и попыталась подняться. Краем глаза она заметила, как Кенья сделал то же самое; его ноги заметно дрожали, но Сатору был достаточно легким, чтобы без труда перенести его в гостиную. На полу от сапогов Кеньи оставались черные следы, однако ей было все равно — остальное было не важно, пока она видела, как надрывно вздымалась грудь ее друга при каждом вздохе, и слышала царапающий горло хрип — так плачет на проигрывателе старая пластинка. Вместе, они опустили его на диван. Тонкая рука Сатору скользнула по шее Каё, и она почувствовала, как что-то обжигающе холодное змеей мазнуло по ее коже. Нахмурив брови, она осторожно обхватила его запястье и недоверчиво взглянула на черный кожаный наручник, туго стягивающий хрупкую кисть. Длинная цепь покачивалась в воздухе. Девушка обернулась к Кенье, немой вопрос тишиной разлился по комнате. На лице блондина одновременно отразились совершенно различные эмоции: ярость, вина, сожаление. Ладони Кеньи сжались в кулаки, он добела сжал губы. Так и не сорвавшийся с губ Каё вопрос умер без ответа. Хироми бросился к ним без намека на какую-либо панику, лицо его было сосредоточенно, каждый шаг — твердым, и в руке он сжимал свою медицинскую сумку. Каё тут же отступила с его пути, позволяя мужу оказаться рядом с Сатору. Хироми двигался спокойно, его руки не дрожали, каждый жест был выверенным и точным, даже когда он просто смахнул челку со лба Сатору. — Ему нужно остыть. Температура слишком высокая. — Хорошо, — ответила Каё и поспешила на кухню. Она схватила попавшееся под руку полотенце и, включив холодную воду, подставила его под струю. Пальцы жгло и кололо, пока она ждала, чтобы ткань намокла полностью. Затем она быстро выжала его и на обратном пути захватила из морозилки пару пакетиков со льдом. Когда она вернулась, Кеньи уже не было на прежнем месте: вместо этого, он быстрыми шагами перемещался от одного окна к другому, чтобы опустить жалюзи и задвинуть шторы. Тем временем, Каё опустилась на колени подле мужа, который удерживал градусник меж губ Сатору. Девушка промокнула влажным полотенцем лоб своего друга. Озноб пробежался по его телу крупной дрожью, из горла вырвался краткий вздох облегчения, и Сатору сам,все так же находясь в беспамятстве, потянулся навстречу холоду. — Давно он в таком состоянии? — спросил Хироми и аккуратно вытянул термометр из-под языка Сатору. Каё воспользовалась моментом и ловко подложила пакетики льда под его руки, туда, где чужое пальто плотно соприкасалась с телом. Кенья смотрел на улицу сквозь жалюзи. Он весь напрягся и вытянулся, словно струна. — Я не знаю, — чуть помедлив, признался он. — С самого утра. Наверное, уже несколько дней. Хироми нахмурился. Скользнув рукой в сумку, он вынул из нее стетоскоп и нацепил на шею. Его ладони подцепили подол рубашки Сатору и осторожно потянули вверх. В тот же самый миг он замер, каждый мускул в его теле вздрогнул. Каё последовала за его пристальным взглядом и увидела отвратительную, ужасающую мозаику из уродливых ушибов — больших, маленьких, свежих и старых кровоподтеков — которые усеивали бледную кожу на животе. Ее рот приоткрылся, она собиралась что-то сказать, но Хироми лишь быстро продолжил: стараясь не прикасаться к багрово-желтоватым синякам, он поднял его одежду до подмышек и прижал медицинский прибор к груди друга. Воцарилась полная тишина, чтобы доктор мог слушать. Он помрачнел и отвел жесткие душки от ушей. — Мне не нравится звук его легких, — тихо пробормотал Хироми скорее для самого себя, нежели для остальных людей в комнате. Он взглянул на Кенью. — Долго ли он был на улице в последнее время? — Нет, — твердо ответил тот. — Только по дороге сюда, а так он всегда был в тепле. Я уверен. Доктора такой ответ явно не устроил. Прикусив губу, он что-то про себя решал. Затем так же молча вернул стетоскоп в сумку и вынул из нее тоненький фонарик. Легко приподняв верхнее веко Сатору, Хироми направил лучик света прямо в зрачок. — Сатору? Ты слышишь меня? Короткий, практически раздраженный вздох стал ему единственным ответом. Но даже этого было достаточно, поэтому Хироми продолжил: — Можешь сказать, был ли ты снаружи? На холоде? Сатору моргнул, его глаза были полуоткрыты, хотя Каё сомневалась, что он действительно очнулся. Говоря откровенно, он наверняка даже и не подозревал, где и с кем находится: во взгляде синих глаз не было ничего осознанного — Сатору безучастно смотрел в потолок, а грудь его часто вздымалась. — Я хотел... Но он не позволил мне... Он? Подозрение и беспокойство разрывало сердце Каё, и подрагивающими пальцами она скомкала полы собственной кофты. Кто этот ?он??

Хироми подождал пару секунд, впервые в его выражении пронесся трепет. Он сделал глубокий вдох и взял себя в руки. Когда новый вопрос сорвался с его губ, голос мужчины был абсолютно ровным: — Тогда как насчет воды? Краем глаза Каё видела, как резко обернулся Кенья, как вытянулся его позвоночник, как широко распахнулись карие глаза. По его лицу растекались отчаяние и неверие, от щек, покрытых черной сажей, отхлынула кровь. Девушке хотелось подойти к нему и как-нибудь подбодрить, но она прекрасно знала, что ей эту боль — или же что бы то ни было — не облегчить. Поэтому она вновь обратила все свое внимание на Сатору. Растерянность и замешательство медленно распространялись по его лицу, голос его, сломанный, охрипший, был едва различим: — Воды?.. — Да, — сглотнув, согласился Хироми. — Ты вдыхал воду? Сатору недоуменно нахмурил брови, и Хироми в который раз вздохнул, прежде чем спросить напрямую: — Сатору, совсем недавно... ты тонул где-то? Каё буквально почувствовала, как одно единственное слово полоснуло прямо по коже, больно и глубоко. Она знала, что с Кеньей происходило то же самое; видела, как тот до хруста костей сжал кулаки; видела его лицо, на котором самоконтроль удерживался из последних сил. Ни один из них не смел отвести взгляда от Сатору. Все наблюдали, как он немного расслабился и сонно кивнул. — Ванная, — прошептал он, и его дрожащие веки снова сомкнулись. Реакция блондина была немедленной. Каё слушала яростные, рваные вдохи и молча смотрела, как по рукам того пробежала дрожь. Он невидящим взглядом уставился перед собой, смесь вины, гнева и настоящего ужаса накрыла его неуправляемой волной. В его глазах собрались слезы, которые вот-вот угрожали скатиться вниз по щекам. За столько лет их дружбы — несмотря на их общую боль и сотни сожалений во тьме одиноких ночей — она никогда прежде не видела Кенью настолько близким к тому, чтобы сломаться. Каё медленно сократила расстояние между ними, легко дотронулась до его плеча, тут же почувствовав засохшую грязь и запекшуюся кровь под своей ладонью.

— Кенья... — Я в норме, — оборвал ее он и перевел взгляд на диван. Сатору все еще лежал там, закутанный в пальто Кеньи, — однако краткий миг осознания, видимо, совсем исчез, и он в беспамятстве откинулся на подушки. — Вот и нет, — спокойно возразил ему Хироми, полностью сосредоточившись на своем пациенте и прижав пальцы к пульсу на шее Сатору. — Присядь. Глаза Кеньи холодно сузились. — Я... — Тебя избили и, судя по голосу, еще и душили, — перебил его доктор. — Кто знает, что еще могло случиться. — Он оторвался от Сатору и с сочувствием взглянул на своего друга; его голос смягчился, стал чутким — таким, каким и должен быть: —Ты не поможешь ему неожиданным обмороком и падением на мой журнальный столик, Кенья.

На секунду показалось, что блондин снова начнет сопротивляться, скривив губы, — но затем Каё ощутила, как плечи того расслабляются у нее под рукой, и заметила, как желание возмущаться или бороться вдруг испарилось. Она чуть сжала в ладони его свитер и позволила пальцам соскользнуть с многострадальной одежды, когда Кенья отстранился сам. Он, с нарочитой медлительностью, грузно опустился в кресло, примыкающее прямо к дивану. — Он... — начал мужчина, взгляд карих глаз вернулся к Сатору. — С ним все будет в порядке? — Физически — да, — ответил Хироми, складывая все медицинские приборы в сумку. Немой вопрос о его психическом состоянии повис в воздухе. Тем временем в руке у Хироми появилось кое-что новое. В пальцах он сжимал маленький пузырек. Каё сразу узнала его, стоило ей только опуститься на корточки рядом с мужем. У Хироми была привычка держать некоторые лекарства дома, в основном — для оказания первой помощи; он мог предложить их родителям, пока те не получат нужный рецепт от врача для своего простуженного чада. Обычно, чем погода на Хоккайдо становится хуже, а дети возвращаются домой позже, тем чаще Каё видела эти желтые пилюли. — У него пневмония? — для верности спросила она. Доктор кивнул. — Инфекция, вероятно, стала результатом... — Он запнулся, подбирая подходящие слова, прежде чем произнести все сразу, при этом неловко махнув рукой: — В сочетании с его слабым здоровьем и нагрузкой на организм справиться с болезнью ему будет сложнее. Но с надлежащим лечением и отдыхом он вскоре должен восстановиться. Каё резко выдохнула и только тогда поняла, что все это время сидела, затаив дыхание. Подавшись вперед, она запустила пальцы в мокрую от пота челку Сатору и легко смахнула влажные пряди с глаз. Вот такой, во тьме болезненного сна, он вновь был похож на одиннадцатилетнего мальчика, до сих пор прикованного к больничной койке. Мысль, ледяная, обоюдоострая, пронзила самое ее сердце. Она поднялась на ноги. Ей хотелось что-нибудь сделать, как-то помочь. — Принесу ему попить. — Спасибо, — сказал Хироми и подарил своей жене мягкую улыбку. — Принеси парочку бутылок. Чтобы избежать обезвоживания и бороться с лихорадкой, ему нужно больше пить. Девушка кивнула и вернулась на кухню. Ей отчетливо казалось, что все ее тело двигалось будто бы само по себе, как лодка в открытом море, подталкиваемая непослушными волнами к берегу. Ее сознание было сосредоточено на цепях, воде, синяках, рассыпанных по белой коже. И пускай даже состояние Сатору было в разы хуже, но она не могла не думать при этом и о Кенье: о засохшей на его разбитом лице крови, о багровых, грязных разводах на его одежде, о терзающем душу взгляде. Она не помнила, как открыла и закрыла дверцу морозильной камеры, зато точно ощутила холод и вес шести бутылочек с водой в руках. Каё замерла на миг, чтобы просто подышать; неспешные вдох и выдох разогнали немного желанного спокойствия по ее жилам. Постепенно мир перестал кружиться туда-сюда, а земля — уходить из-под ног. Позже еще найдется время передохнуть, а прямо сейчас она должна обязательно со всем справиться. Твердыми, уверенными шагами она зашла в гостиную и осторожно поставила все бутылки на низкий столик. Стоило ей поднять глаза, ее взгляд тут же встретился со взглядом Кеньи. В нем читалась немая мольба — такая, которую нет сил произнести вслух и к которой невозможно подобрать нужные слова. Мужчина был слишком напряжен, то и дело пробегался по комнате глазами в поисках невидимой угрозы. Каё не знала, что именно Кенья пытался найти, не знала причины зародившегося внутри него страха — и лишь поэтому оставила его наедине со своими мыслями и вновь вернулась к Сатору. Хироми все еще был с ним и легко сжимал в своей ладони бледную кисть друга. — Помоги мне, Каё. Она ответила ему кивком и, открыв одну бутылку, опустилась на корточки возле дивана. Очень аккуратно одной рукой Хироми скользнул под плечи молодого человека и чуть приподнял его, давая мокрому полотенцу упасть с разгоряченного лба. Каё молча наблюдала, как доктор попытался осторожно разомкнуть рот своего пациента и протолкнуть две таблетки сквозь сухие, потрескавшиеся губы. Поддернутые лихорадочным полусном, синие глаза медленно распахнулись. Долгое время Сатору, казалось, пытался осознать, почему его держат и как во рту оказалась пара пилюль. Проблеск понимания промелькнул в затуманенном взгляде, как вдруг Сатору резко отвернулся и почти что зарычал, отчего сразу же зашелся приступом сильного кашля: — Н-нет! Хироми тут же отстранился и от неожиданности одернул обе руки. Не медля ни секунды, Каё ласково коснулась запястья мужа и притянула его назад; ее губы сжались в тонкую линию, и девушка покачала головой. Доктор посмотрел на нее с полсекунды и, понимающе кивнув, молча протянул ей открытую ладонь. Взяв таблетки, Каё мотнула головой в сторону Кеньи. Хироми через плечо оглянулся на блондина. Тот был совсем истощен; отчетливо виделось изнеможение, которого прежде не было. Кенья на глазах слабел и увядал в мягком плюшевом кресле, его тело отказывалось бороться. И только в серьезном взоре неумолимо светились бдение и настороженность, с которыми он глядел на Сатору, а затем на обоих Сугита.

Доктор чуть слышно вздохнул и поднялся на ноги. Утешительно сжав плечо своей жены, он отвернулся и подошел к креслу. Каё точно так же сделала один глубокий вдох, прежде чем посмотреть на человека, который удушливо ловил краткие глотки воздуха. Лицо Сатору блестело от пота; он схватился за грудь, неистовый влажный кашель все еще с хрипом вырывался из его легких. Девушка открыла одну бутылку с водой и, отставив ее в сторону, взяла соскользнувшее с его лба полотенце и мягко вытерла капельки пота, сверкающие на коже и таящие в волосах. Когда она заговорила, голос ее звучал легко и нежно: — Все хорошо, — обещающе произнесла она, ни капли не сомневаясь. — Это всего лишь я. Я здесь, Сатору. Говоря это и стирая горячий пот, она буквально чувствовала, как Сатору расслабляется под ее чуткими движениями. Он сонно смотрел на нее и с одышкой и свистом ловил ртом воздух. — Я дам тебе кое-какое лекарство, ладно? — тихо спросила она, давая своему голосу звучать еще более ласково. — Ты примешь их для меня? Взгляд его до сих пор был расфокусирован, а веки едва открыты — но не спал и не сопротивлялся, поэтому Каё неуверенно приподняла его голову. Она поднесла таблетки к его губам и облегченно выдохнула, когда тот послушно открыл рот. Пилюли остались на его языке, и девушка, взяв приготовленную бутылку, не спеша прижала краешек пластмассового горлышка к разомкнутым, сухим губам. Сатору пил жадно, и, когда воды в бутылке осталась половина, Каё отвела прочь занятую руку и дала тому вновь опуститься на подушки. Голубые глаза снова закрылись, а ресницы трепетали, но прежде чем забыться сном, его рука лихорадочно сжала запястье девушки. Ладонь Сатору была влажной и горячей, пальцы чуть содрогались. — Не уходи, — едва слышно пробормотал он. Горло Каё болезненно сжалось, эмоции били через край. Свободной рукой она нежно погладила Сатору по голове, чтобы хоть немного полегчало — ей или ему, этого она не знала. — Я не уйду. Его глаза, наконец, со спокойствием закрылись, и он выпустил из своей хватки запястье Каё. Сатору расслабился, и его последние слова вырвались из-за губ с тяжелым вздохом: — Прошу, не уходи, — повторил он, — мама... На какое-то мгновение Каё замерла, а затем на ее лице расцвела яркая улыбка. Она легко потрепала его по волосам. Дела обстояли намного, намного хуже, раз в таком состоянии он принял ее за Фуджинуму Сатико, но, говоря откровенно, это было для нее наивысшей похвалой. Девушка ловко переплела их пальцы и легонько, обнадеживающе сжала. — Обещаю, — прошептала она, — я буду с тобой, когда ты проснешься. Но Сатору уже не слышал. Его сознание унеслось куда-то далеко вместе с глубоким, вызванным температурой сном. Каё не отпускала его руки, чтобы тот чувствовал, что она рядом, даже пока он просто спит. Другой рукой она по-прежнему перебирала взлохмаченные темные прядки на влажной макушке.

Она не знала, что с ним случилось, не знала, почему он оказался закутан в грязное пальто Кеньи, а по всему его телу разбросаны крупные кровоподтеки. Однако, по крайней мере сейчас, она могла помочь ему, дать родное тепло и безопасность. Позади до нее донеслось наполовину сдержанное шипение. Не отпуская Сатору, она обернулась к креслу. Кенья сидел на прежнем месте, а в выражении его появилась болезненная гримаса. И это было понятно: Хироми стоял прямо перед ним и пальцами обеих рук ощупывал раненное лицо. Достаточно твердо, но умело он дотрагивался до распухших и покрасневших мест. — Не похоже, чтобы что-нибудь было сломано, — подытожил он, проверив переносицу. — Но в ближайшее время будешь выглядеть не очень. — Как-нибудь переживу, — пробубнил Кенья, снова поморщившись, когда ладони Хироми прошлись по его туловищу. Каё наблюдала, как ее муж молча ощупывал ребра блондина. Кенья взглянул на девушку, а затем перевел взгляд на Сатору. — Он... — Спит, — ответила она, большим пальцем ласково потирая мягкую кожу на тыльной стороне ладони Сатору. На некоторое время в комнате воцарилась тяжелая, напряженная тишина, и тогда карие глаза Каё встретились с такими же, но потемнее, глазами Кеньи. Ей хотелось быть понимающей и дать ему немного времени. Она прекрасно понимала, что Кенье пришлось пройти через нечто ужасное, сквозь что-то, что изуродовало тела обоих мужчин и оставило на них безмерное количество синяков и ушибов. Кто-то оставил на его коже синеватые и фиолетовые кровоподтеки. Этот кто-то проделал то же и с Сатору, перед этим нацепив на него кожаные наручники с цепью. Она не знала, чьей кровью была пропитана одежда Кеньи. Не знала ничего, кроме последствий, встреченных ими, мужем и женой, в своей маленькой гостиной. Ее пальцы плотно сжались вокруг тонких пальцев Сатору. — Что произошло? Кенья явно пытался сохранить спокойное, сдержанное выражение лица, но неуправляемая буря эмоций скользила в его глазах, когда он, вероятно, решал, с чего следует начать. Хироми тем временем потянулся к своей сумке, и тишину заполнил звук распечатываемого медицинского спирта и шуршание марли. И тогда, наконец, Кенья поднял глаза на Каё, а затем встретился взглядом с Хироми и уверенно произнес: — Это был Яширо. Оба Сугиты замерли, рука Каё крепче сжала руку Сатору. Конечно, они слышали о судебном решении и знали, что Яширо в итоге был освобожден. Тогда Каё сразу же позвонила Сатору, и тот пообещал, что на всякий случай будет жить вместе с Кеньей. Но потом ничего не было, ни с кем из них ничего не случилось; девушка позволила себе поверить, что Яширо покинул страну, чтобы прожить остаток своего жалкого существования вдали от тех, кого когда-то знал.

Очевидно, нет. Хироми придвинулся ближе и проспиртованной марлей стал протирать темнеющие синяки на лице Кеньи, отчего тот вдруг чуть дернулся и скривил губы. Тем не менее он продолжил говорить, сложив руки на коленях. — Он похитил Сатору примерно неделю назад и привез сюда. В Ишикари. Неприятный холодок пробежался по спине Каё, окутал горло и затылок, отчего волосы на голове встали дыбом. Она отчаянно быстро пыталась посчитать, с какого момента она перестала получать какие-либо вести от своего друга. Пыталась думать, что все это время он был здесь — в нескольких минутах ходьбы. Похищенный, он страдал в ловушке у серийного убийцы, который однажды уже появлялся в этом городе словно призрак. А она сидела тут как полная идиотка и удивлялась, почему Сатору не отвечает на ее сообщения. Она тяжело сглотнула, утешая себя лишь тем, что сейчас Сатору был здесь, она чувствовала его тепло, и плевать было на ледяные цепи на его запястьях. — Зачем? Кенья было открыл рот, чтобы что-то ответить, то так же быстро его губы сжались в полоску. Хироми воспользовался моментом и закрепил на его щеке квадратной формы повязку, полностью скрывающую припухлость.