Глава 10. Перед бурей (1/2)

Я научилась пользоваться пультом дистанционного управления, поэтому, наконец, решила свою проблему с панорамными окнами. Когда я находилась одна в пентхаусе, а это было достаточно часто, окна — постоянно закрыты. И я действительно чувствовала себя спокойно и более комфортно. Большую часть времени я проводила на втором этаже в постели, зачитываясь книгами из библиотеки Громского, потому что это было единственным способом отвлечься от убийственной реальности. Как правило, я практически незаметно для себя отрубалась, теряя интерес практически ко всему. Меня не спасали даже разговоры с Кристиной или успокоительные от Эл. Без книг я не могла спать, мой сон становился беспокойным и мучительным, а вымышленные истории и такие же персонажи дарили мне временный, но покой.

Я вздрогнула от характерного звука ставен, которые начали открываться. Села на кровати, наблюдая, что, в общем-то, уже светало. Я неловко натянула на плечо растянутую футболку, когда на этаж поднялся Максим. Он кинул на столик пульт дистанционного управления. Мы не разговаривали. Вернее, я с ним не разговаривала, а сам Громский не стремился вытягивать из меня клещами слова. Он приходил и уходил, как закат. Не став зацикливаться на переодевающемся мужчине, я вновь упала на спину, чтобы погрузиться в чтение. Я слышала шуршание одежды, и, почему-то, не могла сосредоточиться на строчках. Слегка отклонив книгу в сторону, чтобы открыть себе обзор на Максима, стала наблюдать. Он стоял спиной ко мне, выбирая, какую рубашку ему надеть. Невольно опустила взгляд ниже, обнаружив, что он был в одном лишь нижнем белье. Надо же, татуировки даже его ноги покрывали.

— Не разговариваешь, но пялишься, — вдруг произнес мужчина, и наши взгляды встретились в зеркале, перед которым он, собственно, и стоял.

Покраснев, я вновь спряталась за книгой. Он же все время смотрел на меня, почему же и мне нельзя было? Я постаралась вновь отвлечься и утонуть в повествовании, но вдруг матрас прогнулся подо мной, а книга была вырвана из моих рук, исчезнув где-то на полу. Громский нависал надо мной, совершенно такой вот полуголый, красивый со своими татуировками и шрамами. И я, все еще державшая на него сильную обиду и игравшая в молчанку. Макс, схватившись за мои бедра, раздвинул ноги, устраиваясь между, притягивая меня ближе к себе. Я, приподнявшись на локтях, чтобы помешать ему, тут же рухнула обратно на спину. Громский не стал церемониться, порвал на мне футболку, а затем закатил глаза, увидев, что я была в лифчике. В его присутствии вообще было опасно без него ходить.

— Серьезно? А под штанами у тебя десять пар трусов? — хмыкнул Максим, стягивая бретельки с моих плеч.

Я по прежнему молчала, хоть и подчинялась. Предмет нижнего белья так же улетел куда-то на пол, оставляя меня уже по пояс оголенной. Странное чувство привычности позволило мне не залиться краской от ушей до пят и выдержать прямого, голодного взгляда мужчины. Он наклонился, на секунду задержав со мной зрительный контакт, чтобы потом губами коснуться упругой кожи. Я откинулась назад, взглядом зацепив светлеющее над нами небо. Максим прикусил зубами сосок, побуждая меня выгнуться в спине, но я так и не проронила ни стона: моя молчанка подразумевала полное отсутствие звуков в его сторону. Громского это, конечно же, не устраивало. Я так же намеренно не касалась его, раскинув руки на головой. А когда мужчина поднялся выше, дабы поцеловать, отвернулась.

— Маленькая, противная сучка, — выдохнул он мне на ухо. — Выбешиваешь меня даже в постели.

Громский ловким движением перевернул меня на живот так неожиданно, что я даже сначала не поняла своего положения, пока не уткнулась носом в простыни. Волосы упали на глаза, и я, натужно выдохнув, сдула пряди с лица. Максим уже вовсю хозяйничал над моим телом, решив оголить меня окончательно. Штаны стремительно соскользнули с моих ягодиц, а затем, чего я точно не ожидала, ощутила смачный шлепок. Я вздрогнула и громко втянула носом воздух. Обернувшись на мужчину, уставилась на него недовольным взглядом, как бы стараясь ему так сказать: «Что ты себе позволяешь?!»

— Что? — он явно был крайне доволен моей реакцией, поэтому незамедлительно повторил. — Папочка тебя так порол дома, Яра?

Я уже было открыла рот, чтобы возмутиться, но тут же остановилась, понимая, что он меня просто провоцирует таким образом. Я лишь улыбнулась ему уголками губ, легла обратно, все еще не сводя взгляда с мужчины, приподнимая бедра для него. Максим приглашение принял сразу же, накрывая меня своим телом, целуя между лопатками.

— Ты все равно будешь кричать, — его дыхание опалило мне макушку, после чего Громский намотал мои волосы на кулак, заставляя меня вновь выгнуться и приподняться.

Другая его рука скользнула под меня, пальцы погладили кожу живота, опускаясь все ниже, пока не нашли влажные от возбуждения складки… Ставни вдруг снова зашуршали, и я неосознанно зажмурилась от ударившего света в глаза…

Я подскочила, осознавая, что лежала на животе. Тяжело дыша, сдула пряди с лица, наблюдая, как окна действительно открывались, демонстрируя ранее утро и назойливое майское солнце. Припекало уже нехило, что говорило о скором приходе лета. Я неосознанно смотрела в панорамный вид, пока приходила в себя несколько секунд. Это что за… сны мне такие стали сниться?.. Я кинула взгляд на книгу под названием «365 дней», в аннотации которой упоминалась итальянская мафия, из-за чего я, собственно, и заинтересовалась данной историей. А по итогу… не успела и прочесть и десяти страниц, как пошли сплошные непотребства. Неудивительно, что мне приснился сон такого содержания, где я вела себя так… развязно, прямо как героиня повествования.

Услышав скрип ступеней, я тут же встрепенулась. Припрятав книгу с постыдным содержанием под одеяло, я поспешила поправить на себе одежду и есть прямо на кровати, что, уверена, смотрелось неестественно: как будто я специально ждала кого-то здесь.

— Доброе утро, — тут же отозвался Максим, поднимаясь на этаж.

— Д-доброе, — вторила я, убирая пряди за ухо.

Громский, окинув меня слегка странным взглядом, двинулся к гардеробу, попутно раздеваясь. Я так и застыла, наблюдая за его голой спиной. Меня по голове ударило дежавю, ведь начало так походило на сон… Я поспешила подняться, соскользнула босыми ногами на пол и, не заправляя простыни, стремительно двинулась к лестнице, но Максим остановил меня:

— Что с тобой? Все еще дуешься на меня? — Громский вообще, казалось, забыл про ту ситуацию, что в казино, что потом в ванной комнате. Я уже свое выплакала, а не разговаривать с мужчиной я не могла, поскольку рисковала свихнуться от одиночества. Крис и Эл не могли так часто навещать меня, как бы мне хотелось, а мужчина был единственным, кого я видела ежедневно. Разумеется, он пропадал в своей манере по ночам и приходил под утро, а днем отдыхал здесь, словно восстанавливался. — Могу предложить выйти, сходить куда-нибудь, раз ты уже на стенку лезешь. Я же вижу.

Я неловко потопталась на месте, стараясь скрыть свой восторг от услышанной новости. Я готова была кинуться ему на шею и расцеловать, если он действительно мог позволить провести вечер вне стен этого пентхауса. Но, вспомнив недавний сон, решила ограничиться лишь словами благодарности:

— Если это действительно будет безопасно, то я была бы очень рада, — сцепив руки за спиной и, смотря строго в пол, пролепетала я.

— Скрывать тебя здесь более смысла нет. Уже все СМИ успели разнести о том, что Ярослава Белова жива-здорова, — Максим, судя по звуку ширинки, снял штаны. — Поэтому, тебе уже никогда не будет безопасно. Особенно, когда ты снова оказалась рядом при смерти одного из Гарнеевых, а твой отец публично отказался от тебя. Яра?

Не понимаю, зачем ему было каждый раз напоминать об этом. Когда я уже практически приходила в себя, забывала, начинала снова радоваться мелочам, заставляла себя вести, как обычно, и разговаривать с Максимом, он делал это. Словно специально старался держать меня в таком состоянии, чтобы я ни на секунду не забывала, как теперь зависима от него.

— Да, — я подняла на него глаза, понимая, что настроение было испорчено окончательно. И вряд ли какая-либо прогулка могла бы это исправить.

— Нужно будет на днях вернуться в поместье. Мне там легче будет вести дела, а ты не будешь одна. И, к тому же, — Громский приблизился ко мне. Зря я в этот момент опустила глаза вниз, поскольку увидела волосяную дорожку, идущую у него из-под кромки трусов до пупка, а там и рисунок револьвера, скрывающий на коже что-то вроде ожога. — Тебе будет полезно познакомиться с моими девочками. Научишься чему-нибудь полезному, да? Чтобы у меня не возникало мысли продать тебя кому-нибудь?

Я отшатнулась от него, как от огня, но забыла, что позади лестница. Громский вовремя поймал меня за руку, привлекая к себе, при этом не позволив мне упасть и сломать себе что-нибудь. Мне все еще было до одури страшно, словно я в какой-то момент поняла простую истину: он такой же мужчина, как и Андрей, и я действительно представляла для него лишь сексуальный интерес. А ведь всего несколько дней назад я уже начинала мириться с этой мыслью, принимать поражение своего тела от его прикосновений, и была готова на большее… Максим положил руку мне на поясницу, прижимая к себе сильнее. Я уперлась ладонями ему в живот, стараясь хоть как-то увеличить между нами расстояние.

Его приставания увеличились в разы с тех пор. Мы, по-сути, находились вместе в замкнутом пространстве, и он видел меня полностью голой. Громский запросто мог прийти посреди ночи и лечь ко мне, прижать к себе, забраться рукой под рубашку, отчего я тут же просыпалась, но ничего сделать не могла. Приходилось лишь мириться с таким положением, и все еще быть благодарной, что он все-таки пока не переступал мои границы, не пытался принудить к сексу. Он лишь всеми своими действиями показывал, что мое тело теперь мне не принадлежит, оно принадлежит только ему. И чем сильнее я сопротивлялась, тем напористее становился мужчина, вплоть до того, что мог скрутить мне руки. Поэтому мне приходилось уступать, подчиняться и расслабляться, чтобы он получил то, что хотел, а затем отпустил.

— Так, ты уже принял решение? Сделаешь меня очередной наложницей? — отвернувшись от него, подставив тем самым шею для поцелуев, спросила я, поджимая пальцы на ногах от напряжения.

— Что ж до тебя никак не дойдет, солнышко? — Громский в уже привычной манере схватил пальцами меня за подбородок, поворачивая мою голову, чтобы я посмотрела на него. — Наложницами такие девочки, как ты, не становятся. Ты же элементарного не умеешь, какая от тебя польза? Наложница сама стремиться принести удовольствие хозяину, готова на все, даже стерпеть боль, если это в угоду господину. С тобой так, Ярослава, нельзя. Ты же изнеженный цветок, мне стоит лишь слегка надавить или применить силу, как ты сломаешься. А я не стремлюсь сломать тебя, зайка, нет. Лишь научить кое-чему. Но ты даже здесь сопротивляешься. Неужели, блять, нельзя немного проявить уважения к тому, кто ни раз уже вытаскивал твою чудную задницу из передряг? Хотя бы каплю блядской благодарности, Ярослава?

Последние слова уже были произнесены с явной злобой. По мне прошла волна отвращения к самой себе. Неужели я и правда в его глазах такая неблагодарная стерва, что тут же не упала перед ним на колени и не полезла к нему в трусы? Хотя, я ведь действительно ничего более не могла предложить, кроме своего тела… Приготовить для мужчины я не могла, поскольку просто напросто не умела, убраться в его квартире — незачем, сюда приходил специальный для этого персонал.

Я ощутимо расслабилась, опуская руки, перестав тем самым пытаться отвернуться от него. Максим умел давить на меня психологически, он применял это уже не впервые, и каждый раз у него получалось внушить мне ту или иную мысль. Он отлично овладел этим искусством манипуляции, я прекрасно понимала, но при этом ничего поделать не могла. Моя психика уже итак достаточно расшатана из-за отца, а недавние события добивали во мне капли трезвого и здорового мышления. И мне приходилось принимать за чистую монету тот факт, что я действительно должна буду расплачиваться своим телом. Нынче же так было принято в кланах?

— Ты очень умная девочка, Яра, я не раз уже убеждался в этом. Ты просто эмоциональная и впечатлительная, и эмоции не раз влияли на твои решения не в лучшую сторону, — Громский ослабил хватку, отпустив мое лицо. Теперь он просто обнимал меня за талию, поглаживая по спине и целуя в макушку. — Уверен, мы найдем общий язык, и ты научишься воспринимать это, как нечто столь же простое и приятное, как чистка зубов по утрам. Ты просто запомни: я никогда не обижу тебя.

Максим отпустил меня, поцеловав напоследок в губы, словно специально закрепил свои слова для пущего эффекта. И у него, несомненно, получилось. Я кивнула ему и ушла вниз, чтобы почистить те самые зубы, и попытаться переварить все услышанное.

***</p>

Почти весь день Максим проспал. По нему в принципе было видно, что он вымотан, о чем буквально кричали тени под его глазами и уже заметная небритость, которая грозила перерасти в косматую бороду. Я же провела все время внизу, чтобы не беспокоить Громского, который нуждался в здоровом восьмичасовом сне. Единственное, о чем я слегка переживала, так это о книге, которую так и оставила в кровати, спрятав где-то в простынях. Она, наверное, могла помешать Максиму… Конечно, меня больше волновал тот факт, что он ее просто найдет и увидит, что я такое читаю, пока его нет. Вдруг, он воспримет это как-то совсем иначе, вроде, знака того, что я… Я закрыла лицо руками, вспыхнув в ту же секунду, припоминая сегодняшний сон. Может, какая-то часть меня и хотела чего-то подобного, но вполне все «против» склоняли чашу весов к земле. Какая-то телепередача про конкуренцию моделей никак не могла отвлечь меня, хотя, по-началу, мне действительно было интересно наблюдать за девушками в данной индустрии.

Все же, я, в конце концов, решилась тихо подняться наверх и попытаться аккуратно, не выдавая своего присутствия, отыскать злосчастную книгу. Максим спал на спине, уложив одну руку себе на грудь, другая была вытянута вдоль тела. Все окна были открыты, а, поскольку, дело близилось к закату, то спелые красноватые лучи падали на туловище мужчины. Я на секунду застопорилась прямо перед кроватью, позволив себе такую слабость в виде рассмотрении Громского. Сейчас, пока его веки были закрыты, а губы не кривились в ухмылке, брови не хмурились, он казался таким… безобидным. Солнце, словно специально дразнилось, обтекало его рельефное тело своим золотисто-персиковым оттенком, задорно продолжая дорожку уже по одеялу. Я искренне надеялась, что мужчина спал не обнаженным, хотя, наверное, это не мое дело. Он волен был спать так, как ему хотелось.

Я вообще вдруг поняла, что не за книгой вовсе пришла, а, чтобы увидеть Максима вот таким вот, расслабленным, беззащитным. Я же прежде никогда не видела его спящим, предо мной он всегда был активным, что-то замышляющим, готовый к любым действиям. То спокойно курящий около своей машины, то вместе со мной рассматривающий звездное небо, или же, держа пистолет в руках, чтобы в любой момент выстрелить из него. Наверное, я все же не боялась Макса, хотя, как он и говорил, должна была. Я уже убедилась, что он и правда не станет делать чего-либо радикального со мной, иначе бы не спасал столько раз. Наверное, я была слишком наивной и верила во что-то лучшее, когда человек, лежащий в метре от меня на простынях, вовсе не казался хорошим, как бы мне не хотелось.

Вздохнув, я уже решила вернуться обратно, потому что книга — это и правда был всего лишь предлог. Я увидела Громского, я ощутила много смешанных эмоций и чувств от острой обиды с долей злости и до дикого желания прикоснуться и прилечь рядом. Неловко обхватив себя руками за плечи, я двинулась к лестнице, пока его хриплый после сна голос не заставил меня чуть ли не подпрыгнуть на месте:

— И что, даже не приляжешь со мной?

Видимо, у него был очень чуткий сон и, наверное, он сразу же проснулся, стоило мне ступить ногой на первую ступень. Я неловко прикусила губу и встала вполоборота, пытаясь сформировать адекватное объяснение тому, что я тут забыла.

— И я тут, кстати, интересную книжку нашел. Не почитаешь мне? — привычная наглая насмешка уже сквозила в сонном тоне, и я невольно закатила глаза.

— Думаю, ты сам прекрасно знаком с ее содержанием. Это же твоя библиотека, — я приблизилась и присела на край кровати, пока не рискуя укладываться рядом с ним.

— Ты всерьез думаешь, что я буду читать такое хреново написанное порево? — Громский аж на локтях приподнялся. — Там от мафии в сюжете одно лишь слово — «мафия», и нихрена больше. Очередная чья-то влажная фантазия с БДСМ наклонностями. А тебе, я смотрю, понравилось?

Я не нашлась, что ответить, потому что не смогла дочитать и до середины, ибо не выдержала столько секса в описаниях. Я слегка пожала плечами, решив все-таки не отступать и докопаться, чтобы не заострять внимание на содержании книги.

— Так, как же подобная литература оказалась у тебя в библиотеке, и почему ты так хорошо знаком с сюжетом? — я слегка наклонила голову набок, невольно заметив, что кожа у него на торсе влажная, слегка блестит в лучах заходящего солнца.

— Здесь какое-то время жила Крис, поэтому, уверен, это она баловалась такими извращениями, — он снова упал на подушку и потянулся, словно специально выгнулся в спине, чтобы я тут же отвернулась от него. — Весь сюжет уже ясен по аннотации.

Я слабо улыбнулась, найдя книгу на прикроватной тумбочке. Видимо, Макс сразу ее обнаружил и положил сюда. Я потянулась к ней, проводя пальцами по твердой обложке. Интересно, насколько сам Громский был близок к образу Сицилийской мафии? И вообще, ассоциировал ли сам мужчина себя с подобной кастой?

Несмотря на шуршание простыней, Максим все равно как-то бесшумно приблизился, прижимаясь губами к моей шее сзади, обвив одной рукой меня за талию. Он смахнул книгу с моих колен, как что-то ненужное, надоедливое и явно мешающее, чтобы притянуть меня ближе, вынудить забраться с ногами и повернуться к нему, столкнувшись носом с его оголенной грудной клеткой.

— Ты скажешь, куда мы пойдем? — спросила я, когда моя голова оказалась на подушке, а мужчина вновь нависал сверху, как в моем сне. Я старалась все еще контролировать ситуацию, но предательское сердце уходило в пятки от предвкушения.

На секунду в синих, грозовых глазах Громского отразилось непонимание, но потом, прикрыв их, он слегка поморщился. Максим после дневного сна выглядел преувеличенно по-домашнему, растрепанный, с этим игривым настроением, которое, как правило, бывает только по утрам, а никак ближе к вечеру. Хотя, когда проснешься — тогда и утро, верно? А я еще по-хорошему завидовала ему, что, проснувшись, ему не нужно было заботиться о длинных, запутавшихся волосах, переживать, что лямка сползла или задралась футболка, штаны перекосились, оголяя нежелательные части тела. Как же ему, наверное, просто жилось, будучи в полной гармонии с самим собой.

— А, может, ну нахрен? Никуда не пойдем? — он лег рядом на бок, оставив между нами небольшое расстояние, чему я была крайне благодарна.

— Но ты же… — я тут же села, почувствовав себя обманутым ребенком. — Пожалуйста?

Я начинала понимать, какую игру он вдруг затеял. Хотел, чтобы я унижалась перед ним и просила? А, может, и сделала нечто такое, отчего бы мне было очень стыдно, чтобы он, в итоге, согласился вывести меня в свет.

— Ярослава, сводить тебя в ресторан, значит, сразу же попасть под прицел камер журналюг. К тому же, уверен, какая-нибудь паршивая псина, знакомая с тобой лично или с твоим папашей не упустит возможность попортить тебе кровь. Или…

— Зачем тогда утром ты сказал мне об этом? Я же и правда надеялась… — я обняла колени, уткнувшись в них носом. Это было очень жестоко с его стороны, так обнадеживать меня.

— …или кто-то снова посмеет покушаться на тебя, что меня уже, на самом деле, подзаебало, — закончил он свою мысль, а затем, вздохнув, добавил: — Ладно, я же все-таки обещал тебе. Мне все равно нужно будет наведаться в одно место.

— В какое? — оживилась я, повернувшись к мужчине.

Максим рывком принял сидячее положение, пригладил свои слегка растрепанные после сна волосы, и прищурился, смотря в окно. Солнце смотрело прямо на нас, в скором времени готовое спрятаться за соседним небоскребом. Небо вокруг него как будто бы плавилось, исходя такими невидимыми волнами, отчего создавалось ощущение непередаваемой жары. На самом деле, я уже соскучилась по теплу. Но больше всего я ждала прихода лета из-за редкого явления гроз, хотя, и в этот сезон не обходилось без подобного стихийного бедствия.

— Не скажу, чтобы ты теперь мучилась. Дай мне сигареты, вон, на тумбе. Ага, спасибо, — он зубами вытащил одну сигарету и, потянувшись за зажигалкой, что уже находилась ближе к нему, закурил прямо в постели.

Я поморщилась и даже опешила от такого. Это же небезопасно! И не гигиенично!

— Пожалуйста, не кури здесь. Я же тоже сплю тут, — я потянулась, чтобы забрать у него отраву, но Громский перехватил мою руку, выдыхая терпкий дым мне прямо в лицо.

— Моя квартира — мои правила, — он весьма нагло усмехнулся, наслаждаясь тем, как я сморщилась и закашлялась, но, все же, сигарету затушил в пепельнице, которая, оказывается, стояла прямо на полу.

Я с замиранием ждала, что он вновь поцелует меня, но вместо этого Максим выбрался из постели. Я зарделась, увидев, что он все-таки спал обнаженным, благо, на нем все это время лежало одеяло ниже пояса. Закрыв лицо руками, я упала лицом в подушку, ощущая то ли стыд, то ли разочарование.

***</p>

Как и было обещано, я, наконец, хоть и ненадолго, но покинула свою башню. В этот раз я вообще не заботилась о своем внешнем виде, лишь только собрала волосы в высокий хвост, чтобы не мешались. Одета я была и вовсе по-простому, и это мне казалось очень удобным и чудесным, ведь прежде мне приходилось все время прибегать к полному будуару, нося платье и прочие аксессуары. В джинсах я чувствовала себя более свободной и защищенной, хотя Макс успел выразить свое мнение, что я создана для коротких юбок и обтягивающих платьев, примерного такого фасона, что совсем недавно он приносил мне для встречи с отцом. Но ему, как мужчине, сложно было понять мою искреннюю радость носить простые кроссовки, а не тесные босоножки на каблуках.

Громский сдержал свое слово и так и не сообщил, куда мы направлялись. И, вопреки его ожиданиям, я не приставала к нему с расспросами, не мучилась догадками, мне, если честно, было все равно. Я снова ощутила себя десятилетней девочкой, которая до неприличия радовалась простой поездке на переднем сидении автомобиля. Не будь я так сдержанна, наверное, подобно собаке высунулась бы в окно, чтобы подставить лицо теплому весеннему ветру. Мне почти не удавалось сдерживать улыбки, пока мы ехали, и, видимо, заметив это, Максим решил еще больше меня удивить.

— Ты пристегнута, принцесса? — спросил он, останавливаясь на светофоре.

— Да, — я схватилась пальцами за ремень безопасности, как бы показывая ему, что я действительно не пренебрегала правилами. — Ты водишь довольно аккуратно.

— Я сдерживался, — подмигнул мне мужчина.

Я недоверчиво посмотрела на Максима. Мы стояли в первом ряду, рядом с нами остановился черный автомобиль как раз с моей стороны. Я бы даже и не обратила на него внимания, если бы не Громский, который вдруг открыл кнопкой окно рядом со мной, а затем пронзительно свистнул, привлекая внимание водителя. Тонированное окно дорогой машины так же опустилось, и появилась бритая голова мужчины в солнцезащитных очках. Господи, как он вообще дорогу видит?

— Дружище, сколько лошадок? — Максу пришлось приблизиться ко мне, чтобы собеседник услышал его.

Я вопросительно смотрела на мужчину, немного неуверенно косилась в сторону другого водителя. Пожалуйста, только бы они не начали гоняться! Я совершенно точно не хотела разбиться.

— Пятьсот с лишним. А у твоего корыта? — незнакомец как-то весьма заносчиво ответил, и я даже сквозь стекла очков видела его какой-то презрительный взгляд в нашу сторону.

— Ты корыто увидел в отражении моего крыла, не пойму? Смотри, не потеряй подвеску по пути с такой посадкой, — на этом их разговор закончился, поскольку Громский тут же поднял окно, и мы не услышали ответ незнакомца.

Я было расслабилась, но вдруг Максим уже двумя руками взялся за руль. Сколько раз я с ним ездила, мужчина всегда вел одной, расслабленно откинувшись на спинку сидения. Сейчас же он даже выпрямился, и, переключив скорость, начал вдавливать педаль газа так, что мотор мустанга зарычал хлеще, чем дикий зверь. Вся машина завибрировала, казалось, даже нагреваясь от мощной работы двигателя. Заглянув в окно, я увидела поднявшийся пар снаружи, а характерные звуки начали доносится и от второго автомобиля.

— Что ты задумал? Ты же не собираешься что-то ему доказывать? — я схватилась за ручку, что была предусмотрена над моей головой.

— Пусть глотает пыль на своем мартине. Корыто, он, блять, увидел! С моими семьюстами он может потеряться на горизонте и оставить все колеса на первой же яме, — кажется, Громского действительно не на шутку задели слова того мужчины.

Я всегда замечала, еще будучи с отцом на каких-либо мероприятиях, как мужчины не терпели конкуренцию в вещах, в которых, как они думали, им не было равных. Отец, например, не переносил, если с ним начали спорить по поводу технических особенностей оружия, ведь он прекрасно знал, как устроен тот или иной автомат.

— Макс, пожалуйста…

— Расслабься, детка, просто прокатимся с ветерком, — он подмигнул мне, и, когда зеленый все уже загорелся, меня вжало в сидение от стремительного рывка.

Мустанг, подобно самой настоящей дикой лошади, помчался вперед по дороге, оставляя за собой лишь жженый след резины. Я зажмурилась, понимая, что от такой скорости меня могло стошнить. Я уже двумя руками схватилась за ручку, и уже действительно жалела, что не согласилась с ним тогда в пентхаусе и не осталась дома. Наверняка, целой и невредимой, а не разбитой лепешкой посреди асфальта от такой езды! Я взвизгнула, когда мое тело резко кинуло в сторону от резкого поворота, а уши заложило от скрипа колес и превышенной в несколько раз скорости. Я уверена, что за такое точно лишали прав, если не сажали в тюрьму. Мне хватило смелости открыть глаза, но я тут же об этом пожалела, потому что огни ночного города смазались, все летело так, словно я находилась на космическом корабле, выходила из стратосферы. Редкие пешеходы, деревья, дома, магазины, все — стало одной мешаниной, пролетало мимо глаз, отчего мой вестибулярный аппарат и в самом деле не справлялся. Я вообще не представляла, как Максим видит перед собой дорогу, успевает поворачивать и ни в кого не врезаться. Он ведь действительно маневрировал, объезжая простых смертных, что соблюдали правила движения. На нас ругались, сигналили, и я удивлялась, как это до сих пор не началась погоня с полицией и вертолетами? Хотя, по самодовольному лицу Громского, с уверенностью можно было сказать, что он держал все под контролем.

Я оглянулась назад, убеждаясь в том, что автомобиль соперника даже и не думал участвовать в такой смертоносной гонке, и Макс либо пытался доказать что-то сам себе, либо красовался передо мной.

Видимо, заметив мое ошалелое состояние, Громский ощутимо сбросил скорость и вернулся к привычному типу вождения: расслабленному, с наслаждением при открытых окнах. Я спокойно выдохнула, сглотнув ком, и сама смогла успокоиться. Хотя адреналин от такой поездки все еще был на высоте, и мое сердце стучало где-то в висках.

— Что? Там под тобой не мокро случаем? — посмеивался Громский, заметив, как я пытаюсь унять дрожь в руках.

— Ты ненормальный. Мы же могли разбиться! — я заламывала пальцы, понимая, что я очень была зла и напугана. — И это не смешно, прекрати. Это могло плохо кончится.

— Все в итоге нормально, успокойся. Я за рулём не первый месяц, и прекрасно знаю возможности своей машины, как и свои собственные. Да, немного превысили и нарушили, зато с ветерком, да? Когда ты еще так покатаешься? Яра, все под контролем, — он положил свою руку с коробки передач мне на колено, сжимая пальцы, то ли успокаивая, то ли, наоборот, пытаясь получить нечто большее.

Я затихла, не собираясь ему более ничего доказывать. Глухому будет ясно, что Громский слишком уверен в своих возможностях и, наверное, не брал во внимание внешние факторы, которые могли повлиять на аварию. Я отвернулась к окну, не желая с ним спорить. Ладонь он так и не убрал от меня, и я, слегка поколебавшись, накрыла своей рукой его. На костяшках у мужчины все еще была корочка засохшей крови, по которой я аккуратно провела подушечками пальцев, поглаживая шершавую поверхность. Рука у Макса в целом была грубая, наводящая на мысль, что он не боялся грязной работы и часто марался. Вспухшие под кожей вены также говорили о том, что и физическим трудом он не пренебрегал. Вообще, как я заметила, рука у него была красивая, даже несмотря на татуировки.

Он обхватил пальцами мою ладонь, переплетая пальцы, отчего у меня в животе словно что-то приятно зашевелилось, как будто теплый комок с пуховыми нитками развязался. Я слабо улыбнулась, большим пальцем проводя по, видимо, достаточно старой наколке, которая почти выцвела.