Глава 3. Преданность и предательство (2/2)

Я кинула испуганный взгляд на Громского, ожидая его реакции. Но он лишь вздохнул и уточнил:

— Если Яра сама того хочет, — в этот момент мужчина не удостоил меня взглядом, засунув руки в карманы.

А вот Белов сверлил так, что мне было тяжело вздохнуть. Знакомое чувство паники и покорности перед этим человеком снова меня обуяло. Мои ребра отдались призрачной болью, а на скуле будто бы снова расцвел кровоподтек. У меня изначально не было выбора. Отец выдрессировал меня так, что по щелчку я буду возвращаться к нему. Никак иначе.

— Ярослава? — мое имя из его уст было хлеще удара, тяжелее планеты и страшнее грома.

— Да, отец, — опустив глаза в пол, покорно кивнула я. — Мне пора домой.

Я не стала на них смотреть. Не хотела. Мысленно прощалась с домом Громского, с Кристиной и Эл, со Снежком. И с самим Максимом, с его мимолетной добротой и снисхождением. По крайней мере, никто меня больше не будет касаться и целовать без разрешения. Хотя, почему мне все же так тоскливо?..

Но, несомненно, было и хорошее. Несмотря на все, мой отец выбрал меня! Он не стал использовать меня, как средство сделки или способ решения всех проблем, нет. Папа забирает меня домой, а не предлагает в качестве залога. На какое-то мгновение я ощутила себя счастливой.

— Что ж, — я вздрогнула от стального голоса Макса и невольно глянула на него, — не смею вас больше задерживать. Выход — там. Надеюсь на твое слово, Николай. Прощай, Яра.

Я не знала, о чем они в итоге договорились, и не хотела, если честно. Я сдержанно кивнула мужчине, взяла свой пиджак и направилась за отцом, который даже не удостоил прощальным словом Громского, и стремился поскорее отсюда уйти.

Но Максим не дал мне спокойно покинуть это место и его самого. Мужчина схватил меня за локоть и отрешенно прошептал, отчего у меня все внутри оборвалось и упало, а затем перевернулось:

— Я разочарован в тебе, детка.

Ноги стали ватными, и я кое-как доковыляла до отца, благо нам дальше ехать в лифте. Я обернулась, когда Николай пропустил меня вперед и, перед тем, как двери закрылись, я увидела, как Максим достал пачку сигарет, смотря нам вслед.

***</p>

Меня не покидало чувство, что я словно бы предала Максима. Однако же я ему ничего не обещала, хотя он и чего-то ждал от меня. Я понимала, что, возможно, так просто повелась на отцовскую доброту, которая могла в дальнейшем сыграть со мной злую шутку. Но что мне еще оставалось?

Дома меня встретили радушно. Прислуга приговаривала, что без меня господин Белов был сам не свой, а вот наложницы и вовсе не скрывали своей радости. Особенно Нэлли, которая отказывалась выпускать меня из объятий на протяжении почти получаса.

— Я же говорила, что все будет хорошо! — в который раз повторяла она, поглаживая меня по спине.

— Ты, как всегда, была права, — улыбалась я ей, вдыхая столь родной запах сладких благовоний.

Анна и Лола сидели рядом. На удивление, отец разрешил мне провести время в цветнике. Девушки долго щебетали о том, что Николай делал здесь без меня, как себя вел и в целом о том, как они соскучились. Мне было донельзя приятно, и я так была тронута, что чуть не расплакалась, но и тут наложницы могли развеселить меня. Благодаря им, я смогла на время забыться, и тяжелое ощущение в грудной клетке покинуло меня.

— Девочка моя, я понимаю, что тебе будет сложно об этом говорить, но… — Анна на секунду замялась, но потом продолжила: — Громский и впрямь такой ужасный, как о нем говорят?

— Думай, о чем спрашиваешь! — зашипела Нэлли, сильнее прижимая меня к себе. — Этот человек обесточил целое здание, разбил лицо нашему Господину и вырвал мою девочку у меня из рук! Конечно, он чудовище!

Я отстранилась от женщины, вспоминая те события. Нэлли судила лишь из того, что ей предстояло увидеть, когда на самом деле… На самом деле, Максим был не так уж и плох, по крайней мере, он ни разу не поднял на меня руку и в большинстве случаев был весьма добр ко мне. Девушки начали активно обсуждать какие-то выдуманные злодеяния Громского, и мне правда стало тошно слушать подобное.

—…и он даже не моргнул, просто взял и пристрелил бедняжку лишь за то, что она не умела делать минет, — вскинула руками Лола. — Мне рассказывала бывшая наложница Озерского, которая была тогда на том ужине в пользу то ли детей сироток, то ли инвалидов, не помню. А там был Громский и как раз похвалялся этим.

— Не правда! — вдруг вспыхнула я, и все наложницы уставились на меня. — Прости, Лола, но это чушь. Максим не такой.

— Слава, девочка моя, он и правда жестокий человек, слухи бы не стали возникать на пустом месте, — Нэлли снова попыталась привлечь меня и обнять, но я вывернулась и встала.

— Он не жестокий, — настаивала я, вдруг ощутив острую потребность отстоять честь Громского. — Он ни разу не поднял на меня руку, был добр ко мне и разрешил спасти кролика! Я была у него в доме и чувствовала себя в безопасности.

Я замолчала, ощущая, как гнев отступает, а вместо него приходит неловкость. Зачем им это знать? Возможно, я видела лишь малую часть или то, что Максим сам решил мне показать. На деле же он сутками пропадал, и я не знала, чем мужчина мог заниматься на самом деле. Возможно, именно тем, о чем говорила Лола, а, может, и нет…

Девушки переглянулись между собой, и Анна мягко произнесла:

— Прости, крошка, мы вовсе не хотели тебя заставлять снова думать об этом человеке. Все, что он делал с тобой, уже позади, слышишь? Все…

— Ничего он со мной не делал! — не выдержала в конец я, и слезы брызнули из глаз. Почему мне было так обидно за него? Почему… почему я так быстро и неосознанно привязалась к нему? — Он целовал меня и мягко гладил по лицу, он сочувствовал мне и позволил заботиться о кролике. Он помог мне пережить грозу и разрешил своему врачу вылечить меня. Он не такой, как вы думаете. Не такой.

Я стремительно покинула цветник, не реагируя на оклики девушек. Мне нужно было побыть одной, прийти в себя и унять дикое сердцебиение. Во мне вдруг проснулась дикая тоска по Максиму и сожаление о принятом решении. Я должна была остаться с ним!

Проходя мимо отцовского кабинета, я на секунду застыла, почти осмелившись войти туда и попросить его… О чем? «Отец, верни меня, пожалуйста, обратно к Громскому, так будет лучше всем нам?» Николай посмеется надо мной, а затем ударит. Я сама виновата во всем, никто меня не заставлял. Я сама приняла такое решение.

И Максим был прав: мне уже никто не поможет, и его самого рядом не будет.

Я собиралась тихо удалиться и пройти к себе в комнату, как услышала отрывок отцовского разговора. Белов явно вел беседу по телефону и, видимо, ходил по кабинету, раз его голос то приближался, то отдалялся. Я понимала, что делаю нечто непозволительное и наказуемое, но мое любопытство так и побуждало плотнее прильнуть к двери.

—…естественно, я вернул её, это же моя дочь. Пусть, рожденная от шлюхи, но моя дочь, — Белов вздохнул, а я почувствовала очередной укол боли под ребрами. — Что? Ты меня недооцениваешь, видимо. Этот щенок ничего от меня не получит: ни денег, ни Ярославы! Я раздавлю выродка так же, как и его отца. Да, я дал ему координаты, но там его ждет взрывная неожиданность. Что? Он хотел получить долю, так он её получит.

У меня сердце сделало кульбит и на секунду замерло. Отец обманул Максима! Поэтому мне было так плохо все это время, поэтому меня преследовало ощущение предательства. Я зажала ладонью рот и, несмотря на то, что мне хотелось убежать, заставила себя слушать дальше:

—…да, наш уговор в силе. Я просто так словами не разбрасываюсь, Володь. Жду тебя завтра, можешь посмотреть сам. Он её не тронул, Громский дал мне слово, и я ему верю. Я бы понял, если бы с ней было что-то не так…

Я отшатнулась от двери так, словно та резко распахнулась и сломала мне нос. Максим был прав, я смогла порезаться еще глубже от собственных надежд. Отец забрал меня, чтобы отдать другому, и если это тот Володя, о котором я думаю… Боже, нет!

Я снова сглупила, приняла неверное решение и теперь расплачивалась за это. В порыве истерики я как-то добралась до своей комнаты. Резко все в этом доме стало мне чужим, мерзким и противным. Не моя кровать, не мои вещи, не моя одежда, не мой запах! Все пропитано ложью, жаждой денег, жестокостью, страданиями и похотью. В этих стенах страдала моя мама, теперь такая же участь ждала и меня.

Я не помнила себя от боли в груди, рыданий и от нехватки воздуха. В какой-то момент я просто свалилась в постель и через какое-то время забылась тяжелым, беспокойным сном. Всю ночь меня терзали кошмары, я то и дело просыпалась, хотя никакой грозы за окном не было. Я видела во снах Максима, к которому бежала, сломя голову, но каждый раз на пути вставал отец. Он уводил меня прочь, и я смотрела на стоящего Громского, который ничего не пытался сделать. Он ведь и не обязан…

На утро следующего дня я ощущала себя ни живой, ни мертвой. Завтрак не лез в глотку, как бы меня не уговаривала служанка. Даже аргумент в виде отцовской немилости не побудил меня взяться за столовые приборы. Я чувствовала себя разбитой, ненужной вещью, которую в скором времени передадут в другие руки.

— Ярослава, почему ты не ешь? — я вздрогнула от голоса Николая, но страх внутри утих, его заменило безразличие.

— Не хочу, — мне хотелось ему нагрубить, но на элементарное не хватало сил. Я была вымотана вчерашней истерикой, кошмарами и простой верой в лучшее.

Я уже приготовилась к крику и даже удару, но ничего подобного не последовало. Отец лишь вздохнул и отмахнулся от меня:

— Что, научилась дерзости у нового знакомого? Что ж, пускай так, но, запомни, ты сама делаешь себе только хуже. Хорошо, хочешь не есть — не ешь, это больше не моя забота. Приведи себя в порядок и потрать свое время на то, чтобы вытереть сопли и взять себя в руки. Сегодня у нас будут важные гости, Ярослава.

Я смогла оторвать взгляд от овсянки и с трудом посмотрела на Николая. Он уже выходил из столовой, и я бросила ему в спину детское, с яркой обидой:

— За что?..

Он замер на выходе, и я подумала, что точно нарвалась на побои. Но Белов стремительно ушел, так ничего не ответив и не сделав. Тогда-то я все и поняла: это было прощание. Своеобразное отцовское прощание, которое как бы говорило: «Теперь я не властен над тобой.»

Меня прошиб холод, и ком вновь застрял в глотке, однако я заставила себя проглотить его, и смогла подавить порцию очередных слез. Как и было велено, я поднялась наверх и начала приводить себя в презентабельный вид. Что ж, если Николай Белов хочет видеть во мне красивую картинку, то он её и увидит. Кто я такая, чтобы идти против его слова? Совершенно верно — никто. Безымянная девочка, рожденная от такой же безликой наложницы в чужом доме, под чужой фамилией.

— Ярослава! — в мою комнату влетела Нэлли, пока я расчесывала волосы.

Я обещала себе, что буду держать лицо, буду холодной и отстраненной, но при виде взволнованной Нэлли, я сломалась.

— Девочка моя… — она поймала меня в свои объятия, позволяя мне рыдать так сильно, что через несколько минут у меня заболела голова. — Тише-тише.

Через несколько мгновений моей очередной истерики, когда слез уже не осталось, а болезненные спазмы отпустили мою грудину, Нэлли заставила меня выпить успокоительное и полный стакан воды. Мы сидели на полу, и она занималась моими волосами, пока я обреченно шмыгала носом.

— Сейчас я сделаю из тебя красавицу, — ласково приговаривала она.

— Нэлли, он продал меня… — мой голос в конец сорвался, и я могла только шептать.

— Не говори так, милая, не продал. Нашел подходящую партию для такой девушки, как ты, — пыталась переубедить меня наложница.

— Подходящая для меня партия — это старый извращенный старик? — я сама не ожидала от себя грубости, но та сорвалась с губ, и я сразу же спохватилась: — Прости меня, я сама не своя. Во мне столько ненависти и страха, я не понимаю, что происходит и что мне делать. Нэлли, я…

Я подавилась очередными рыданиями, закрывая опухшее лицо ладонями. Вдруг Нэлли поднялась и так же резко подхватила меня, заставив подняться. Она как следует встряхнула меня за плечи и, схватив меня за щеки, заставила посмотреть ей в глаза. Её красивые черты расплывались перед мои взором из-за слез, но её голос четко звучал в голове:

— Ярослава, если ты продолжишь жалеть себя и убиваться, то долго не протянешь. Поверь, я прекрасно понимаю, через что ты сейчас проходишь. Меня продали, когда я была еще младше тебя, и моим первым господином был отнюдь не молодой красавец, как Громский или твой отец, ясно тебе? Меня продали в дом удовольствий, и я ежедневно обслуживала по несколько потных мужчин, иначе меня ждали страшные побои. Ты должна сжать челюсти, сжать кулаки, гордо поднять голову и наплевать на все. Ты должна быть сильной, только так ты справишься и сможешь все перенести. Старый извращенец? Плевать! Дай ему то, что он хочет, и он озолотит тебя, сделает тебя королевой, а потом сдохнет. Он лишь один из тех несчастных, кто удостоится твоей ласки, поняла меня? Не он покупает тебя, а ты предоставляешь ему возможность быть с тобой!

Я сразу же перестала плакать, уже с широко распахнутыми глазами и открытым ртом слушала женщину. Я и не подозревала об её прошлом, никогда бы себе не могла представить подобное. И мне, по сравнению с Нэлли, еще повезло. Мне вдруг стало ужасно стыдно перед ней, я начала спешно вытирать мокроту с щек и бормотать:

— Нэлли, прости меня, я…

Но женщина перебила меня, снова ухватив за лицо, заставляя смотреть на нее.

— Пообещай мне, что будешь сильной, Ярослава. Пообещай мне, что не позволишь им сломать тебя. Пообещай мне!

Её зеленые глаза излучали какую-то непонятную мне энергию уверенности и силы, в тоже время переполненные беспокойством и страхом. И я понимала, что она боится за меня, но в тоже время пытается вытиснуть этот страх прочь из моей головы, вселить в жалкую меня ту силу, которой сама обладала наложница. И я не имела права отказываться от такого дара.

— Обещаю, — твердо произнесла я, позволяя Нэлли поцеловать себя в лоб.

— Все будет хорошо, Слава, вот увидишь, — пробормотала она мне в макушку, и я ощутила, что она глотает слезы. — Ладно, давай-ка я помогу тебе стать самой обворожительной девушкой на свете, да?

Я слабо улыбнулась в ответ и кивнула.

***</p>

Нэлли пришлось покинуть меня и уйти в цветник, хотя я очень хотела, чтобы она мне помогла пережить этот день. Но нельзя было отрицать, что наложница уже сделала слишком много для меня, и просить о большем было уже сверх наглости. Я стойко дожидалась в гостиной, пока отец не привел Гарнеева в наш дом. Владимир сгорбился еще сильнее с того момента, когда я видела его в последний раз. В настоящий момент старику приходилось полагаться на лакированную трость, а Белов придерживал его за локоть. Бледная, практически уже лысая голова старика мелко подрагивала, а идущие прозрачные трубки из его носа говорили о том, что Гарнеев находился буквально на последнем издыхании. Я точно не знала, чем он болел, но, кажется, это уже было неизлечимо.

Я поднялась со своего места и вежливо склонила голову. Отец подвел старика ко мне, и тот сразу же ухватился морщинистой и холодной рукой за мое запястье. Меня передернуло, и я проглотила рвотный позыв, прикрыв глаза. Ощутила на себе гневный взор отца, поэтому, пересилив себя, улыбнулась и выдавила с улыбкой:

— Рада вас видеть, господин.

— Славочка, жаль, я уже почти не вижу твоего славного личика, — он протянул к моей щеке ладонь, и мне пришлось слегка наклониться, чтобы его пальцы коснулись кожи. Клянусь, мне много стоило, чтобы не вывернуть свои органы наружу через рот. — Замечательно, замечательно. Ты такая славная девочка, замечательно. Моему сыну ты понравишься.

И тут я резко выпрямилась, словно меня холодной водой облили. У Гарнеева был отпрыск?! Хотя, я не должна бы удивляться, это было бы логично. Такие люди всегда стремились оставить после себя наследников, чтобы все нажитое честно или нет, было кому оставить.

— Андрей! — старик махнул рукой, и через несколько секунд в гостиную вошел юноша. — Где тебя там носит? Иди сюда, живее!

Я была уверена, что мы с Андреем примерно одного возраста. Я тут же подумала об его матери, которой пришлось… Пришлось лечь с Владимиром, и удивилась репродуктивной способности старика. К счастью или нет, но Гарнеев младший не был похож на отца, поэтому был весьма приятен моему глазу. Высокий парень со светлыми волосами в укладке набок, в дорогом костюме. Лишь его взгляд мутно-голубых глаз слегка напряг меня, столь надменно он смотрел на всех, с неким презрением.

— Ярослава? — Андрей так же подошел к нам, резко схватил меня за руку и прижался губами к ладони. Меня передернуло, но я улыбнулась. — Рад знакомству.

— Я тоже.

Я ощутила облегчение. Моим суженым не будет отвратительный старик, нет. Лишь его отпрыск, и я совершенно не знала, чего от него ожидать.

— Давай оставим молодых, Николай, — проскрипел своим голосом Владимир. — Обсудим дела у тебя в кабинете.

— Конечно, — согласился отец. — Ярослава, позаботься о комфорте Андрея. Андрей, чувствуй себя, как дома.

— Непременно, Николай Иванович.

Я же, побледнев, смогла лишь выдавить тихое: «Да, отец.»

Как только мужчины удалились, Гарнеев младший поменялся в лице. Его идеальная осанка пропала, милое выражение лица исказилось и стало соответствовать взгляду. Он развалился на диване, широко расставив ноги, и начал рассматривать меня так, словно я стояла перед с ним с ценником.

— Мне сказали, что ты девственница. Это правда? — его прямолинейность ни чуть меня не удивила, лишь заставила убедиться, что передо мной избалованный хорошей жизнью ребенок.

— Да, — сухо отозвалась я, отходя от него.

— Ахуеть, — рассмеялся он. — Насколько нужно быть ебанутой, чтоб ни с кем не трахаться? Или тебе папочка запрещал?

— Тебя это не касается, — я упорно следовала совету Нэлли, старалась быть сильной, но вдруг подумала, что надолго меня не хватит.

— Теперь-то касается, — Андрей встал и стремительно приблизился. Схватив меня за плечо, он резко развернул меня к себе. Другая его рука скользнула мне под подол платья, и я широко распахнула глаза, попыталась извернуться, но парень оказался куда сильнее. Его пальцы надавили на промежность через белье, причиняя мне дискомфорт, заставляя чувствовать отвращение. — Я выебу тебя так сегодня, что тебе мало не покажется. Ты — моя новая игрушка, даже в качестве жены, похуй. Я буду делать с тобой все, что захочу, поняла?

— Не трогай меня, — зашипела я, сводя ноги и пытаясь вырваться. — Отпу!..

Я намеренно пыталась громко выкрикнут это, чтобы кто-нибудь из прислуги услышал или, на крайний случай, отец, но Андрей зажал мне рот, благо ради этого ему пришлось убрать руку от моей промежности.

— Не смей орать, сука! — прошептал он, сильно сдавливая пальцами мне щеки. Его взгляд источал такую ненависть и жестокость, что я буквально ощущала это все кожей.

В какой-то момент мне удалось извернуться, и я влепила ему пощечину, отбивая себе руку. Парень резко оттолкнул меня от себя, и я упала на диван, лишь слегка стукнувшись коленом.

— Ах ты мразь! — он мотнул головой, и его уложенные волосы встали дыбом, а лицо раскраснелось так, словно он находился в душной бане. — Да я прямо сейчас тебя….

Андрей начал расстегивать свой ремень на брюках, и у меня замерло сердце, однако чей-то голос заставил его остановиться:

— Господин, могу я вам предложить охладительные напитки? — я узнала Нэлли, и готова была кинуться к ней на шею.

— Съеби отсюда, шлюха, — рыкнул Гарнеев младший, но остановился, расчесывая свои волосы пальцами. — Принеси мне чего-нибудь алкогольного. И не шампанское, терпеть его не могу, блять.

— Сию минуту, — Нэлли поклонилась, и я испугалась, что она сейчас уйдет, и он продолжит, но и тут наложница решила поступить иначе: — Марго, милая, угости гостя джином.

Молодая служанка быстро метнулась в сторону кухни, а Нэлли так и осталась стоять на месте, сложив руки перед собой. Я благодарно на неё посмотрела, и она еле ощутимо улыбнулась мне уголками губ.

— Что, думаешь старая шлюха спасет тебя? Она мне не помешает, — Андрей сел рядом со мной и задрал подол платья, пытаясь оголить мои бедра, но я снова вырвалась и подскочила. — Я все равно доберусь до тебя сегодня у себя дома, сучка, и там тебе некуда будет бежать.

Он часто дышал, а его глаза лихорадочно блестели, и я подозревала, что парень успел что-то принять, пока его отец лобызал меня. Я ничего не ответила, лишь ощущая острое желание принять горячий душ и долго, очень долго тереть губкой свое тело. Меня начинала бить мелкая дрожь паники, а крошечные мурашки отвращения ползли по конечностям. Я посмотрела на Нэлли, и её взгляд снова побуждал меня впитывать силу, стараться быть непоколебимой.

Андрей собирался высказать очередную мерзость, но ему помешали наши отцы. Николай так и вел Гарнеева старшего под локоть, а тот шевелил тростью перед собой так, словно и вправду было наглухо слеп.

— Ярослава, твои вещи уже были собраны. С сегодняшнего дня ты будешь жить в доме Горнеевых. Через пару недель вы с Андреем сыграете свадьбу, поэтому приготовления стоит уже начать, поскольку….

Дальше я уже не слышала, лишь белый шум стоял у меня в ушах. Я перевела пустой взгляд на Андрея, что мельком успел закатить глаза, но кивал в такт словам Белова и своего отца. Служанка уже давно принесла предложенный джин, а я даже не заметила ее присутствия, только лишь увидела, как парень осушил стакан и поморщился.

— Ярослава? — голос отца отрезвил меня, заставляя, наконец, отреагировать. — Ярослава!

— Да? — я растерянно уставилась на него, и он подошел ко мне, кладя ладонь на щеку. Я вздрогнула и хотела отпрянуть, но вдруг поняла, что мне приятна теплота от отцовского касания. Слезы подступили к глазам, и я окончательно была добита, когда Белов наклонился, чтобы поцеловать меня в лоб и шепнуть:

— Не усложняй себе жизнь, дочка.

Я кивнула, и одинокая слеза все-таки скользнула по щеке. Отец быстро вытер ее и отошел от меня, предоставляя всю меня, мое тело в лапы Андрея, который уже смотрел на меня, как хищник, предвкушающий сегодняшнюю ночь.