Глава 6: Сатору (1/1)

— Мы едем домой.

Тон Кеньи пресекал любые возражения, которых, к слову, у Сатору и не было. К этому моменту у него вообще не осталось ни сил, ни воли к борьбе. Передача показаний суду, казалось, высосала из него все соки, и, когда Кенья предложил поймать такси, все, на что был способен Сатору — это еле заметный кивок. Тело его было неимоверно тяжелым: руки, ноги, голова и даже веки. Он смутно помнил, как они оба оказались в машине. Когда завелся двигатель, глаза Сатору уже были сомкнуты, а голова его лежала на чем-то теплом, мягком, знакомом. Он был в безопасности.

Проснулся мужчина лишь восемнадцать часов спустя — все еще полностью одетым и практически истощенным — однако знал, что теперь мог хотя бы устоять на ногах. Он совсем не помнил, как снова оказался в квартире, в этой постели. Заметив, что кто-то оставил стакан воды и болеутоляющее на прикроватной тумбе, Сатору почувствовал, как в груди разливается приятное тепло. После того, как они покинули здание суда, слушание, по-видимому, продолжилось, и на нем выступали остальные свидетели. Закончилось оно к вечеру, на предложении адвоката Сатору отсрочить дальнейший процесс на более поздние сроки: женщина хотела собрать больше весомых аргументов в их пользу и обговорить все с клиентом. Судьи были вынуждены согласиться, чему Сатору был несказанно рад; ему требовалось время, чтобы морально подготовиться к очередной встрече с Яширо. — Взболтать, или будешь яичницу-глазунью? — зевая, спросил Сатору, стоя над сковородой.

Кенья был рядом — устанавливал температуру и время на кофемашине; запах свежемолотых кофейных зерен чарующим ароматом разносился по всей квартире. — Удиви меня, — ответил блондин, хитро улыбаясь и чуть сощурив глаза. Сатору гостил у Кеньи вот уже несколько недель, поэтому они решили поделить домашние обязанности между собой. Прежде всего, на Кенье лежало приготовление кофе. К этому они пришли после того, как Сатору чуть не спалил кофеварку и разлил кипяток по всему кухонному полу. Так, они оба согласились, что блондин подходит для этой роли больше. Кроме того, Сатору следовало обучиться основным навыкам, которые обязательно требовались после пятнадцати лет комы; для начала — приготовление пищи. После нескольких катастрофических попыток приготовить завтрак — а Кенья в любом случае настаивал на еде — Сатору освоил разнообразное приготовление блюд из яиц. В основном.

После завтрака они расходились по делам. Если один из них не был завален работой или уходил пораньше, они часто встречались в обеденный перерыв. Вечером же, перед сном, Кенья садился на свое любимое кресло, чтобы почитать очередной роман, а Сатору, бесцеремонно развалившись на диване, вчитывался в новый выпуск ежемесячного журнала ?Young Ace?.

А еще между ними висело одно негласное соглашение. Ни один из них не спрашивал о значении этих долгих, мягких взглядов, которые они дарили друг другу, которые становились теплее с каждым днем; молчали о нежных, почти невесомых прикосновениях. Сатору считал это соглашение перемирием. Присутствие Кеньи в его жизни стало таким же постоянным, как и регулярные кошмары, и он не хотел подвергать это мнимое спокойствие какой-либо угрозе. И неважно, насколько сильно он всего этого хотел. — Кстати, — сказал Сатору, откусывая кусочек тоста. — Вчера мне сообщили хорошие новости. — Не разговаривай с набитым ртом, — ответил Кенья, наблюдая за другом из-за чашки с кофе. Он бросил на Сатору нетерпеливый взгляд, глядя, как тот прожевывает завтрак, и придвинулся ближе. — Что именно? — Одна американская компания связалась с нашим издательством, — продолжил он. — Они просят разрешения на перевод моей серии манги на английский язык за рубежом. Кенья мгновение смотрел на него, не мигая, и затем опустил кружку на стол. — Сатору, это же замечательно! — Я тоже так думаю, — ответил он с улыбкой, исходящей от самого сердца. — Сегодня у нас будет телефонная конференция с американцами, — правда. — Поэтому я, возможно, буду поздно, — другая правда, не связанная с той. Сатору попытался игнорировать неприятное чувство вины. На секунду он подумал, что друг не поверил ему. Тот долго смотрел на его лицо, будто бы заново изучая, но потом на губах его родилась довольная, широкая улыбка, а взгляд потеплел. — Ты хоть чуть-чуть говоришь на английском? — спросил Кенья, удивленно изогнув брови. Сатору тут же испытал немыслимое облегчение. — Ну, там же будет переводчик? — Надеюсь, с ним ты все поймешь, — ответил Кенья, забирая из рук друга пустую тарелку. — Оставлю тебе что-нибудь на ужин. Сатору не любил врать Кенье. Он и так многое скрывал от него еще тогда, пятнадцать лет назад, держа язык за зубами, не сказав о… Ладно, обо всем. И ему не становится от этого легче; каждое невысказанное слово будто бы сокращало доверие между ними. Сатору знал, что Кенья еще давным-давно заслужил к себе честности, но также он понимал, что друг не одобрит его решения действовать в одиночку. Поэтому он решил, что с этой крохотной ложью им обоим будет лучше. (Однако, думая об этом, Сатору тем не менее ни капельки не становилось легче). Чувство вины заставило его покинуть квартиру раньше, из-за чего он почти не поел. Поэтому прямо сейчас, после конференции, он стоял в магазине и не мог выбрать, что ему хотелось бы купить. В левой руке: рыба, рис и свежие овощи. В правой руке: курица, соус, парочка яиц и карри. В одном из своих будущих, когда он был старше, он выбрал бы рыбу с овощами, потому что ежедневная доставка пиццы явно заставляла его испытывать отвращение к тяжелой пище. Но ему младшему, одиннадцатилетнему, хотелось как раз наоборот. Что из этого я выбрал бы раньше? Он часто принимал решения именно таким образом. Ему не хотелось признавать, что кома могла изменить его вкусы и предпочтения. Это стало бы признанием, что тот инцидент пятнадцать лет назад как-то на него повлиял; что человек, который сделал это с ним, изменил его. Он не хотел отдавать Яширо победу, даже внутри своей головы.

Что могло бы понравиться ?Сатору?? Двадцать девять, одиннадцать, двадцать четыре — после пребывания стольких раз в разных временах он сам не знал, что он ?любил? больше. Иногда казалось, что он просто играет роль, в очередной раз переживая Возрождение, чтобы стать кем-то другим. Но он не мог ответить самому себе, кем должен быть этот человек, не прошедший через тот ?несчастный случай?, из-за которого в его голове так много мыслей и воспоминаний. Он сжал пальцы так сильно, что пластиковые коробочки захрустели у него в руках. Откуда-то из его сознания послышался голос. Медленный, задыхающийся, чужой. Что могло бы понравиться Яширо? Сатору освободил обе руки. Отчего-то внезапно расхотелось есть. Если бы кто-нибудь спросил у него, почему ему так хотелось вновь увидеть Яширо на судебном слушании, Сатору не смог бы ответить. Он не был уверен даже в том, что именно заставило его солгать Кенье и приехать в здание суда одному. Может быть, он хотел услышать ответы, кое-что понять или же осознать.

Он выбрал место в центре и присел, облокачиваясь на спинку скамьи. Хорошо, если он сможет скрыться в толпе. Сатору хотелось смотреть на Яширо, но он не хотел, чтобы тот заметил его. Он не собирался таким образом приносить Яширо удовольствие, дав понять, что мужчина ему все еще не безразличен. Пусть Яширо считает, что Сатору просто-напросто забыл о его существовании. Это было бы самым жестоким наказанием.

Он поднял голову, когда услышал, как распахнулись двери в зал и внутрь вошла знакомая фигура. В ту же секунду Сатору словно забыл как дышать. Яширо-сэнсей.

По тому, как тот шел, Сатору мог сказать: это он. Знакомая неуклюжесть и робкий взгляд. Это был тот Яширо, которого он знал; тот, о ком он так мечтал забыть. Тот, к кому мальчик бежал от своих проблем; тот, кто помог спасти Каё и… Внезапно Яширо повернулся и тут же обратил свой теплый взгляд прямо на него. И тогда Сатору замер. Как ты нашел меня так быстро? Было не похоже, чтобы мужчина хотя бы попытался осмотреть зал; он сразу же посмотрел именно на него, отчего Сатору показалось, будто его окатили ледяной водой. Ему понадобилось некоторое время, чтобы вновь прийти в себя и вслушаться в вопросы судьи. — Давайте начнем с самого начала, г-н Нишизоно. Вы отрицаете, что пытались убить Фуджиному Сатору зимой 1988-ого года? — Конечно! — воскликнул мужчина, наклонившись к микрофону. — Я бы никогда не обидел ни души, не говоря уж о своих собственных учениках. Лжец. Сатору с силой вцепился пальцами в подлокотники. Он ранил его, маму, Каё и Хироми и всех остальных, кто мог бы разбираться с последствиями. Как Кенья. — Г-н Фуджинума засвидетельствовал, что именно Вы были тем, кто привез машину к реке. Вы опровергаете его утверждение? — Во-первых, я хочу ясно дать понять, что не считаю, что Сато… Фуджинума лжет. Кто дал тебе право? Как ты смеешь называть меня по имени после всего?

— Это был просто ребенок, который перенес ужаснейшую травму, а я… — он остановился, сморгнув слезы. Желудок Сатору скрутило. Кажется, меня сейчас стошнит. — Я, как его бывший классный руководитель, не сумел защитить его. И я никогда не прощу себя за это. И вот Яширо снова посмотрел на него. Чувства в его взгляде — горечь, печаль, сожаление — ничто для Сатору. Все это было подделкой, фальшивкой, всем, из чего Яширо состоял. Всем, чем он обещал быть. — Как думаете, почему Фуджинума считает, что именно Вы собирались его ?убить?? Потому что он и есть убийца. Сатору лишь сильнее сжал кулаки. Не верьте ему, как поверил когда-то я. — Я часто навещал его в больнице и много раз говорил ему, что считаю себя виноватым… в этом инциденте, —продолжил Яширо. — Может быть, он услышал меня каким-то образом. Вероятно, эти слова заполнили пробелы в его памяти. Чтобы бороться. Нет. Сатору предполагал так раньше, думал, что воспоминания были ненастоящими из-за пятнадцати лет комы. Он до последнего не верил, но разум сам всегда возвращал его к Яширо. Потому что нужен был такой человек, которому бы доверилась Каё и которого не испугался Хироми. На крыше все это лишь подтвердилось.

— После пробуждения Фуджинумы Вы продолжили посещать его, я правильно понимаю? — Да! Я… Каждый из нас испытал невероятное облегчение, которое можно только себе представить, — пылко ответил мужчина. — Я думал, что, увидев знакомые лица, ему станет лучше и начнется период принятия. Но, вероятно, это только усугубило рост этих… этих бредовых идей, лишь сильнее навредив ему. Сатору хотелось, чтобы это и правда было его больным бредом. Он бы все что угодно променял — убийства, Возрождение и все остальное — на то, чтобы вернуть Яширо. Того Яширо, которого он знал. Больше всего на свете Сатору хотел поверить в эту ложь. Он хотел, чтобы тот снова угостил его леденцами в своей машине. Он хотел, чтобы мужчина вновь сказал, что усилия Сатору были не напрасными. Он хотел смотреть на него как на своего отца; отца, который, наказав, потом потрепал бы его по волосам. Сатору хотел быть обманутым.— но все это неправда неправда неправда неправда неправда неправда неправда — — Когда мы поднялись наверх, он сказал… он сказал, что знает, чтó я сделал и что не вынесет больше и дня, ожидая, пока я не прикончу его. Я не понял, что он имеет в виду, и попросил объяснить, но он… Он вцепился в колеса инвалидного кресла и… Прошу прощения, но мне нужно время. На один миг Сатору позволил себе поверить, что все эти эмоции — слезы, сожаление, чувство вины — были настоящими. Но все равно понимал — это ложь, ведь он наблюдал за Яширо целых три временны?е петли. Теперь и сам не знаю, какой ?я? — настоящий. За исключением того, каким меня сделал ты.

Сатору резко замер и затаил дыхание, когда в его душе зародилось нехорошее предчувствие. Нет, стой. Это неправда. Ты не можешь, ты этого не сде… — Он собирался покончить с собой. Мне удалось поймать его в последнюю секунду: одной рукой я схватил его кресло, другой держался за перегородку. Я... держал его настолько долго, насколько мог. Где-то в глубине души Сатору признавал, что это правда. Есть причина, по которой он вернулся в прошлое, по которой он спас кого-то, по которой он стал тем, кто он есть сейчас. Это убийца. Та зима, та ночь, та машина — все это было реальным ?я? Сатору. А Яширо являлся его неотъемлемой частью. Эта откровенная, острая, словно лезвие, мысль проделала в груди Сатору холодную, зияющую дыру. Он прикоснулся рукой там, где билось сердце, чуть наклонился вперед и уставился на свои ноги, желая, чтобы мир перед глазами перестал кружиться. Он чувствовал, как тонет. Твое имя Фуджинума Сатору; тебе двадцать шесть лет; сейчас 2003 год. Просто ды…

— Вы посещали Фуджинуму в течение пятнадцати лет, также навещали его уже и после пробуждения. Утверждаете, что инцидент на крыше был попыткой самоубийства. Кто-то может сказать, что это было больше, чем того требуют обязанности бывшего школьного преподавателя. Что бы Вы ответили на это? — Я… не знаю. Не думаю, что захотел бы предавать своего ученика. Сатору заставил себя поднять голову и посмотреть на Яширо сквозь всю эту толпу, мечтая лишь об одном — чтобы сердце прямо сейчас не лопнуло в его груди. Их глаза снова встретились, и Сатору понял, что снова попал в ловушку. Словно морской прибой в бурю, который постоянно выбрасывает тебя из воды. — Я просто не мог позволить ему уйти. Когда он вернулся домой, Кенья, оторвавшись от книги, взглянул на него игриво и тепло. — Здравствуй. Как все прошло? Сатору пересилил себя и улыбнулся. — Я… не понял ни слова.