Глава 19. Маки и пуля (1/2)

В тот вечер в кабинете Эл было много людей. Даже слишком. Было трудно дышать, не слышно собственных мыслей, в носу все время щекотало от запаха медикаментов, а в ушах звенело. Я думала, что мне меньше всех нужна была помощь, но другие были совсем иного мнения. Конечно, все внимание было сосредоточено на Алисе, которая отделалась пару ушибами и порезами, а ребенку, на сколько я слышала из разговоров, ничего не угрожало. Подлатали и Рому. И Макса.

Я сидела на кушетке и бездумно болтала ногами. Шея болела, в горле саднило, где-то еще пульсацией боли отдавалось во всем теле, но это мало меня беспокоило. Напротив стоял шкаф со всякими склянками и баночками, пузырьками и прочим, с зеркальной дверцей, в которую я избегала смотреть. Грубые синяки и кровоподтеки уже наливались цветом на коже, а где-то даже проглядывались четкие следы от пальцев Геры. Удивительно, как он не сломал мне шею.

Громский первый покинул кабинет Эл, как только та смогла его уговорить кое-как обработать сбитые в мясо костяшки на руках и поменять старую повязку. Макс был в бешенстве, и этого мог не заметить не только слепой, но и мертвый слепой. Мне же казалось, что я провалилась в какую-то прострацию. В ушах все стояло эхо выстрелов, а затем глухой, мягкий стук падающего тела на пол. Падающего мертвого тела прямо передо мной. Сколько же смертей пролетело мимо меня? Нет, жизней. Это проклятие какое-то?

Владимир Гарнеев, его сын, Андрей, наложница Зоя, теперь малоизвестный, практически безликий Гера. И сколько еще таких будет, падших бездыханными из-за меня? Почему-то у меня было жуткое предчувствие того, что этот список только-только начал пополняться. Никого из них я не убивала сама, намеренно, с кровожадностью или ненавистью. Одного задела при попытке сбежать, другого заманила, не зная того, а третьего… Третий тронул меня, из-за чего и почил. Неужели на мне действительно такой злой рок судьбы? Я — косвенный убийца, и мои руки в призрачной крови? Интересно, что чувствовал Максим, когда… когда совершал нечто подобное. Как с этим справляется?

Я качнула головой, из-за чего волосы упали мне на лицо. За ширмой снова послышался стон Алисы, бормотание Эл и успокаивающее щебетание Кристины. Крис… Ее рука не дрогнула, нажимая на курок четыре раза. Что ж, теперь-то я уверена, что она брала пистолет не в первый раз, и не в первый… направляла на человека. Оно и не мудрено ведь. Если бы мне кто-то дал в руки оружие и научил им пользоваться, то… Да кого я обманываю? Конечно, нет.

Меня подташнивало, голова кружилась, глотать и говорить было весьма дискомфортно, а подавленная мною истерика так и клубилась густым дымом где-то в грудной клетке, выходя редким паром через глаза — редкими слезинками. Рома тоже ушел, как только получил полноценную помощь от Эл. Парень сильно хромал, но, даже не взглянув на меня, поспешил нагнать Максима, который тоже более не смотрел в мою сторону. Громский вынес меня на руках из подвала и принес сюда. Он почему-то ругался с Эл, кричал что-то, но, в итоге, все обошлось. Все просто были напряжены.

Из-за ширмы появилась Крис. Все такая же Крис: с прекрасными волосами, со светлым и добрым лицом, с двумя руками, двумя ногами… Почему-то теперь в моей памяти, как только я смотрела на девушку, ярко появлялся образ с пистолетом. Я пыталась представить себя на ее месте, но не получалось. Даже тогда, с Ромой в катакомбах, я не воспользовалась пистолетом, а отдала парню. Возможно, оно и к лучшему.

Девушка села рядом со мной, и я заметила, что ее стопы достают до пола, когда мои болтались в паре сантиметров. Она устала провела ладонью по лицу, зачесала волосы назад и вздохнула. Она уставилась на отражение в дверце шкафчика, я же старалась туда не смотреть, изучая крапинки на стене.

— С ней все хорошо, — заговорила девушка. — Больше перепугалась. Эл дала ей успокоительное, пусть поспит. Ну а ты как?

Несомненно, речь шла об Алисе, единственной из семьи Громского, кто остался в этом доме. Ведь остальные должны были быть уже далеко-далеко отсюда. Я слабо кивнула, показывая, что восприняла информацию про сестру Максима. Я действительно была рада за нее, и даже ощутила, что какой-то груз беспокойства осыпался с меня, подобно нависшего снега с навеса крыши. Но ни сил, ни эмоций не осталось, чтобы хоть как-то выразить это, поэтому лишь сухой, безразличны кивок. О своем состоянии мне говорить не хотелось.

— Слава? — Крис слегка качнулась в мою сторону, толкая в плечо. Хотя, это даже не толчок был, а что-то вроде того, когда кот трется о тебя, прося ласки. — Боишься меня, что ли?

— Нет, — ответила я шепотом, не в силах оторвать глаз от крапинок на стене. Это засохшая кровь?.. — Я в порядке. Кхм-кхм, прости, я…

— Ничего, не напрягайся тогда, — поверив мне на слово, Кристина расслабленно откинулась спиной назад. — Я знаю, о чем ты думаешь. Ну, предполагаю. Нет, я в первые выстрелила в человека. И убила. Мне хреново, правда. Но Эл, да и вся ситуация пока отвлекает меня от этих мыслей. Думаю, сегодня я глаз не сомкну.

И я определенно точно не усну. Ничего не ответив девушке, я точно так же развалилась рядом, упираясь лопатками в стенку позади. Вперив взгляд в потолок, я невольно вспомнила ту ночь, когда так лежала на капоте автомобиля вместе с Максимом. Это ведь было совсем недавно, а вспоминалось так, словно очень-очень давно, отчего я ловила хороший эффект ностальгии. Интересно, а сам Громский вспоминает какие-нибудь моменты из прошлого? Ностальгирует? Мне казалось, что да. По отцу, например.

На самом деле, времени прошло прилично. И это я поняла не только по отекшим ногам от долгого сидения, но и полной тьме за окном. Оставив Алису отдыхать за ширмой, Эл начала мельтешить со мной. Крис завела диалог, пересказывая все произошедшее с нами, а врач отпускала сухие комментарии по всей ситуации в целом. Я слушала в пол уха, можно сказать, вообще не слушала, лишь морщилась, когда Эл надавливала на старые (или новые) синяки, кивала на ее вопросы по поводу боли. В итоге, специальный воротник для шеи врач не стала мне надевать, обойдясь лишь мазью и эластичным бинтом, а для раздраженного горла — сироп.

Я не горела желанием уходить из кабинета, слоняться одной по дому или сидеть в комнате. Воспользовавшись тем, что девушки увлеклись беседой, я проскользнула за ширму, где на отдельной кровати спала Алиса. Девушка лежала на боку, накрытая белой простыней. На щеке было пару мелких порезов, которые уже прекрасно обработала Эл, а вся правая рука перемотана. Казалось, она крепко спала, лишь ресницы слегка беспокойно дрожали. Придвинув стул на колесиках к кровати, я присела на него, чуть наклоняясь к девушке. Действительно, такая юная, а уже носила ребенка под сердцем. Наверное, я была счастлива за нее. А еще, наверное, завидовала.

Протянув руку, аккуратно убрала упавшие темные пряди с лица, и тем самым, видимо, спугнула сон. Алиса открыла глаза, подняла их на меня и перевернулась на спину. Она не спешила что-либо говорить, а я и не ждала слов. Ладонь я все равно не убрала, погладив пальцами сестру Максима по щеке, и она прикрыла веки, давая застывшей в уголке слезинке скатиться в бок по виску.

— Мне было так страшно, — прошептала девушка.

Я вздрогнула, вспоминая безобразное лицо Геры. Нет, это даже лицом человека уже не было, гримаса одуревшего животного, без глаза, со шрамами, в крови, с оскалом монстра. Сколько ненависти было в единственном глазе. Мне пришлось зажмуриться на секунду, чтобы прогнать этот образ, не позволить своему сознанию вновь погрузиться в состояние ужаса, испытанного несколькими часами ранее.

— Не за себя, а за… Ну, ты знаешь, — она скосила на меня взгляд, и я кивнула, сжимая ее ладонь своей. — Теперь я боюсь того, что скажет мне Максим. Я очень зависима от его мнения, на самом деле, как бы не пыталась подавить это в себе. Просто… он очень похож на отца, а я плохо помню его. А кроме Макса у меня никого больше и нет.

— Все будет хорошо, — прошептала я, сильнее сжимая ее ладонь. — Вот увидишь.

Я верила в собственные слова, искренне верила, и очень надеялась, что Алиса это почувствовала. И как бы Громский не был зол, взбешен и тому подобное, вред собственной сестре, а, тем более, ребенку, он не причинит. Да, возможно, понервничает, но я уверена, что в конечном итоге просто сдастся, а затем сделает все возможное, чтобы Алиса была счастлива. И я даже готова была поговорить с ним об этом.

Видимо, успокоительное от Эл действовало хорошо, поскольку Алиса снова задремала. Я не хотела уходить, почему-то мне казалось, что рядом с ней должен кто-то остаться, как бы сторожа ее покой. И в этот момент мне хотелось быть этим кем-то. Время снова ускользнуло от меня, и я как-то даже не заметила, что мой корпус склонился к кровати девушки. Я так и уснула, согнувшись в три погибели, но не испытывая никакого дискомфорта, цепляясь пальцами во сне за руку Алисы.

Я резко проснулась от ощущения чужого прикосновения. Тело все-таки успело окоченеть в такой позе, отчего мышцы болезненно заныли, а шейные позвонки недовольно хрустнули. Эл, приложив указательный палец к губам, напоминая мне о том, что Алисе нужен отдых, кивнула головой за ширму. Пригладив свои волосы, я еще раз посмотрела на сестру Максима и поднялась, чтобы выйти из врачом. В кабинете находился Максим, который как-то нервно разматывал пропитанной в крови бинт с руки.

— Как ты, Яра? — не подняв на меня глаз, спросил он.

— Хорошо, — я все еще шептала, поскольку было очень больно напрягать голос. — Я хотела с тобой поговорить…

— Я тоже, — Громский все еще не смотрел на меня, и я не понимала, из-за чего паника и чувство вины внутри меня так стремительно нарастало.

Эл прибирала свое рабочее место и, казалось, что вовсе не обращала на нас внимания. Я все ждала, что мужчина намекнет или, что было бы куда правдоподобнее, прямо скажет выйти, но Максим, притянув ногой стул на колесиках, сел на него. Я не стала мяться стоя и тоже присела на кушетку, как-то неосознанно приложив пальцы к горлу, поскольку першение вдруг стало таким неприятным.

— Как давно ты знала? — в лоб спросил он, подняв на меня глаза-льдины.

— Я узнала в тот же день, что и ты, — прошептала я, все еще не убирая руку от глотки. — Она сказала мне это утром, после… — я осеклась, вспоминая то, что было между нами в ванной комнате. — Она сказала мне утром и попросила поговорить с тобой на эту тему.

— О чем это, интересно? — криво улыбнулся Макс. Эл уже закончила импровизированную уборку и теперь слушала нас, прислонившись к своему столу и скрестив руки на груди. — Вы две соплячки. Одна в свои девятнадцать лет не может переспать ни с кем, другая, напротив, в шестнадцать умудрилась залететь! У меня буквально колики в животе от патовости всей ситуации. Да даже у Ярославы были больше шансы залететь, чем у моей сестры!

Я не совсем поняла, к кому Максим конкретно обращался, но, кажется, он высказывал свое негодование в общем. Меня, несомненно, задели его слова, но я постаралась не подать вида. К тому же, Громского вполне можно было понять, ведь дело касалось напрямую его семьи.

— Максим… — я даже немного повысила голос, из-за чего сразу же зажмурилась, ощутив боль где-то внутри глотки.

— Не напрягай связки. Выпей, — Эл подала мне стакан воды, и я благодарна кивнула.

— Максим, прошу, выслушай, — шептать было куда труднее, и мне казалось, что меня не услышат, но судя по сосредоточенному взгляду Громского, он слушал внимательно. — Она действительно хочет этого ребенка. Я не так хорошо знаю Алису, но с первой встречи она мне показалось весьма взрослой и рассудительной, и я думаю, что ее беременность не была опрометчивым поступком. Даже если я ошибаюсь, и все было так, то Алиса все равно все прекрасно понимает, поэтому осознает свою готовность к материнству. И если делать выбор, то только ей. А еще… Кхм-кха…

Мне пришлось взять передышку и снова приложиться к стакану с водой. Максим слегка крутился на стуле, уперев тяжелый взгляд куда-то сквозь пол, то сжимая, то разжимая поврежденный кулак. Эл своей позы не меняла и в разговор, видимо, вмешиваться не спешила.

— А еще, — продолжила я, осушив стакан, — ей очень важно твое мнение. Она не сможет смириться с мыслью, что ты будешь против этого ребенка и ее брака. Мне кажется, ты должен поддержать ее.

— А мне кажется, — Максим поднял на меня глаза, и хоть эмоций на его лице сейчас не было, зато по взгляду было многое понятно, — что я должен найти того умника, который сделал ребенка Алисе, и выбить из него всю дурь. И ее заодно выпороть не помешало бы.

Громский резко поднялся со своего места, что стул слегка откатился назад и стукнулся о стенку. Мужчина заходил по комнате туда-сюда, доходя вплоть до ширмы, а затем возвращаясь к кушетке, на которой я сидела.

— Хотя бы подумай об этом, — так же тихо, словно мышиным писком, попросила я его.

— Я постоянно думаю, Ярослава, постоянно, — он остановился около меня, засунув руки в карманы. — Думаю о том, чтобы спасти все ваши задницы, чтобы никто, твою мать, не пострадал, чтобы все были живы-здоровы, в конце концов. Каждый раз мне приходится придумывать какой-нибудь извращенный способ, чтобы отправить одну паршивую эсэмэску Инессе, чтобы никто не смог перехватить сообщение или еще что. А теперь я должен буду думать о том, как обеспечить сестре стопроцентное рождение ребенка. И чтобы она рожала не здесь, в собственной кровати, а в больнице, где с нее глаз спускать не будут. И это именно тогда, когда твой папаша со своим брательником решили объявить мне войну!

Под конец Максим так разозлился и взмахнул рукой так близко с моим лицом, что я испугалась и зажмурилась, готовясь получить пощечину. Но удара не последовало, а мне стало не по себе от своей реакции, поскольку ее увидели все. Громский отошел от меня, решив не комментировать увиденное, поэтому обратился сразу к Эл:

— Ты что думаешь по этому поводу?

— Если все-таки склонишь ее к аборту, то лучше не медлить, чтобы все прошло безопасно. А так… процесс беременности пройдет хорошо, это я тебе могу гарантировать. Лично прослежу за развитием плода. И да, — врач взглянула на меня поверх своих круглых очков и, вздохнув, произнесла: — Ярослава права. Алиса сама должна принять решение.

— Что-то я не припомню, чтобы у нас тут наступил матриархат, — фыркнул Громский. — Ладно, как она проснется, сам с ней поговорю. Как ее состояние в целом?

— Все не так критично, — Эл расслабленно провела рукой по волосам. — Пару ушибов там, пару синяков здесь. Для зародыша никакой опасности я не обнаружила. Буду еще наблюдать, конечно.

— Хорошо, — кивнул он, обращая внимание ко мне. — Голос Ярославы восстановится?

— Куда он денется, — отмахнулась девушка. — Недельку сиропчика с маслами попьет и запоет не хуже соловья.

Я слабо улыбнулась уголками губ на такое заверение Эл, и Максима, кажется, оно тоже вполне устроило. Ничего более не сказав, он вышел из кабинета. Немного посидев с Эл, я тоже удалилась в свою комнату.

***</p>

Я проснулась практически на рассвете. Горло совсем разнылось, и мне казалось, что в глотке у меня стоял ком, который мешал мне не то, что сглатывать, а дышать в целом. Первой мыслью, конечно, было найти Эл и попросить что-нибудь, но, взглянув на часы, решила потерпеть хотя бы до восьми утра. Зайдясь приступом кашля, который болезненно отдавался в грудной клетке, я спустилась в столовую, чтобы налить себе воды.

После пережитого я стала еще пугливее, чем была раньше, поэтому, когда позади раздались чьи-то шаги, я резко обернулась и, конечно же, выронила стакан. Тот, к счастью, не разбился, поскольку приземлился на ковер, но вода пролилась и сразу же впиталась в него. Хотя, это всего лишь вода.

— Это всего лишь я, — отозвался Максим на мою реакцию.

— Знаю, но я все равно испугалась, — я хотела было присесть и поднять стакан, но Громский сделал это за меня. Он подошел практически вплотную ко мне, ставя посуду на место. — Ты еще не ложился ведь, да?

— Ага, — подтвердил он, протягивая ладонь к моему лицу.

Я мельком облизнула пересохшие и потресканные губы, прикрывая глаза. Максим слегка повертел меня за подбородок, видимо, разглядывая повреждения на шее, затем погладил щеку пальцами, надавил большим пальцем на нижнюю губу. Я подняла на него взгляд, вновь не наблюдая на лице мужчины ни единой эмоции. Только расширенные зрачки выдавали Громского с головой.

— Разве ты не рад, что у тебя будет племянник или племянница? — тихо спросила я, слабо улыбаясь ему.

— Тц, — Максим сразу же убрал от меня руку и закатил глаза. — Яра, ради всего святого, не начинай эту шарманку, ладно? Я почти уверен, что менять пеленки придется мне.

— Почему это? — я легко уловила, что наш разговор не носит серьезного характера, поэтому улыбка все активнее натягивала мои губы.

— Потому что Алиса в первую очередь малолетка, которая еще точно не нагулялась, — Громский запрыгнул на кухонную тумбу, усаживаясь поудобнее на ее краю. — А, поскольку я ее опекун, то и за дитем мне придется приглядывать, судя по всему.

— Не думаю, что Алиса относится к тем типам девушек, которые спихивают детей на шеи опекунам, а потом идут развлекаться по клубам, — пожала я плечами.

— Я тоже думал, что моя сестра уже выросла из всего этого, стала рассудительной, пока не узнал, что она беременна. Блять, — Максим прислонился затылком к стене, прикрывая глаза, — я вообще был уверен, что она девственница еще.

Я тихо засмеялась, пока снова не подавилась приступом кашля, на который тут же отреагировал мужчина. Он вновь наполнил стакан водой и протянул мне, хотя я уже вполне напилась и не хотела, но ради того, чтобы подавить приступ, сделала пару глотков. Прочистив горло, я тут же заметила, как изменился Громский в лице. Легкость нашего разговора, как рукой сняло, и теперь мужчина смотрел меня непроницаемым волчьим взглядом, словно я должна признаться в чем-то ужасном.

— Я бы отдал все, что угодно, лишь бы самолично прикончить его за то, что он причинил тебе вред, — Максим спрыгнул с тумбы, поворачиваясь ко мне.

— Это уже неважно, он ведь… погиб. К тому же… — я опустила глаза на его сбитые костяшки.

— Это был мой промах, Яра. Только мой и ничей больше. Поэтому я прошу у тебя прощения, слышишь? — он приблизился еще сильнее, обхватывая ладонями мое лицо. — Я хочу, чтобы ты запомнила раз и навсегда — здесь, рядом со мной, в этом доме, на моей земле — безопасно. Подобного больше никогда не повторится. И ты больше не будешь вздрагивать от любого шороха. Ты веришь мне?

Я молча кивнула, поражаясь услышанному. Кажется, у меня впервые кто-то за что-то просил прощения. Нет, даже не просто «кто-то», это делал именно Максим Громский. Успев узнать его хоть немного, но даже так я могла сказать, что он был не из тех, кто просит прощения. Однако именно эти слова я сейчас услышала, отчего в груди что-то так неожиданно кольнуло, а уголки глаз тут же намокли. Макс поймал первые слезинки пальцами, растирая их по моим щекам, затем наклонился, целуя сначала в лоб, а потом уже находя и мои губы. Он так и не выпускал моего лица, и мне показалось, что это был самый нежный и трепетный поцелуй из всех.

Когда он отстранился, то я просто прижалась к нему, обняв за корпус. Мы так еще немного постояли, а потом мне что-то взбрело в голову, и я выпалила:

— Я хочу набить татуировку.

***</p>

Максим отнесся к моему внезапному желанию сначала скептически, затем с явной издевкой и резким юмором, а потом, просто взяв меня за руку, повел наверх в свою спальню. По дороге я убеждала скорее больше себя, нежели мужчину, что это действительно обдуманное решение, и я даже придумала, что именно хотела бы набить. Громский выслушивал меня, затем, когда мы оказались в его спальне, усадил за свой рабочий стол, дал чистый лист и карандаш.

— Ну рисуй эскиз, чего глазами хлопаешь? Раз хочешь — сделаем, — просто пожал он плечами, прислонившись к столу копчиком рядом со мной.

Конечно, я преувеличила, когда ляпнула о том, что точно знаю, чего хочу, поэтому озадаченно прикусила кончик карандаша. Да еще и пристальный взгляд мужчины сверху заставлял себя ощущать снова в тех временах, когда я занималась с учителями на дому.