Глава 14. С волками жить... (2/2)

Большие заводные часы в общей зале уже показывали за полночь, и я даже ужаснулась. Время за ужином пролетело невероятно быстро, хотя я предполагала, что эта пытка будет длиться мучительно долго. Тут же подумала о том, что искать девушек уже поздно, они, возможно, спали, а если и нет, то мне не хотелось на ночь глядя вываливать на них весь свой негатив. Я невольно подняла глаза на второй этаж, прямо на то место, где совсем недавно стоял раненный Максим, приструняющий свору бандитов в его доме. Громский по прежнему был ранен, но тогда он был куда хуже, нежели сейчас. Определенно, у Эл золотые руки, и я, наверное, не устану этого повторять. Да и сам Макс дюжего здоровья, если учесть все те шрамы, что я видела на нем.

Вдруг поймала себя на том, что мне нравится представлять его обнаженным. Возрождать в памяти все его татуировки, изгибы тела и выпуклости мышц. Отмахнувшись от наваждения, решила, что стоит пойти в свою комнату и лечь спать. Именно в свою, а не в спальню Громского. Думаю, после подобного ему тоже захочется побыть одному и привести мысли в порядок.

Стоило мне подойти к подножию лестницы и поднять взгляд, как я неловко застыла на секунду, пытаясь совладать с эмоциями. На вершине стояла уже знакомая мне рыжеволосая наложница. Одетая в полупрозрачный пеньюар, она, скрестив руки на груди, весьма надменно смотрела свысока. Поджав губы и гордо приподняв подбородок, я двинулась вперед, она же начала спускаться. Этот момент вдруг почему-то растянулся чуть ли не на вечность, хотя я преодолела уже больше десяти ступеней. Когда наложница уже была сравнительно близко, она, как полагалось не отвела от меня глаз и даже не склонила головы, а весьма нагло кинула:

— Ты ему интересна лишь до того момента, пока ты целка.

Я застыла, словно пораженная молнией. Наложница, заметив мою реакцию, громко хмыкнула, продолжая спускаться вниз. Сжав рукой перила до побеления костяшек, я резко обернулась, чуть ли не выплюнув ей в спину:

— Не смей со мной разговаривать, рабыня.

— Думаю, наши статусы в скором времени сравняются, как только тобой воспользуются. Все мы когда-то были любимыми девственницами хозяина, — она встала в пол оборота, продолжая улыбаться. И хоть теперь я была выше, мне все равно казалось, что наложница продолжала давить на меня своим превосходством.

— Этого не будет, — сквозь зубы прошипела я, а затем кинулась наверх.

***</p>

Я спокойно провела ночь одна в своей комнате. Хотя, спокойно — это слишком громко сказано. Слова рыжеволосой рабыни никак не выходили из головы, а мозг подкидывал все те моменты, когда Громский касался моего тела. В общем, спала я отвратительно, более менее успокоилась только под утро. Но больнее было от того, что я ждала Макса, просыпалась и искала его рядом с собой, но натыкалась лишь на холодную половину кровати. Вспоминала наложницу в полупрозрачном пеньюаре, и то, что мужчина мог с ней делать.

Мне совершенно не хотелось следующим днем покидать свою комнату. Я была уверена, что так будет только лучше, ведь я никому не попадусь на глаза. И все практически шло по моему плану: миновал полдень, а я все так же лежала и пялилась в окно. Но стоило уже привыкнуть, что в этом доме никогда не случалось так, как того хотелось бы мне. Ближе к часу дня ко мне ворвалась Кристина, и я испуганно подскочила на кровати, забыв даже поправить упавшую лямку ночнушки.

— Слава! Если ты так и будешь тут сидеть, клянусь, Снежку не сдобровать… — с порога начала девушка.

Я, еще плохо соображающая, вдруг резко пришла в себя, вспоминая все на свете, даже, кажется, момент собственного рождения.

— Сн...? Господи, Снежок! Он же там! Остался! Боже! — я ухватилась за волосы, в который раз убеждаясь, что я просто отвратительная хозяйка.

Клетка с кроликом последние дни везде кочевала со мной. Везде, кроме спальни Громского, потому что он, собственно, был против. Поэтому в такие ночи я оставляла Снежка на втором этаже в библиотеке, заранее попросив прислугу позаботиться о зверьке, в случае чего. И, конечно же, надо было забрать его в свою комнату, но я была так расстроена и зла одновременно, что совершенно про него забыла. Снова.

Я рванула мимо Кристины из комнаты. Я уже понимала, в чем заключалась катастрофа, и от этого начинала бежать быстрее. Когда я явилась в библиотеку, то сначала нашла глазами пустую клетку, отчего мое сердце уже кольнуло в груди. В кресле у окна сидела Инесса. Я сразу поняла, что ее внимание вовсе сосредоточено не на книге, которую она держала на коленях. Девушка смотрела куда-то в сторону и весьма противно усмехалась. Я двинулась туда и чуть ли не заревела на месте.

Маленький Эдвард совершенно бездушно мучал моего кролика. Снежок в ручонках этого мальчишки сопротивлялся из последних сил, пока тот пытался надеть на него самодельный ошейник из каких-то резинок, который определенно мог задушить животное. Эдвард уже умудрился продеть в ошейник уши и часть мордочки, но тугой ошейник явно не шел дальше, что, собственно, самого мальчишку не останавливало. Снежок уже дышал открытым ртом и буквально дергал лапками в предсмертной агонии.

— Прекрати! Ты же его замучаешь! — я вмешалась, понимая, что Инесса вовсе не собирается претить младшему брату.

— Я хочу, чтобы он был на поводке! — запротестовал Эдвард.

— Ты делаешь ему больно, как же ты не понимаешь? — я опустилась рядом на колени, протягивая при этом руки к кролику, но мальчишка тут же отодвинулся с ним в сторону. — Эдвард, пожалуйста, не надо так. Снежку очень больно.

— Какая прелесть… «Снежок», — прыснула Инесса в своем кресле.

— Его зовут Снежок? — уточнил мальчик, ослабляя хватку, отчего мой кролик смог вздохнуть полной грудью.

— Да-да, он очень умный и хороший кролик, правда, — я старалась изо всех сил сдержать подступающие слезы, когда смотрела на страдающего кролика. И так же старалась заговорить этого маленького живодера. — Я тебе могу много всего про него рассказать, правда. И если ты хочешь погулять с ним на поводке, то я покажу тебе, как это сделать, не причиняя вреда. Есть другой способ. Согласен?

— Н-у-у-у… — насупился мальчик. — А ты опять покажешь, что у тебя под юбкой?

Инесса засмеялась в голос, откинув голову назад. Я же поджала губы, выпуская воздух через нос. Впервые в жизни мне так сильно захотелось ударить ребенка.

— Нет, Эдвард, не покажу. Мне казалось, мы вчера закрыли эту тему. Отпусти Снежка, больше просить я не буду, — я решительно выпрямилась и уставилась на мальчишку.

Если на многое закрыть глаза, я все же была дочерью своего отца. Я могла быть не похожа на него внешне, но я сотни и сотни раз видела, как его глаза наполнялись гневом, буквально затягиваясь тьмой. Я на себе это испытывала не единожды. И сколько бы раз я после не смотрела в зеркало, мне так и казалось, что мои глаза в момент истерики были идентичны. Я всегда желала искоренить это в себе, не позволяя смотреть подобным образом на других.

Но не сейчас. Беловская кровь забурлила во мне, и я слегка прищурилась, представляя, как могу причинить Эдварду боль.

— Эдвард, ты знал, что грызуны могут жить в человеческом теле, чтобы выжить? В Средневековье их истребляли, потому что в особо бедных кварталах люди гибли не только от чумы, но и того, что, засыпая в какой-нибудь подворотне, они рисковали не проснуться. Ведь всего одного грызуна достаточно, чтобы прогрызть человеческое брюхо и попасть внутрь. Особенно у ребенка. У такого мальчика, как ты, например. Знал?

Мальчик испугался, я это увидела сразу, и на доли секунды мне даже стало стыдно. Лишь на секунду. Эдвард отпустил Снежка и подбежал к креслу Инессы, спрятавшись за ним. Девушка, кажется, ничего не поняла. Она лишь вопросительно взглянула на брата, затем на меня, вовсе откладывая в сторону книгу.

Я же, проморгавшись, подхватила кролика на руки, избавляя его от этой чертовой резинки. Крошечное сердечко в грудной клетке чуть не выскакивало, и я только сильнее прижала его к себе, целуя в мордочку. Мне было немного противно от себя, но я же не ударила его, верно? Я даже клетку пока не стала забирать, просто ушла с испуганным Снежком в свою комнату.

Уже ближе к вечеру я все же решила привести себя в порядок и переодеться. К тому времени служанка принесла клетку Снежка ко мне, при этом нарезав ему свежих овощей. Зверек весьма быстро оправился и, наевшись, мирно спал.

Громского весь день не было слышно и видно. Наверное, это и к лучшему, ведь пока я точно не знала, как теперь вести себя с ним. Конечно, стоило поговорить с мужчиной и спросить самой напрямую, но мне, почему-то, было страшно услышать ответ. Действительно страшно. Я все еще пыталась убедить себя в том, что наложница могла сказать это назло. Ревность в гареме была не редкостью, а очень даже присуща. Вечная конкуренция девушек между собой за то, чтобы быть одной единственной желанной любимицей своего господина. Даже в цветнике моего отца такое встречалось, помню, дело доходило до отравления.

С такими размышлениями я пошла в столовую, в надежде найти там Крис или Эл. С того обеденного происшествия, собственно, я более и не видела Кристину. Она только мельком сообщила мне об издевательстве над кроликом, а потом вновь куда-то испарилась. И что-то мне подсказывало, что это связано с тем, что и сам Макс не вылезал из кабинета весь день. В столовой милая служанка Ася сообщила мне, что по поручению Громского девушки направились в город. Уточнять, конечно же, никто ничего не стал. А мне стало ясно лишь одно — я осталась один на один с семьей Макса. А если еще и сам мужчина уехал...

У меня даже аппетит пропал от этой мысли, поэтому я весьма расстроенная покинула столовую. Захотелось вновь подняться к себе и пролежать так до следующего утра, заняться самокопанием и прочим саморазрушением, чтобы, в итоге, тревожно уснуть в слезах. Наверное, это уже что-то ненормальное, но от подобного потом и правда становилось… легче, что ли.

В общем-то, я пересилила себя и решила провести вечер на свежем воздухе, но для этого нужно было спуститься на первый этаж и пройти через общий зал. И я уже слышала отголоски присутствующих там, отчего понимала, что встреча с кем-то из родственников Максима неизбежна. С одной стороны, я, конечно, могла плюнуть на эту затею и вернуться к себе, а с другой — почему я опять должна бегать? Что ж, никто не запрещает мне просто вежливо поздороваться и пройти мимо, верно?

Согласившись сама с собой, я уже спускалась вниз. Карина сидела на диване, курила сигарету, а служанка то и дело подливала ей в бокал вина. Пристрастие женщины к алкоголю я приметила еще во время ужина. На удивление, мачеха была здесь одна, но по шуму создавалось ощущение, что здесь собралась компания из пяти человек. У Карины в принципе был достаточно громкий голос, и она, кажется, пыталась научить петь служанку.

— Выше! Выше! Вот так, смотри, бестолочь: ф-и-и-ига-а-ар-о-О-О-О! — достаточно мелодично пропела женщина, выпустив при этом струю дыму. — Я, между прочим, оперная певица! Все думали, что Влад подцепил очередную дурочку-простушку, а хрен там! Я на тот момент была известна и даже богаче его!

Я неловко застыла, хотя не должна была слушать. Я взяла быстро себя в руки и уже уверенно пошла мимо, как Карина меня остановила:

— Мирослава?

— Ярослава, — обернулась я, натянуто улыбаясь. — Меня зовут Ярослава.

— Да? Мирослава пошло бы тебе больше, но ладно, — отмахнулась она, при этом отпуская покрасневшую от пения служанку. — У тебя-то, небось, точно ангельский голосок. Спой-ка мне.

Не нужно было видеть полупустую бутылку вина, чтобы понять, что мачеха Максима уже явна опьянела то ли от столь выдержанного напитка, то ли от столь неумелого пения служанки. Я вздохнула, понимая, что отвертеться уже не смогу.

— Я бы на вашем месте не была так уверена, — я подошла чуть ближе, сложив руки перед собой.

— Ну вот сейчас и проверим, — она задумчиво затянулась тонкой сигаретой, и я даже заворожено смотрела, как тлеет ее кончик. — М-м-м-м, знаешь что-нибудь у Римского-Корсакова?

— Знаю, но не смогу исполнить в оперном стиле, — честно призналась я. — Могу сыграть.

— Сыграть? Ну-ка, — женщина с интересом поддалась вперед, а затем перевела глаза на фортепьяно. Уже второй такой инструмент, который я наблюдала в этом доме. — Сыграй-сыграй, Мирослава.

— Ярослава, — поправила я со вздохом, садясь за инструмент, на что мачеха лишь отмахнулась.

Подняв крышку, я нажала пару клавиш. Приятно удивилась тому, что фортепьяно было прекрасно настроено, и я почему-то подумала про Максима, который явно умел играть. Нот передо мной не было, но память услужливо подкинула мне необходимые связки, а мышечная память повела пальцы по клавишам. Музыка зазвучала звонко, разносясь по всему дому, фортепиано звучало великолепно. Уверена, играй бы даже неумелый человек, звучание было бы таким же завораживающим.

Спустя несколько проигранных нот, Карина вдруг запела, и я, не ожидавшая этого, остановилась и уставилась на нее. Женщина недовольно зыркнула на меня и подала нетерпеливый знак рукой, чтобы я продолжила. Несмотря на влияние алкоголя и спиртного, Карина оказалась весьма голосистой и громкой. Хоть ей и тяжело давалось брать некоторые ноты, а дыхания просто не хватало, она все равно натужно вывозила за счет тембра. Когда она закончила, я же продолжила играть. Женщина вся раскраснелась, а затем и вовсе закашлялась, после чего начала вливать в себя еще больше вина. Я покачала головой, сожалея о том, какой талант она губит.

— Ну, играешь ты недурно, — хрипло отозвалась она, когда я окончила. — А голос мой уже не тот.

— Вы сами его губите, — осмелилась выразить свое мнение я.

— Много чего ты понимаешь, девочка. Я влюбилась в вдовца, красивого и богатого, даже не представляя, чем на самом деле он занимается. А когда опомнилась, уже было поздно — носила под сердцем его ребенка. А ты, Мирослава, осознаешь, что за человек Максим, м? Ты хоть представляешь, куда ввязываешься, деточка?

Я убрала прядь волос с лица и поднялась из-за фортепиано, присаживаясь на диван рядом с Кариной. Ее, кажется, совсем развезло от выпитого, а пение и вовсе вымотало.

— Осознаю, — честно призналась я.

— Ну-ну, — хмыкнула женщина. — Надеюсь, на это. Хотя, ты явно любишь распускать свой поганый язык, раз довела до истерики моего младшего сына, мерзавка.

— У Эдварда отвратительные манеры, — я поднялась, не намереваясь извиняться за тот инцидент.

— Конечно, но он мой сын. А я своего сына в обиду не дам, Мирослава. Запомни это, — мне показалось, что она даже протрезвела.

— Запомню, — на этом я развернулась и пошла прочь, уже даже не на улицу, а куда угодно, пока не заметила, как Громский отошел от балюстрады на втором этаже.

С секунду постояв и гипнотизируя то место, где стоял Максим, я вернулась к себе в комнату.