seven (2/2)

Но спасают.

— Хотите потом иметь дело с семьёй Мин? — глухо засмеялся Ширасаги. У парня такой тон, словно мужчина не настоящим пистолетом целится, а игрушечным, словно не пристрелить Аоя собирается, а запустить в него блёстки. Может, ему просто слишком плевать на Вальта, чтобы лишний раз волноваться, может, он сам бы встал и пристрелил младшего. Он бы точно смог, он — Луи Ширасаги, будущий глава мафии и убийца. У него если не в руках пистолет, то во взгляде, и он совсем не трусливый идиот, чтобы не использовать и то, и другое. Угроза, кажется, действительно срабатывает, и мужчина мнётся, отступает назад, то и дело поглядывая на своего лидера. Сам главарь не двигает и мускулом, только подходит чуть ближе к Луи, хотя смотрит на Вальта, огибает мальчишку взглядом и пытается найти хоть что-то, что может показать на то, что он действительно принадлежит Минам. — А мы должны верить тебе, паршивец? Ради спасения задницы своего друга можно и про сына президента наврать, — прошипел тот прямо в лицо подростку. — Я не идиот, они тоже. — С последним я бы поспорил, — растянуто ответил Луи, наблюдая за губами мужчины. — Я бы попросил подумать об этом, но... — он запнулся, замечая, как один из подчинённых сзади тянется к ножу. — чтобы похищать сына главы влиятельнейшей группы мафии во всей Канаде и половине Японии, мозгов особо не нужно. Строгие формы, острые ножи и пушки не делают вас умнее, если вы суете свой нос туда, откуда живыми не выберитесь. Парень замолчал, чувствуя напряжение впереди себя, и резко направил взгляд в сторону ещё полулежащего Аоя. Синеволосый смотрел с удивлением, смотрел с сумасшедшим и непонятным восхищением, смотрел за равномерным движением вверх-вниз груди кудрявоволосого и его харизмой. Он вообще впервые находится в такой ситуации, но, посмотрев достаточно фильмов с такими сюжетными поворотами, ещё не встречал человека настолько спокойного. Ширасаги на краю обрыва, на дне которого шипы острее игол, а ведёт себя так, словно на диване перед телевизором. Аой поражается выдержке. Будь он на месте Ширасаги, если не умер на месте, то здорово обосрался бы от одного только взгляда на него, от дыхания в лицо и буквально дулом у виска.

Кудрявоволосый расслабленно тянется, словно пластилин под солнцем, прикрывает глаза, стоит лучам из окна попасть на лицо, и разрывает страшную нервную атмосферу на части, сжигает её собственным огнём и не боится поджечься сам. Вальт едва дышит, он чувствует, что желает оказаться если не дома, где тоже опасность, то максимально близко к Луи. Он знает, что старший, в отличии от мужчин напротив, ничего ему не сделает. Они оба в одной лодке, которая тонет, и Аой просто мечтает, чтобы Луи, прыгая в собственный придуманный спасательный круг, взял его с собой. Он чувствует силу рук, слов, взгляда и желает быть под их защитой.

Он маленький ребёнок в бурю, и больше всего его тянет к скале — Ширасаги — чтобы спрятаться, укрыться. — Сученыш, — оскалился лидер, щёлкая ножом в руках.

— Мистер Мин недавно взял под своё крыло этого парня, — голубоволосый кивнул в сторону Вальта. — по своим причинам. Его уже регистрируют, как певца, от имени Мина. — Пацан правду говорит, — подала голос девушка в маске, вошедшая в зал с планшетом. Остановившись, она быстро осмотрела самого младшего, словно запоминая важные детали, и показала экран устройства лидеру. — Он под крылом Мина. — Он видел похищение, его нельзя отпускать. Почему нельзя пристрелить? — вновь подал голос самый крайний, продолжая сжимать пистолет. — У нас с Мином мирный договор, — рыкнул мужчина. Заметив, как Аой резко дёрнулся, он наклонил голову Луи за волосы назад и приложил к горлу нож, надавливая и оставляя лёгкую царапину. Чувствует гад, как сердце синеволосого сжимается при виде скривившегося лица Луи. Наслаждается. Наслаждается, пока может. — Если навредить, а ещё лучше убить кого-то из его людей, он быстро уберёт нашу группу. Хоть он и не занимается продажей оружия, как раньше, у него огромные связи и деньги. У Ширасаги тоже полно денег, — продолжил он, на секунду глянув на Луи. — Но ему есть, за что платить. Уведи пацана.

Аой словно пробудился, когда его осторожно подняли за плечи и потащили в сторону дверей. Подошва кроссовок не поддавалась, скользила по поверхности пола, скрипела, давала явное сопротивление. Вальт в один только миг потерял всё желание бежать отсюда самостоятельно, особенно сейчас, когда порез на горле Луи увеличился. Старший под прицелом сразу нескольких орудий и под лезвием ножа, но в тоже время смог спасти жизнь младшему, даже не двинув пальцем. И если парень сейчас не труп, не пустая безжизненная оболочка, никому не нужная, не имеющая ни одного шанса спастись, он уйдёт отсюда только с Ширасаги. Он уже вымер изнутри, чтобы ничего не предпринимать.

Взглядом поймав оружие на поясе мужчины, что уже силой подводил его к дверям, Вальт поддался, заставляя первого немного расслабиться. Ничего ещё не случилось, но адреналин буквально взорвал в подростке сразу несколько гранат, а кровь вскипеть, как в чайнике. Он прикрыл глаза и вздохнул лишь на мгновение, после, собрав в кулак всю уверенность, всю силу, которая могла у него быть, схватил пистолет и оттолкнул мужчину в сторону остальных, заряжая оружие и направляя дуло вверх. — Быстро назад! — почти рыкнул синеволосый, два раза выстреливая в потолок.

Пули заставили главаря отшатнуться, остерегаясь неосторожности парня, а других отступить на шаг, сделали две вмятины вверху, после, отлипнув, со звоном упали Аою под ноги. Руки невыносимо дрожали, казалось, он вот-вот выронит оружие, разожмёт пальцы, панически боясь в кого-то выстрелить. Вальт чувствует, что в руках то, что могло бы убить сразу несколько человек, то самое, что пару минут назад могло лишить жизни его самого, и пока Ширасаги, подрываясь с места и хватая младшего за руку, бежит прочь, быстро закрывая за собой двери ради задержки, ступор не отпускает. Луи довольно улыбается, словно так доставляя свою личную похвалу, но совсем не помогает. Пальцы так сильно сжали пистолет, что словно прилипли, словно сраслись с чёрной причиной многих смертей, не лишаясь прежней дрожи. Сердце выпрыгивает из груди, почти разрывает и пробивает её, когда сзади, словно в пыли, поднявшейся от их быстрого бега, в закрытую ими же дверь начинают ломиться.

*** Куренай осторожно дёрнул дверь на себя, проходя в дом друга и вдыхая запах чихароских духов. Обычно место пахло выпечкой, и все, кто был знаком с Аоем, могли ассоциировать его покои только с этим ароматом. Парень уже на пороге понимал, хорошо представлял, что чувствует Вальт, каждый раз заходя в собственный дом. Настолько непривычно и ново, настолько неизвестно, что место кажется чужим, несмотря на ту же мебель, обои, гостиную, коридор, лестницу и кухню. Наверняка раз за разом в грудь давит от одной лишь мысли, что всё изменилось, что, вернув они эту выпечку, этот хлеб, воспоминания никуда не денутся. Аои явно сильные духом, раз поедают эти собственные негативные эмоции раз за разом. Парень придержал дверь вошедшим следом Дайго и Рантаро и, только войдя внутрь, чуть ли не в руки словил подлетевшую Чихару. — Его ещё не нашли? Где он? Вы видели, кто его забрал?! — нервно завопила женщина, убирая дрожащие руки себе за бока. Волнение молодой матери приобретает собственный вид, находит волнение остальных присутствующих и смешивается с ними, бьёт в грудь, пытаясь добраться до сердца. Куренай, хоть и скрывает свой страх, пытается удерживать внутри спокойствие, пусть и не слишком, но полагаясь на общие усилия Минов и Ширасаги, от одного вида Аой внутри взрывается каждая нервная клетка. Материнская забота, бьющая через край, сдавливает в липёшку, а спокойствие летит к чертям собачьим. — Всё будет в порядке, миссис, их уже ищут, — успокаивающим тоном начал Шу, осторожно провожая женщину до дивана и приглашая сесть и успокоиться. — У обоих были телефоны с собой, поэтому их уже отследили. За это время ничего плохого не могло случиться, поверьте. — Вальт не из робкого десятка, тем более с ним Луи, — кивнул Рантаро и сам же сморщился, произнёся вторым ненавистное для себя имя. — Хоть он и не тот, кому нужно доверять в первую очередь, мозгов и навыков достаточно, чтобы отбиться самому или защитить Вальта. Чихару вздохнула и прикрыла лицо ладонями, в такт какой-то мелодии постукивая по полу. От волнения уже кололо в груди, словно что-то хотело прорваться наружу, сердце металось из стороны в сторону, не переставая быстро стучать, а в голове, не останавливаясь, одна за другой смешивались картинки пострадавшего синеволосого. Если бы парни принимали целой массой переживания Аой, в мыслях творился бы такой же беспорядок. Мозг бы разъедало от любого предположения, от всего, что могло бы прийти на ум в этот момент. Не верилось, не уклалывалось в голове, что лучший друг сейчас у кого-то действительно опасного, и вообще это не шутка и не розыгрыш. Не верилось, что кто-то там мог взять в руки оружие, мог посмотреть на Вальта и, не увидев цены, пристрелить или зарезать. Куренай мог бы придумать что угодно, кроме этого. Даже от попытки поверить во что-то, пусть совсем нехотя, внутри сжимаются органы; Шу представляет, как Вальт, возьмись из неоткуда, оказывается целым и невредимым, и старший с большой охотой его обнимает, чтобы защитить, чтобы спрятать...

Входная дверь глухо хлопает, заставляя мир беловолосого обрушится следом, под ноги вошедшей Вероники, грубо дёргающей лямку собственного рюкзака. Девочка, а, может, уже девушка сразу медлит, застывая на пороге, и осматривает всех присутствующих, кроме собственной мамы, с холодом внутри. Неизвестно, прячется ли та задорная радость в распущенных розовых волосах, чьи пряди разбросаны на плечах и спине, или, быть может, где-то под тканью большой толстовки и джинсов. Даже светло-карие глаза выглядят не так, как раньше; в них тонешь, как в сыпучих песках, погружается медленно, но верно, так и не добравшись до главного — света. В глазах девушки если не спокойное равнодушие, то океан разочарования и тяжести, и тяжесть эта больно давит душу. Куренай помнит, как девочка лет семи, подобно ангелу, начинала светиться при виде его. Как нежно улыбалась, как готова была растаять в его руках, лишь бы обнять так, как его обнимает Вальт. Когда карие обрывы выстратвались сердцами, как сердце выпрыгивало, рвалось наружу при одном лишь виде подростка. "Глупое, глупое сердце" — думал раньше Шу, а сейчас отдал бы всё, чтобы влюблённый орган забился по-прежнему вновь. Девушка не смотрит на него, как было раньше, игнорирует по полной программе. Только замечая нервную мать, она меняется в лице, впервые за встречу показывая какую-то эмоцию, и подбегает к Чихару, приседая у колен и бережно их поглаживая. — Мам, что случилось? — осторожно спрашивает Ника, заглядывая в глаза женщины и приподнимая уголки губ, желая смягчить сложившуюся ситуацию. В один момент она неестественно дёргается, но не делает поспешных выводов, желая, всё-таки, переспросить. — Что-то с Вальтом? — Пропал, — глухо выдавливает темноволосая и смотрит вниз, поглаживая костяшки рук дочери. — Я не знаю, где он... Не знаю... — Зато знает мистер Ширасаги и мистер Мин, — пытаясь успокоить Чихару, подаёт голос Дайго. — Они сейчас же найдут его. И его, и Луи... Ника долго смотрит в одну точку, переваривая в голове услышанное. Забавно ли, но буквально от каждого произнесённого слова становилось ещё хуже предыдущего. Пахнет страхом, пахнет волнением и (что странно, но обосновано) вырастающей злостью, то ли на похитителей, то ли на лидеров картелей, то ли на парней, что стоят над душой, будто пытаясь раздавить последние капли рассудка. Розоволосая быстро отходит и меньше чем через минуту приходит с чаем, вкладывая тёплую чашку в ладони матери. Не долго думая, кого захватить с собой для беседы, девушка, игнорируя трясущиеся руки, хватает Куреная буквально за шиворот и тащит в сторону двери, после, выйдя на свежий воздух, прикрывает дверь. — Я знаю, ты волнуешься, — начинает первым Шу, осторожно устраивая ладони на плечах младшей. — но Дайго не врал. Сейчас уже знают, где они находятся, и за ними уже выехали. Они не допустят, чтобы что-то случилось с твоим братом. — Зачем ты пришёл сюда? — вдруг спрашивает Вероника, легко сбрасывая с себя руки алоглазого. Парень замолкает, долго медлит, пытаясь найти в вопросе подвох. Видно, девушка не рада видеть его здесь, она не рада вообще никому из гостей, насколько бы знакомыми они ей ни были. Шу бы додумался, понял бы в чём дело, но сквозь грудь никак не может увидеть израненную душу. Он понятия не имеет, действительно ли спокойна Аой, не плачет ли она внутри, не рвётся ли наружу, приглушая все чувства в себе. Более того, ему бы только гадать, что чувствовала девушка тогда, когда потеряла то, к чему стремилась. Насколько быстро её надежды, её долгий труд и неразрушимое желание рухнули под ноги, насколько больно было падать на колени самой, когда она на своей же достигнутой цели и поднялась. Он знает, каково это — падать после высокого взлёта, но не знает, как именно высоко до падения поднялась кареглазая. — Из-за жалости? Шу глухо давится воздухом, боится хвататься, потому что девушка словно приставляет к горлу руку, принимаясь душить.

На самом же деле стоит, как и стояла, но бьёт похлеще кнута.

— О чём ты? — недоумевает он. — Я не мог не прийти сюда, и дело не в жалости или долге. — Ты не понял меня, — хмурится Ника, прикусывая губу. — Необязательно было идти сюда. Да если и пришли, зачем смотреть на нас так? У тебя в глазах жалость, и своим этим взглядом ты как раз и напоминаешь нам, насколько глубоко мы сейчас засели. Похищение Вальта — наша проблема, а не ваша. Нам не нужна поддержка, мы без неё не развалимся. — Вальт мне дорог. Как и ваша семья, как и ты. Я не стал бы просто сидеть, зная, что в таком положении именно вы, а не кто-то другой, — парень пытается подойти, но не давить на девушку. Розоволосая же сразу отходит на такое же расстояние, отмахивается от протянутых рук. — Почему ты боишься принять чью-то помощь? То, что случилось, не означает, что все люди желают вам зла. — Хочешь помочь? Кому, Вальту помочь? Молодец, спасибо, ты предупредил о похищении, поддержал маму, — Вероника повышает тон, на этот раз вдруг подходит ближе, заглядывая в глаза. — Что сейчас? Мне помочь? Хочешь помочь — забирай своих друзей и уходи. О твоей поддержке я буду думать в последнюю очередь! Девушка фыркает прямо в лицо и, отталкивая парня, уходит обратно в дом, хлопая перед носом старшего. Куренай хороший, он только хочет помочь, хочет вытянуть их из этого болота, но кареглазая видит в помощи только очередную боль. Для неё не существует того, кто помог бы с самым добрым на то посылом. Если бы её не заставили рухнуть вниз, если бы не снесли улыбку с лица, как и с лиц остальных из семьи, она бы и дальше верила. Сейчас верить тяжелее всего.