eighteen. rip. Valt Aoi (1/2)

— Кто там пришёл? — спрашивает с кухни Кенто, пока прекращает обсуждать что-то с супругой и вылезает из-за стола. В один момент всё счастье, всё спокойствие так же быстро исчезает, как появилось.

— Господин Ширасаги, Вы очень рано... — прокашливается вошедший в гостиную мужчина и скоро протягивает руку в знак приветствия. — Что-то случилось? Случилось. Торнадо, цунами случилось. В эту секунду все возможные беды общими силами рухнули Вальту на голову, на плечи, и он не знает, как ещё держится на ногах. Как одни глаза, один вид мужчины рядом не убивает его окончательно, хотя во снах делал так постоянно. От одного только осознания хочется выскочить из окна и сбежать подальше, а если не хватит смелости, то упасть замертво прямо здесь, потому что нет сил. Парень думал, что собрал их заново за десять лет своей жизни. Так и было, он всё старательно упаковывал где-то внутри, заполнил все полки, а с одним появлением Луи не осталось совсем ничего. Пустота и пыль, сплошная пыль, и Вальт сейчас дышит ей вместе с воздухом, наполняет ею лёгкие и задыхается. Любой шум неподалёку, грохот тарелок на кухне, оповещение на чьём-то мобильнике или крохотный, совсем беззвучный вздох, — всё превращается в выстрелы. Кажется, этот кошмар давно ушёл, а он остался. Зацепился за ногу и теперь не позволяет ступить и шагу в тишине. Слишком много воспоминаний, слишком много чувств, чтобы собраться и принять подарок судьбы достойно. В груди ещё болит. Ещё не прошло, и зря люди говорят, что время лечит, потому что сейчас Вальт сдерживает себя только из-за страха. Не будь страха, не будь рядом посторонних людей, исчезни всё, оставив белую пустошь, и он бы не выдержал. Упал бы перед этим взглядом на колени и забился в угол, спрятал себя как можно дальше, но сейчас не может. Приходится только давиться тревогой, пытаться издать хоть звук, потому что Ширасаги от него, видимо, что-то ждёт. — Знакомо выглядишь, — говорит Луи и всматривается в глаза парня, прикрытые красными линзами. На секунду он замирает, и в лёгкой тишине дома Вальту вдруг удаётся услышать чёткое биение его сердца.

Он тоже испугался.

— Позови Нику, пожалуйста, — просит Кенто и посылает какие-то немые знаки, только Вальт ничего не понимает. Например, почему ещё не умер, почему Ширасаги его не добил, если узнал. Почему он не в силах устоять, но ещё стоит, чувствует, как вот-вот откажут конечности, но кивает и, не ожидая ничего более, поднимается по лестнице вверх. Лучше было бы остановиться на этом. Наверное, это тот момент, который должен стать концом, и пускай Вальт был к этому не готов, на эмоциях он бы принял правду. Смирился бы, сам подскочил и поймал пулю, ту самую, только не в грудь или плечо, а в лоб, чтобы с концами.

Потому что нельзя так делать. Нельзя так подводить, нельзя издеваться, возвращать те горы камней, через которые только-только прошли. От боли не избавиться, люди живут болью, она питает их и учит чему-то, но Вальта уже тошнит от неё, буквально выворачивает наизнанку. Он научил самого себя справляться с прошлым, он и справился, но к тому, что оно так внезапно вернётся, совсем не был готов.

Вальт доходит до двери своей комнаты и осторожно опускается на пол, прислоняясь спиной к стене и больно ударяясь головой. Лучше бы ещё сильнее, но этого хватило, чтобы сознание начало медленно трезветь. На самом деле, трезвым сейчас хочется быть меньше всего. Хочется так напиться, чтобы отключить сознание и голову, чтобы больше не думать, не вспоминать, не бояться ничего. Хочется спрятаться и заснуть, сейчас больше навсегда, чем на время. — Вальт, всё хорошо? — взволнованно спрашивает Вероника, когда выходит из комнаты и замечает побледневшего брата. — Внизу, — старается ровно дышать Вальт и берёт сестру за руку, устало закрывает глаза. — Папа зовёт тебя. Не нервничай, всё... Всё будет в порядке. — Вальт, — зовёт девушка и приседает рядом. — Я догоняю тебя, иди первой, — кивает парень и, поднявшись с места, за спину провожает её к ступеням. А сердце сейчас взорвётся, потому что ничего хорошего нет, потому что ничего не в порядке. Вальт восстанавливает дыхание и начинает быстро соображать, что делать дальше, пока он наедине с самим собой. Осторожно водит ладонью по груди, массирует виски и резко выдыхает несколько раз, пытается найти золотую середину между эмоциями и собраться.

Две-три минуты приходится смотреть в стену, чтобы успокоиться. Кен говорил, что часто на работе (на данный момент он работает психотерапевтом) встречался с людьми, которые в сложных ситуациях чувствуют детскую тревогу и забывают о своей силе и выносливости. Обычно во время страха, во время встречи с причиной психологической травмы человек перестаёт мыслить трезво и разумно. Условием рефлекса чувствует панику, страх, начинает ощущать на себе всё то, с чем ассоциировалась эта проблема в прошлом, пытается избежать встречи с этим.

Хорошо, что в момент того разговора с другом Аой вникал в суть и испытывал интерес.

Парень стоит ещё немного, в последний раз расставляет все свалившиеся коробки в голове на место и отводит взгляд в сторону комнаты брата и сестры. Останавливается взглядом на пустой упаковке рамёна вперемешку с другим хламом на столе, глубоко вздыхает и только потом уверенно спускается вниз. Кажется, выход нашёлся.

Мужчина на первом этаже стаскивает пальто и вместе с ним опускается на длинный диван. Кенто предлагает ему чай, чего покрепче, перекусить, но Ширасаги отказывается и объясняет тем, что разговор не будет долгим. Пока Ника в стороне едва дышит, пока её сердце ещё не выскочило наружу, он спокойно рассматривает вид девушки и думает о чём-то своём. Косится в сторону лестницы, чтобы скорее переспросить, кто встретил его на пороге. Кто парень с синими волосами, цвета морской глади, кто так сильно напоминает ему одного человека, что заставляет замирать с каждым шорохом. Луи уже собирается спросить у пришедшего офицера, чтобы не мучить себя нарастающим ужасом и страхом, но замолкает, когда замечает спустившегося парня. — Сато, — сразу представляется Вальт и игнорирует ноющую боль в груди. Луи смотрит, сталкивается с ним взглядом, а парень мысленно откладывает самоуничтожение на потом, хотя исчезнуть снова хочется невероятно сильно.

Вероника в шоке оборачивается на него и задаёт немой вопрос, и Вальт едва заметно дёргает плечом, передавая немое сообщение о том, что объяснит всё позже.

— Может, Вам... показалось, что я Вальт? — продолжает он и едва держит лицо на месте, пытается не распасться на атомы. Наверное, сейчас у него самая сложная задача из всех, которая только могла попасться на пути. Так получается, что снаружи он снова скала, а внутри начинает отравляться от собственной лжи.

И неизвестно ещё, что больнее всего: смотреть в глаза Луи или выставлять себя погибшим.

— Значит всё же... — пытается сформулировать мысль Ширасаги, но удаётся с трудом. Ему тоже тяжело это слышать? — Я приёмный сын, — чуть тише поясняет Вальт и посылает такой же немой знак отцу, что буквально завис на одном месте. Луи прокашливается уже после короткой паузы и возвращает себе серьёзный настрой, больше не обращая на парня в стороне внимания.

— У меня срочные дела в Канаде, Вам придётся ускориться. Я дал приказ готовить всё к свадьбе, — он поворачивается к внезапно побледневшей Веронике. — На сборы два дня. — Мы не готовы так быстро, — вмешивается Кенто. — Послушайте, мы... можем поменять условия договора и заменить помолвку чем-то другим?

— Помолвка будет в любом случае, менять что-то уже поздно, — говорит Луи и обводит офицера взглядом. — Я не уверен, что кроме этого Вы можете дать мне что-то лучше. Ваша фамилия в любом случае будет связана с моей, это наш договор. Я бы посоветовал отнестись к этому делу серьёзнее, офицер. Он кивает и, растрепав волосы, идёт навстречу к дверям. Смотрит только вперёд и даже не оборачивается, а ещё не замечает на своей спине взгляда Вальта, которого придавливает сразу несколькими разными чувствами подряд. Смотрит ли он с ненавистью, с болью, с обидой или грустью — неизвестно. Просто смотрит, пытается понять, точно ли он не спит в очередной раз.

Незаметно щипает себя за руку и с отчаянием прикрывает глаза.

Потому что не спит.

— Черт возьми, — ругается Кенто и пинает ножку кресла, пока синеволосый возвращается в реальность и с неприятным после встречи осадком и задумчивостью принимается успокаивать сестру. — Ты мне пообещал, — прикрывает лицо девушка и опускается на пол. — Папа, ты слово дал... Мужчина отвлекается на вышедшую Чихару с Токо, зарывается пальцами в волосы и тяжело вздыхает. Подходит к дочери и крепко её обнимает, гладит по спине, пока девушка ещё пытается прийти в себя.*** Вальт едва держится на ногах, когда доходит до нужного кафе уже на следующий день. Несчастные капли тревоги ещё остались в груди, стоит вспомнить о вчерашнем, как она пальцем тыкает в сердце. Лучше бы успокоиться и забыть. Уверенно отбить от себя ненужные воспоминания, оттолкнуть так далеко, чтобы не было видно, только в последнее время даже самые огромные усилия не в праве помочь. Его буквально подняли и сдули, как воздушный шарик, и теперь осталось только найти своё место в мусорном ведре. Когда парень входит в полупустое кафе, где у одного из столиков собрались друзья, он ещё держит улыбку, но с взволнованными взглядами вдруг удивительно сильно давит в груди. Он не находит сил дойти до стола и на полпути просто останавливается. Следит, как поднимается что-то заподозривший Шу с Дайго, как теряет радость Рантаро и как хмурится Орочи. На душе вдруг самое отборное дерьмо, и странно, что Аой замечает это только сейчас, через день после встречи с Ширасаги. — У тебя всё нормально? — спрашивает Куренай и провожает его до стола. — Всё отвратительно, — честно признаётся Вальт и зарывается пальцами в волосы. — Чувствую себя неважно, наверное, перелёт был неудачным. Почему-то в этот момент рассказывать о произошедшем хочется куда меньше всего. Страшно видеть их реакцию, страшно поднимать тему, которую они, казалось бы, уже давно похоронили. Так страшно, что только бы разучиться говорить на этот момент и умолчать обо всём. Пусть это неправильно, пусть они пережили столько лет, но раскрыть душу сейчас хочется меньше всего. Тем более, если Шу узнает, что запланированным по договору супругом Ники станет Ширасаги, произойдёт что-то ужасное. — Тогда, может, уйдём? Походим по городу, если еда не лезет, — говорит Дайго и собирается сказать официантке, что заказа всё-таки не будет, но Аой его прерывает. — Я буду есть, — говорит он. — Голова болит, но желудок со вчерашнего дня пустует. Я поем, всё нормально. Ничего не нормально.

По крайней мере, убрав личные переживания в сторону, их встреча уже сказала о многом.

Парень заказывает себе блюдо наугад, тыкнув пальцем в меню даже не читая его, и погружается в собственные чертоги.

Все эти годы для парня их встреча казалась борьбой с финальным боссом. Сколько бы он себя ни убеждал, что справится с этим, что пережил достаточно и больше ничего не боится, думать об их столкновении было ужасно страшно. Пугала, скорее, неизвестность. То, что он понятия не имел, что чувствует сам Луи, что испытывал в день, когда стрелял: жалеет он об этом или совсем наоборот. Вдруг он счастлив, что месть свершилась? Или зол на себя, проклинает, считает выстрелы самой большой ошибкой в жизни. Это всё равно что идти навстречу собаке и понятия не иметь, нападёт она на тебя или пройдёт мимо. Конечно, Вальт в силу своей обиды был больше склонен к тому, что Ширасаги решит закончить дело и добить. Так же возможно? Да кто бы знал, потому что Луи дурак, что не показал себя настоящего раньше, потому что Вальт дурак, раз принял парня за незнакомого ценителя искусства и забыл, что это совсем не Луи, скорее, его меньшая часть. А может и игра, может, он притворялся, тогда Аой дурак вдвойне. Вальт был уверен, что при встрече Ширасаги размажет его по стене, а сейчас, вспоминая словно сочувственное, какое-то грустное, ещё полное надежды лицо, начинает сомневаться. Сейчас, по крайней мере, парень в безопасности, раз выдал себя за приёмного сына. Почти у всех журналов или вывесок Вальт просил не содержать строчек с его именем, потому что ещё тогда боялся, в работе с другими людьми светил только фамилией, и сейчас ему это играет на руку. Если и попадутся источники, такие как сайты с биографией, то Луи вряд ли сможет это найти или поинтересоваться подобным. У Вальта всегда в работе либо фамилия, либо псевдоним, и имя мелькает только в куче текста. Сейчас бы только решить, как помочь Веронике, как вообще выйти из этого положения, но в голову пока ещё ничего не приходит. Только туман, такой густой, что вообще ничего не видно.

Немного ядовитый.

Вальт съедает всё, что оказывается в тарелке, удивительно много молчит и только иногда поддерживает разговор. Ближе к концу трапезы друзьям удаётся его расшевелить, и парень слегка отстранённо рассказывает, чем занимался в Токио. Повторяет вчерашний рассказ за столом и спрашивает остальных, что произошло нового. К удивлению, Вакию увидеть удастся ещё не скоро. Рантаро не слишком эмоционально, скорее, недовольно рассказывает, как Мурасаки тусуется во Франции без него, с гордостью рассказывает об успехах блондина. Вальт успел забыть, какая они, всё-таки, семья. Так делать нельзя. Если бы не давили обстоятельства, он бы окунулся в тему личной жизни друзей с головой, но говорит самому себе оставить это на потом.

Когда Рантаро по срочному вызову бежит на работу, а Дайго с Орочи летят к семье, Кен оплачивает счёт, и Шу зовёт Вальта на улицу. Последняя стадия их общей беседы: разговор с Куренаем один на один. Чтобы без лишних ушей обсудить всё от начала до конца, понять друг друга, посмотреть в глаза без чужого присутствия. Сейчас бы только придержать лицо, чтобы в порыве эмоций не сболтнуть лишнего. — Ника со вчерашнего дня не звонила, — начинает Шу и поворачивается к другу. — С ней всё хорошо? Отец говорил что-то, он собирается идти против условий? — Собирается, — кивает Аой и сосредоточено щурится. — Вчера говорили об этом, мы ещё что-нибудь придумаем. Не волнуйся сильно, — он хлопает его по плечу. — Я никому, кроме тебя, сестру не доверю. Слово её старшего брата. Слово звезды. — Убедительно. — Ещё бы. Парням бы затянуться, а Вальту ещё и пригубить любимого вина, но под руками только запах бензина и кислород. На самом деле, минута молчания куда важнее пустых разговоров сейчас. Вальт не врёт, отчаянно не старается скрыть что-то, а Шу не давит и не расспрашивает. Так легче хотя бы одному. — Я пойду, — говорит Куренай, заглядывая в телефон, и прощается с другом рукопожатием. — Будет хоть какая-то новость — сразу пиши, звони, я приеду. Береги Нику. — Сердцем клянусь, — усмехается Вальт и для полноты картины бьёт себя по груди. Провожает беловолосого взглядом и ещё минут пять точно смотрит в одну точку, чтобы только потом оторваться и пойти к машине. После рассказа о Токио он внезапно вспоминает про Гвина и решается рассказать ему первому, пока он не в курсе всех дел и не будет реагировать так остро, как остальные.