Глава 5: Яширо (1/1)

Как выяснилось, суд без присутствия Сатору был чудовищно скучен. Спайс покинул его сразу после передачи показаний, к большому разочарованию Яширо. Ему хотелось посмотреть на него еще немного, чтобы четко запомнить его новую, взрослую мимику. Это было одной из причин, по которым он и решил явиться в зал заседания. Конечно, он мог бы потратить немало денег, времени и сил, чтобы снять с себя обвинение, но в чем тогда был весь смысл? Для начала, он вселил в Сатору надежду: пусть Спайс считает, что победил Яширо прежде, чем тот отберет эту победу и растопчет у него прямо перед носом. И ах! судебный процесс действительно того стоил. Кровь — не вода?, однако деньги стоят намного больше, ведь все в жизни имеет свою цену. Судьи, прокуроры и полицейские — все они не исключение. А где не работают деньги, вмешивается политика. Легко культивировать знакомых, чтобы проделать такую махинацию.

Проще говоря, Яширо, безусловно, сумел поиметь пользу от этих денег. Наблюдать за тем, как Сатору едва держался на ногах перед кафедрой, было очень забавным зрелищем за последние месяцы, а может быть, даже годы. Мысли об этом практически сразу доводили его до крайней степени возбуждения. В своей уединенной камере мужчина снова прокрутил воспоминания этого дня в голове. (Он представлял, как Сатору извивался под ним, не в силах вырваться, потому что кисти его были связаны красным галстуком. Очки его съехали к кончику носа, а сам он кричал бы, пока Яширо осквернял его. Он воображал, как тот шепчет свое удушливое ?нет? еще раз, еще и еще. Он думал об этом, пока не достиг пика удовольствия, простонав имя Сатору в подушку). Остальная часть дня была заполнена очевидцами, которые на самом деле не засвидетельствовали абсолютно ничего: медсестры, персонал и другие. Говоря откровенно, на это время ему хотелось отключить свой мозг. Потом его адвокат попросил об отсрочке дальнейшего судебного процесса на неделю, из-за чего дни, казалось, шли еще медленнее, чем раньше.

Увидеть Сатору и снова потерять его было тяжело. Пустота в его сердце ощущалась куда сильнее, чем обычно, потому что Спайса не было рядом. Он не чувствовал себя так трудно даже когда тот был в коме: Яширо всегда знал, где мог найти мальчика, оставляя жизнь без изменений. Но теперь же он знал, что Сатору был далеко — очнувшийся, живой, изменившийся — вне досягаемости Яширо. Спайс жил своей жизнью где-то за пределами этих стен; а мужчине нужно было лишь протянуть руку и забрать его.

Как это сделал Кенья.

Тоска Яширо тут же обратилась в гнев, стоило ему вспомнить о блондине. Одна только мысль, что тот стоит рядом с Сатору, говорит с ним, держит его, прикасается к нему, сию же минуту распалила в нем такую бешеную ярость, о которой он и не подозревал. Яширо никогда не хотел иметь что-то, кого-то в своей жизни так сильно, как он хотел Сатору. И никогда прежде никто не пытался отнять у него что-либо.

(Безусловно, он хотел убить тех детей, но эта жажда была больше похожа на зуд, который непременно нужно было как-то остановить. Кроме того, теперь у него появилось кое-что намного, намного лучше). Он сконцентрировался на отсчете дней до следующего слушания. Этот день мог стать куда более многообещающим.

Яширо полностью осознавал, что мог спокойно произвести должное впечатление и дать показания в пользу своей свободы. Ставил ли он когда-нибудь ставки, выше этих? Возможно, в нем было все-таки что-то от афериста. Мысль быть пойманным на чем-то заставляла адреналин растечься по венам; он чувствовал это дважды, сидя в том зале и размышляя, кто мог за ним наблюдать. Из-за характера его предполагаемого преступления ему не позволят покинуть пределов стеклянной клетки. И это было хорошо: при другом раскладе он мог остаться в стороне от аудитории. И тогда бы он пропустил лучшую часть. На этот раз ему дали разрешение надеть костюм. Сидя в камере предварительного заключения перед судом, он тщательно завязывал на шее алый галстук. Затем шли запонки — подарок самому себе на восемнадцатый день рождения Сатору; и черные туфли, натертые до смертоносного блеска. Он чуть разгладил складки на пиджаке, поправил воротник и только потом позволил охране надеть на себя наручники. Сегодня он будет играть свою любимую роль: заинтересованного учителя, послушного долгу опекуна, жертву обстоятельств. (Он надеялся, что эту роль любит и Сатору). Стоя перед дверьми зала, он услышал, как судья объявил его имя. Один из сопровождающих открыл перед ним дверь, и, с видом самого невинного на свете человека, тот вошел внутрь.

Все те же паучьи сети витали в воздухе, оплетая зал суда. И это могло значить лишь одно. Яширо зашел в клетку, где сделал вид, что споткнулся, но сумел удержать равновесие. Он виновато улыбнулся охраннику. Я все еще выгляжу для тебя знакомо, Сатору? Он занял свое место; теперь рядом стоял маленький стол с микрофоном. Мужчина придвинул стул ближе и, как только устроился поудобнее, решил проследить, куда ведет тонкая нить. Он удивился, когда не увидел Сатору в первом ряду. Паутинка терялась в толпе, в самом ее центре. Взгляд двух колючих глаз прожигал Яширо насквозь. Но потом Спайс расширил их в удивлении. Мужчина еле подавил в себе желание засмеяться. — Манабу Нишизоно, — начал судья, — Вы не признали себя виновным по двум пунктам по покушению на убийство. Это верно? — Э-э, да, — ответил он, наклоняясь к микрофону с нервной улыбкой на губах. — Я боюсь, что произошло какое-то недопонимание.

— Давайте начнем с самого начала, г-н Нишизоно. Вы отрицаете, что пытались убить Фуджиному Сатору зимой 1988-ого года? — Конечно! — воскликнул он. — Я бы никогда не обидел ни души, не говоря уж о своих собственных учениках.

— Г-н Фуджинума засвидетельствовал, что именно Вы были тем, кто привез машину к реке, — сказал один из судей, сверяясь с документами. — Вы опровергаете его утверждение? — Во-первых, я хочу ясно дать понять, что не считаю, что Сато… Фуджинума лжет, — начал он. — Это был просто ребенок, который перенес ужаснейшую травму, а я… — он остановился, делая вид, что справляется со своими эмоциями. — Я, как его бывший классный руководитель, не сумел защитить его. И я никогда не прощу себя за это.

Он бросил сочувствующий взгляд в сторону Сатору, достаточно долгий, чтобы его заметили как судьи, так и зрители. Стоило им увидеть, как Яширо тут же отвернулся, стирая сочувствие с лица (и заставляя себя не улыбаться).

— Я понимаю, что именно эта неспособность помочь ему привела меня сюда. Судья кивнул и наклонился в его сторону.

— Как думаете, почему Фуджинума считает, что именно Вы собирались его ?убить?? — Я часто навещал его в больнице и много раз говорил ему, что считаю себя виноватым… в этом инциденте, — продолжил Яширо. — Может быть, он услышал меня каким-то образом. Вероятно, эти слова заполнили пробелы в его памяти. Чтобы бороться.

— После пробуждения Фуджинумы Вы продолжили посещать его, я правильно понимаю? Яширо кивнул; лицо его озарилось сияющей улыбкой. — Да! Я… Каждый из нас испытал невероятное облегчение, которое можно только себе представить, — пылко сказал он. — Я думал, что, увидев знакомые лица, ему станет лучше и начнется период принятия. Но, вероятно, это только усугубило рост этих… этих бредовых идей, лишь сильнее навредив ему.

— Также после пробуждения Фуджинума не выказывал по отношению к Вам своих нездоровых чувств? — Нет, совсем нет. Он… казалось, рад был видеть меня, честно говоря, — ответил он, глядя на свои руки. — Я часто вывозил его на инвалидном кресле во двор, чтобы он подышал свежим воздухом. Было приятно снова услышать его голос. Все в этой части — чистая правда, признал он. Голос Сатору — его скромный, доверяющий тон, без единого подозрения — вселил в Яширо чувство, будто и не было позади этих долгих лет. Иногда он жалел, что Сатору больше не может забыть, чтобы они могли переживать момент осознания снова и снова. Мужчине нравилось представлять, как глаза Сатору расширяются от страха, удивления, предательства, не меньше, чем желать его тело под со… — Пожалуйста, опишите обстоятельства, при которых вы оба оказались на крыше. В ту же секунду улыбка стерлась с лица Яширо, а эмоции его потускнели. Уголки губ опустились, и, прежде чем ответить судье, он снова бросил на Сатору короткий виноватый взгляд. — Сато… Фуджинума сказал мне, что хотел бы побывать на крыше, чтобы посмотреть с высоты, как изменился город за прошедшие года. Не многие знали, как попасть туда, но знал я и поэтому... я сдуру решил помочь ему. Мне следовало догадаться еще тогда, зачем ему понадобилось туда. Сцепив пальцы перед лицом, он нахмурил брови. — Когда мы поднялись наверх, он сказал… он сказал, что знает, чтó я сделал и что не вынесет больше и дня, ожидая, пока я не прикончу его. Я не понял, что он имеет в виду, и попросил объяснить, но он… он вцепился в колеса инвалидного кресла и… — Яширо остановился, подняв вверх руку. — Прошу прощения, но мне нужно время. Один из судей сочувственно кивнул: — Пожалуйста, можете не торопиться.

Яширо поднес ладонь к губам, чтобы скрыть улыбку. Глаза его снова метнулись к Сатору, который до сих пор находился в центре сверкающей паутины. Мальчик — молодой человек, напомнил он себе, хотя кажется, что Сатору навсегда останется для него мальчиком — сжимал края скамьи с такой силой, точно хотел, чтобы те треснули. Его горящий взгляд заставлял кровь практически закипать: колючий и темный, он прожигал в нем дыру. Собирается дерзить мне до самого последнего своего вздоха. Тебе нравится это представление, Спайс?

Мужчина снова посмотрел на судей. В глазах его стояли слезы, голос дрожал. — Он собирался покончить с собой, — продолжил Яширо. — Мне удалось поймать его в последнюю секунду: одной рукой я схватил его кресло, другой держался за перегородку. Я... я держал его настолько долго, насколько мог. — То есть Вы отрицаете, что отпустили кресло Фуджинумы намеренно, так? — Конечно! — воскликнул он. — Слава богу, что кто-то вовремя заметил нас и разместил внизу аварийную подушку, иначе… Я... Даже не хочу думать, что случилось бы тогда.

— И Вы также отрицаете свою причастность к фальсификации капельницы в палате несовершеннолетней девочки, как утверждают некоторые? — Да, — ответил Яширо. — Я даже не встречался с ней прежде. Если что-то действительно случилось с ее лекарством, я уверен, это была ужасная ошибка персонала, и, к счастью, врачам удалось ее устранить заранее. — Нишизоно, — сказал судья, сложив руки вместе. — Вы посещали Фуджинуму в течение пятнадцати лет, также навещали его уже и после пробуждения. Утверждаете, что инцидент на крыше был попыткой самоубийства. Кто-то может сказать, что это было больше, чем того требуютобязанности бывшего школьного преподавателя. Что бы Вы ответили на это? На сей раз мужчина застенчиво засмеялся, легко улыбаясь и чуть пожимая плечами. — Я… не знаю, — задумался он. — Не думаю, что захотел бы предавать своего ученика.

Он повернул голову, и его глаза встретились со знакомым, напуганным взглядом. Вопреки всем здравым смыслам, Яширо чувствовал, как губы его задрожали, сопротивляясь улыбке. — Я просто не мог позволить ему уйти.