Mirror portal (1/2)

Чан прижимает Хёнджина к стене с обоями сомнительной чистоты и новизны, вдыхает его запах — кровь, немного сладости тональника, зубная паста, виноградный сок и морская соль. Нежно прикусывает его шею клыками, шепчет:

— Я опять тебя хочу, сейчас и навсегда.

Хёнджин прикрывает глаза и упирается руками ему в плечи:

— Хватит, я же говорю тебе, мы приехали в этот ветхий мотель не за этим. Нам нужно к Князю.

— Князь не потерпит ещё пять минуточек? Десять? Часик? — нежно воркует Чан.

— Ты не знаешь Минхо. Он уже нас сожрёт. Ты же видел ту машину.

— Ага, — подтверждает Чан. — А ещё слышал, как там боттом стонал. Они просто потрахаться туда приехали, Джинни. Как и мы. Ты — параноик.

— Отвали, — Хёнджин по-настоящему серьёзен.

Чан отступает и разводит руками — мол, как хочешь, насильно мил не будешь.

— Я тебя понимаю, — шипит Хёнджин. — Ты сейчас себя чувствуешь охрененно крутым, гору по камешку растащишь и всё такое. У меня тоже сознание мутится, уж поверь. Но ты не знаешь Князя.

— Прекрати меня пугать им, как Бугименом. Князь… у нас демократия, не?

— Крис, не неси чушь. У нас нет демократии. По сути, кто сильнее, тот и прав.

— Джинни, я стол пополам сломал. Движением руки. Кстати, сколько я по счёту должен?

Хёнджин осматривает мебель на предмет чистоты и решает, что безопаснее всего для здоровья будет опереться о спинку дивана. И то слегка.

— Нисколько. Не возражай. Ты слишком мало о нас знаешь.

— Наверное, потому, — Чана вообще ничего не беспокоит, он хлопается в кресло напротив, — что мы не разговариваем, а трахаемся. Меня всё устраивает.

— Крис, у нас на это будет всё время мира. После того, как мы поговорим с Князем.

— Когда ты так говоришь, мне хочется оплатить счёт и свалить. Можешь считать это первой нашей ссорой, — цедит Чан.

— Давай раз и навсегда закроем этот вопрос, Крис. У меня есть дар — люди верят всему, что я им говорю. Вообще всему. Я как долбанный Илон Маск — фоткой собаки могу обрушить котировки валют. Но это не мой метод.

— Почему? — оживляется Чан. — Это же весело!

— Да, но слишком открыто. В общем, я могу сделать пару звонков и купить тебе всё, что захочешь.

— Ага, миску, поводок и свисток, по которому я буду к тебе подбегать. Ты загипнотизировал меня, обманул и заставил себя трахнуть. Теперь я жутко хочу жрать и совершенно не знаю, как жить эту жизнь.

— Настоящей собаке требуется гораздо больше, Крис, — Хёнджин с трудом сдерживает улыбку. — Мы поедем к моим родным и я тебя познакомлю с Кками. Вылитый ты, только гавкает.

— То есть мне не придётся, как в фильмах, бросить свою прошлую жизнь? Ну, знаешь, чтобы не сожрать свою собаку.

— И у тебя есть собака? Хочешь удариться в каннибализм?

— Э-э, ты на что намекаешь? Ты меня псиной обозвал или что?

— Ты первый начал про ошейники с цепями, — пожимает плечами Хёнджин и копается в телефоне, не глядя на Чана. — Если закончил придуриваться, давай я тебе поясню хотя бы самое основное.

— Что меня ничего не берёт, кроме хэдшота, я понял, — Чан дурашливо прикладывает два пальца к виску и имитирует выстрел. — Бэнг-бэнг, и нет бати в здании.

— Не закончил. Я подожду, — тянет Хёнджин, не отвлекаясь от телефона.

— Давай уже свою лекцию, — Чан откидывается на кресле, закладывает руки за голову и вытягивает ноги.

— В общем, в этом городе есть два клана. Уже два. Один — моего Князя, Минхо. Второй — Князя Феликса.

— Знаю я одного Феликса, — тянет Чан. — Поназывают детей…

— Крис, — Хёнджин на мгновение отвлекается от телефона, ловит его взгляд. — Это один и тот же Феликс.

— Э? Что? Феликс? Этот, прости меня...? — глотает ругательство.

Хёнджин, видя растерянность Чана, не может не засмеяться, показывая клычки. Тот продолжает бушевать:

— Что смешного, бля? Хватит надо мной потешаться. Я, может, как вампир только вчера родился, но знаешь, что?

— Что? — спрашивает Хёнджин сквозь смех.

— Я сейчас встану и отгрызу тебе твою сладкую жопу, вот чего, — задохнувшись, Чан ворчит.

Понимает, что в нём действительно нет злости на Хёнджина. Нисколько. То ли гипноз, а то ли эта их связь-страсть старается. И если успокоиться и поразмыслить, многое сходится. Феликс — та ещё штучка и тёмная лошадка, о нём почти ничего не знали решительно все. Бан Чану ещё повезло, что он лично с ним виделся. На особом счету числился. Ну и понятно, рука руку моет — если Феликс сам вампир, то что могло быть проще подложить его, Чана, сородичу в постель. Но… разве плохо?

— Если ты мне её отгрызёшь, — Хёнджин пытается казаться серьёзным, — то тебе придётся мириться с тем, что я ужасно отсасываю. Выбора не будет.

— Я такого не говорил, — торопится опровергнуть истину Чан.

На это Хёнджин только хмыкает и вновь утыкается в телефон, чем уже начинает бесить.

— Меняешь семейное положение в фейсбуке и в какао?

— Нет, заказываю нам еду. И одежду. Ты же не собираешься явиться к Князю в таком виде?

— Каком? Нормальная паль, — Чан стряхивает налипшие песчинки с рукава. — Ещё не засрал сильно.

— Вот именно, что паль. «Louis Vuitton» или «Gucci»?

— Хз, — Чан оглядывает себя.

— Нет, я спрашиваю, что ты предпочитаешь носить?

— Эм?

— Может, «Hermes»? — рассуждает Хёнджин. — «Versace» тебе не по стилю…

— Прости, ты сейчас с кем говоришь?

— Ладно, будем проще и скромнее, — соглашается Хёнджин. — Тебе «Balenciaga», мне вообще «Etro».

— Да уж, скромнее некуда, — давится воздухом Чан.

— Но серьги только «Cartier» и не спорь. Часы носишь?

— Ты собираешься осчастливить меня «ролексами» в такой халупе?

— «Grand Seiko», если на мой вкус. Не возражаешь?

— Очень даже возражаю. Ты прикалываешься? Не, я понимаю, и «ликан» под окном вижу. И тебя вижу, у тебя один тюбик тональника стоит, столько, сколько я за неделю не заработаю. Но сюда тебе одежду лично Ив Сен-Лоран привезёт?

— Нет, он не сможет.

— Не такой ты и крутой?

— Ив Сен-Лоран умер тринадцать лет назад, Крис. Никто из вампиров не может воскрешать мёртвых.

— Ты вот… ну вот какой ты всё-таки есть! — злится Чан и не может подобрать слов.

— Сам чушь несёшь, сам обижаешься, — пожимает плечами Хёнджин. Обычные курьеры. Забыл, что все люди мне верят?

— А кровь кто привезёт? Дракула? Я знаю, что он тоже умер, ага.

— Тут у нас свои связи. Возьму на свой вкус.

— Есть разница?

— Причуды, — Хёнджин вертит кистью около головы. — Поживёшь достаточно долго, обзаведёшься.

— Ага, с тобой, в золотой клетке, — ворчит Чан.

— Не обижайся, но «золотую клетку» придумали нищеброды, которые не видели в жизни других отношений, кроме рабских. Думаешь, я тебе всё подарю, и ты мне будешь должен? Или вывезу тебя на острова, смотреть на пальмы и кораллы, и ни на шаг не отпущу? Это примитивно, Крис. Так поступают только те, которые деньги любят больше, чем партнёра.

— А, то есть ты меня любишь? — Чан недоверчиво приподнимает бровь. — Вот просто так, за день, полюбил и теперь подаришь все сокровища мира? Я должен поверить? И сколько у тебя таких «любовей» на месяц? Гипнотизируешь, знаю. Сам сказал, тебе все верят.

Хёнджин шумно выдыхает, гасит экран смартфона и аккуратно кладёт тот на столик.

— Я первый в душ.

— Э, нет, стой. Мы же опаздываем и ты мне что-то там ещё собирался рассказать?

— Собирался, — Хёнджин вскидывает голову. — Но ты не слушаешь. Значит, потом. И есть разница, тратить время на пустую болтовню или действительно нужные вещи. Я не могу себе позволить явиться к Князю потным и местами в сперме, Крис.

Чан фыркает и лениво созерцает потолок, бурчит:

— А я очень даже могу. И даже без лакшери шмоток.

Ему быстро становится скучно, он встаёт, подкрадывается к столику и берёт с него телефон Хёнджина. Не последний айфон, но всё равно какой-то из них. Вредный аппаратик требует отпечаток пальца. Впрочем, шпионить Чан и не собирался — так, поинтересоваться, фотки полистать. Но то, что на экране блокировки у Хёнджина стоит фотка собаки, успокаивает — хотя бы не врал, что свободен.

— Был свободен, теперь очень прочно занят, — болтая сам с собой вслух, Чан подходит к двери в ванную и распахивает её: — Обслуживание номеров!

— Придурок, — Хёнджин отворяет дверцу душевой кабины и высовывает голову. — Чего тебе? Курьер всё-таки приехал?

Чан замирает. Смотрит на Хёнджина заворожённо. Как впервые — но он теперь и близко не похож на «клиента». Щурится, чтобы вода не попала в глаза, брови слиплись иголочками, с намыленных волос стекает вода. Под глазом опять видно родинку, а уж губы…

— Тебя. Мне — тебя, — Чан подступает ближе и придерживает дверцу душевой кабины.

— Ой, уйди, — Хёнджин пытается его оттолкнуть

Но Чан не отступает, заходит под струи воды прямо так, в одежде и обуви, гладит по плечам.

— Ты купаешься, значит, время зря не теряешь, — усмехается Чан и целует Хёнджина.

Тот пытается снова сопротивляться, но вяло, вскоре уже просто вцепляется в плечи Чана, комкая мокрую ткань, и сам прижимается к нему, шепчет:

— Тут неудобно и негигиенично. Я, кажется, видел плесень в углу…

— Вот и не смотри туда, — взрыкивает Чан. — В стену смотри, она чистая.

Хватает Хёнджина за плечо, разворачивает от себя, чуть наклоняет. Тот послушно упирается руками в стену и расставляет ноги пошире. Старается расслабиться, но Чан всего лишь оглаживает его тело. Бёдра, спину, плечи, любуясь. Замирая от желания и до конца сам себе не веря.

— Если ты меня купаешь, так хоть гель для душа возьми, — нетерпеливо прерывает его Хёнджин.

— Тут есть масло «Johnson's». Как думаешь, оно только глазки не щиплет или всё остальное тоже?

— А как ты думаешь, Крис, — Хёнджин нетерпеливо оборачивается. — Тут младенцев купают или…?

Чан откупоривает крышку и наливает масло на руку, дотрагивается пальцами до ануса Хёнджина. Почти рычание:

— Некогда.

— Только не говори, что я неромантичен и никаких прелюдий, — хмыкает Чан в ответ и дёргает молнию на брюках. От воды она заедает и не сразу расстёгивается, Чан дёргает сильнее и срывает «собачку». Высвобождает член, наливает ещё масла и обхватывает Хёнджина за бёдра, толкается.

— Воу, — выдыхает тот, — полегче, синяки будут.

— А?

Мысли Чана довольно далеки от осознанных, когда член сжимает обжигающая задница.

— Руками осторожнее, ты вампир, силу соизмеряй. Лечить долго.

— Прости, — шепчет Чан, наклоняясь. — Я буду с тобой нежнее.

— Нет, — Хёнджин сам подаётся навстречу, насаживаясь на член, — Ты будешь со мной грубо и быстро. Но без травматизма.

— Как скажешь, Джинни, — Чан легко касается губами уха Хёнджина, слизывает капельку воды. — Твой каприз для меня закон.

— Это не каприза, а необ… нгх!

— Рот свой замолчи, — советует ему Чан и зажимает тот ладонью.

Двигает бёдрами и корпусом, резко, мощно. Да, быстро и рвано — тоже хорошо. Но эгоистично. Чан оглаживает свободной рукой талию Хёнджина, ныряет ладонью на живот и ниже. Сжимает член, трёт, отпускает. Пощипывает. Не прекращая вдалбливать любовника в стену, чему тот сопротивляется, подаваясь навстречу, Чан добивается желаемого. Обхватывает уже полностью вставший член Хёнджина скользкой от масла ладонью, перебирает пальцами. Скорее ласкает, чем надрачивает. В контрасте с резкими и быстрыми фрикциями, нежничает. Пощипывает кожу, оттягивает её, выписывает на головке окружности кончиками пальцев.

Хёнджин глухо стонет, прикусывает пальцы Чана. Сам говорил о сдержанности — но до крови. Тут же лижет, присасывается. Кровь соулмейта — изысканное лакомство.

Чан даже не замечает секундной боли. Наклоняется и зацеловывает шею Хёнджина, прижимаясь губами и языком, слизывая капельки воды, отдающие немного хлором и железом дешёвых труб, но всё-таки едва солоноватые от пота. Даже шампунь и масло не могут до конца забить запах кожи, Чан чувствует, что дуреет от этого аромата, сходит с ума от счастья. От того, что Хёнджин рядом, близко, что он изгибается и член Чана долбит его уже под другим углом, очень коварным, очень…

— Прости, но… — сбивчиво хрипит Чан и закрывает глаза.

Снова красные вспышки, искры, но куда как острее. Но всё же он пытается себя хоть чуть-чуть контролировать — если разломанный стол, разорванное сукно и разбитый хрусталь было не жалко, то сейчас в его руках…

Резко выдохнув, Чан тянет Хёнджина к себе, принуждает распрямиться, прижимает ближе. Член выскальзывает, роняя капли, но их тут же смывает вода. Чан целует Хёнджина в плечо и шею, притирается грудью к спине, шепчет:

— Продолжай быть таким же тихим, Джинни.

И теперь уже не играется с его членом, надрачивает жёстко и уверенно. Как себе, потому что с клиентами удовольствия было мало. Но теперь…

Хёнджин извивается, будто пытается выбраться, тянется рукой к члену, но Чан прихватывает его клыками за плечо, чуть кусает. Хёнджин смиряется и только глубоко и судорожно дышит, закрыв глаза. Даже не стонет — только дёргается, вцепляется в предплечье Чана, но только для того, чтобы сохранить равновесие. Дрожит. Сквозь пальцы Чана сочится сперма. Но совсем немного — он своего любовника уже конкретно утомил.

Убирает руку от рта и тут же занимает тот поцелуем — не может иначе. Хёнджин отстраняется первым:

— А вот теперь нам ещё больше надо помыться. Выметайся, — выталкивает Чана на кафель из так и не закрытой кабинки и прикрывает ту.