two (1/1)

Глаза бегают по входной двери в особняк, парень хватается дрожащими руками за свои плечи, словно защищая грудь получившемся крестом. Дрожь не ложь. С того самого момента, как его жизнь пошла по наклонной от каких-то уебков, руки стали трястись. Вальт не разбирался, дело в ли нервах, или какой-то внезапной болезни, как Паркинсона, например. Миссис Мин — кореянка, переехавшая в Японию вместе со своей семьёй, несколько раз подряд замечала, как подросток за обедом растерянно разглядывает свои дрожащие ладони, и на взмахи мужа только качала головой и настаивала отвезти Аоя к врачу. А Вальту что? Вальт отмахивается, улыбается и задумывается о своих проблемах в самую последнюю очередь, а родителям даже и не пикает, прекрасно понимая, что у них и так проблем хоть отбавляй. Парень не успел постучать — дверь отворил молодой дворецкий, и, тепло улыбнувшись уже постоянному гостю, впустил его внутрь. Аой не стал спорить с самим сабой, всем своим нутром показывая, что на улице было действительно холодно. Мужчина стал расспрашивать о состоянии синеволосого, по пути сбрасывал с волос подростка листья и, не удостоив того чести самому стащить пальто, снял его самостоятельно и повесил на общую вешалку, в гардероб, что самым тайным образом скрывался за углом. — Я не на долго, мистер Чи, — отозвался парень уже на кухне, где уже с порога заметил девушку за общим семейным столом. Выглядела она "весьма", меньшего не скажешь: красиво сделанные кудри словно цеплялись за подбородок, в очередной раз давая подростку понять, насколько хорошо ей идёт каре. Одетая во что-то домашнее, в какой-то мере слишком открытое, Мин-младшая что-то яростно печатала в мобильнике и даже тихо ругалась себе под нос, давая понять, что общается с не слишком приятной для неё персоной. — Припёрся, — хмыкнула она, резким движением заводя прядь за ухо. В глаза бросились яркие, слишком блестящие серьги со светло-розовым камнем, и кареглазый, не сдержавшись, поморщился от "слишком-черес-чур" блеска. — Еда в холодильнике.

— В котором из них? — словно насмехаясь над девушкой, спросил Вальт, с улыбкой кивнув в сторону нескольких совершенно разных холодильников.

Смотря на большие размеры кухни (подросток всегда останавливал себя на мысли, что они просто любят поесть), мебели здесь было точно так же предостаточно: два больших холодильника, одна газовая плита, одна электронная, большая и маленькая духовки, одна микроволновка и огромный овалообразный стол, придерживающий при себе одну длинную скамейку, обделанную бархатом, и около пяти стульев. Помещение было светлым, мебель была изготовлена из берёзового дерева, ещё и покрытая слоем лака. Поймав на себе злой взгляд темноволосой, парень только прыснул смехом, но быстро мотнул головой, получая от реакции хоть крупицу странного удовольствия.

— Не волнуйся, я не стану задерживаться. Заберу учебники и пойду домой, — ответил парень. — Хочешь — поешь за меня, может, подобреешь. — Интересно, с какими успехами ты доползешь до дома своего, — лениво ответила девушка, не отрываясь от телефона. — Я не уверена, что мама собирается тебя отпускать. Мало ли, тебя ещё украдут. Заметив, как Аой резко остановился на пороге, шатенка не стесняясь засмеялась, чувствуя, как от собственных слов внутри, в отличии от Вальта, нутро наполняется теплотой и крохотный властью над парнем. Синеволосый помрачнел. Всё внутри сжимается, словно тело парня становится меньше, и рёбра уже больно давят на сердце, сжимая так, словно в сильных руках. Особо важный орган не отличается силой — сжимается следом, сочится сквозь них и уже готово лопнуть, до тех пор, пока Аой не откладывает тяжесть в сторону. — Я в твоём беспокойстве не нуждался, Ян. Не стоит утруждать себя, делая мне услугу. Переживу, — "мило" улыбнувшись, подросток, отвернувшись от Мин, направился в сторону лестницы, уже игнорируя колючие прозвища, врезающиеся уже куда-то в спину Вальта, но не попадающие внутрь. Сердце занято другими переживаниями, оно горит и мечется из стороны в сторону, никак не может успокоится. Даже улыбка, вызванная скорее привычкой, чем чем-то другим, не позволяет успокоиться.

Мир меркнет перед глазами, а Вальт, освещая самому себе путь, с силой держится и не тонет во тьме, хотя давно должен был.*** На самом деле, Вальт исхудал. Лучший друг сильно удивлялся, мол, как можно быть таким худым, при этом съедая всё, что только в руки бросится? Аой пожимал плечами, часто отмахивался, потому что сам толком ничего не понимал. Он вроде был примерно таким же пацаном, как и остальные, но организм подкидывал ему всё новые сюрпризы. Сейчас запасы еды для Вальта превышают все границы, что были раньше, но парень, прекрасно это понимая, подобного не ценит. Было хорошо, когда он завтракал, обедал и ужинал с семьёй в родном доме, когда сжимал в ладонях мягкий хлеб и радовался даже этому, целуя золотые руки матери. Любой в его компании знал, насколько он любит булочки Чихару, и к этому без особых усилий привыкли. Аппетит синеволосого всегда удивлял. Он был настолько больших размеров, что в какие-то моменты казалось, будто пожизненный запас хлеба не удовлетворит мальчишку.

Сейчас о любимом блюде парня знает почти пол города. Ему многие пытались угодить, подсовывая контейнеры с испечённым домашним хлебом, но парень, совершенно невзирая на то, подгорелые они, или почти такие же идеальные, как мамины, только мило улыбался, брал всё с собой, а уже в полном одиночестве кормил чужим трудом голубей на улице. Такое ненужное внимание есть и сейчас, поэтому голуби, уже запомнив подростка, как хорошего друга, слетаются при одном лишь его присутствии. Аой чешет руки — надежда хоть немного побыть наедине с собой обрывается, когда прямо за ним выезжает тёмный джип и следует буквально по пятам. Он, вроде бы, прекрасно говорил каждому из членов семьи Мин, что сиделка и охрана ему не нужна, но те, подобно слепым и глухим, стоят на своём, и парню уже ничего не остаётся. Хотелось бы скорее оказаться дома, в кругу родных людей, и забыть обо всём, что творится за дверьми их дома. Светло от мысли, что после всего случившегося Аою всё ещё есть, к кому обратиться за душевным теплом и помощью, и он даже не задумывается, когда, чувствуя боль, протекающую по всему телу вместе с кровью, не остаётся выбора, куда бы пойти. Есть дом, не такой большой, да и не маленький, очень уютный и сильный, раз до сих пор, несмотря на отсутствие определённых вещей, держит в себе воспоминания счастливой семьи.

Разве он ещё не упоминал, в чём дело? Аоев обокрали около недели назад, забрали все денежные сбережения, некоторые особо дорогие вещи и разнесли в прах духовку, где раньше создавались чихаровские вкуснейшие, мягкие и тающие во рту шедевры.

Было тяжело. Тяжелее того, что было, стало внезапное предложение старой подруги Чихару, что прикатила из Кореи около двух месяцев назад, о том, что они готовы дать финансовую помощь взамен на талант одного из её детей. Всё сложилось по местам, темноволосая, прекрасно понимающая, что пропитать троих детей без единого гроша и подработки она не сможет, согласилась на предложение подруги. Тем самым ребёнком, что стал бы звездой и нёс бы обоим семьям невероятные суммы, должна была стать Ника, ведь девочка была единственной в семье с отличным голосом и лучшими результатами по окончанию музыкальной школы. Только розоволосая не собиралась ни на что соглашаться, более того, обида, оставшаяся после ограбления, не отпускала душу и так с тяжёлым грузом ни на секунду. Ведь совсем недавно девочка выиграла то, ради чего училась эти несколько лет — стеклянный микрофон, собранный из нескольких сотен осколков, один единственный в Японии и сделанный руками знаменитого мастера. Мужчина сам утверждал, что творение он отправит в один только город и для одной лишь цели. И его внимание, и внимание всего города привлекла как раз Ника, выступившая со своей придуманной (не без помощи старшего брата) песней, и награду, при получении которой без стеснения расплакалась, она получила достойно и справедливо. Только где её законный приз — непонятно и Небесам. Усердный труд Аой-младшей превратился в пепел, перед этим полностью выгорев вместе со всеми деньгами семьи. За сестру вступился Вальт, ведь состояние девочки с каждой просьбой матери только ухудшалось, и парня, с не слишком идеальным, но необычно нежным голосом приняли вместо неё, начиная бесконечно много делить, как оставшийся кусок пирога. Очевидно, самому подростку такая жизнь была не по душе. За становление айдолом он отдавал слишком много, некоторое терял, не в силах даже зацепиться на прощание. Парень держался только для сестры, для семьи, потому что знал, что он — единственная, не слишком прочная нить, что удерживает семью над пропастью. Кроме Рантаро, — единственного человека, который лучше всех мог понять парня, — о своих проблемах кареглазый никому не рассказывал. В глазах была бы только жалость, желание помочь и бесконечно много эмоций "через силу". Сейчас Аой хотя бы видит настоящие лица друзей, нутром чует, как реагирует на его действия каждый, и ему хватает лишь их искренности. Если бы они знали, то начали жалеть, лизать пятки и выворачиваться наизнанку, лишь бы не расстроить Аоя (какая досада, уже расстроили) и держать его на уровне хорошего настроения. Но бесполезно. Вальт бы и так сгнил, потому что лжи теперь терпеть не может, и питается лишь искренностью. Ян искренняя, она не скрывает душевной злости на него и не шепчется за спиной, говоря всё прямо. Рантаро искренний, он не гладит парня по головке и не жалеет, а лишь защищает в определённые моменты, но говорит так, словно ничего и не было. Вальт не отстаёт.

Вальт такой же искренний, но с хлебом от поклонниц, конечно, предпочитает умалчивать и заталкивать поглубже свои чувства, чтобы не вылезли.

И так проблем хватает.

Подавно забывая о автомобиле, что крадётся следом, как мышь, парень в более приподнятом настроении от собственной уверенности заходит в дом, скрываясь за дверьми, и вдыхает свободно, развязно, быстро.*** По особняку раздаются крики, раздирающие кожу, как длинные ногти. Ширасаги бъёт почти без остановки: его не волнует, как мужчина кричит о наличии семьи, не волнует, как виновник сквозь пелену слёз и собственной крови лихорадочно просит прощения. Он не раз повторял, что играть ни с кем не собирается и все свои угрозы выполняет в самом неописуемом удовольствии. Давно не жалея рук, разбитых костяшек и времени, что он тратит на "разукрасы" чужого лица, глава крупной мафии города и половины Канады, не меняясь в лице, бъёт за дело, и от пыла босса содрагается даже охрана, наблюлающая за всем у дверей. — Я всё вам расскажу! Умоляю, не надо! Пожалуйста! — рыдания переходят в истошный вопль, но для Ширасаги рай для ушей на этом не заканчивается. Аметистовые глаза горят таким пламенем, что виновник чувствует, как под его давлением загорается не только он, но и стул под ним, а потом и вся комната. Мельком поглядывая на капли крови на стене, вместо того, чтобы хоть каплю скривиться или сжалиться, в голову приходят варианты нового цвета, которым будет покрыта стена после наказания. Если бы его хоть немного волновало, как там себя чувствует тот, кто ему не угодил или задолжал, а в худшем случае предал, избиением бы занимался кто-то другой. Плевать даже, кто именно, мужчина найдёт, как очередной виновник будет расплачиваться за свою глупость. — Вам туда нельзя, — вдруг сказал один из охранников, и за дверьми слышится громкое фырканье. — Пропускайте, — хрипло ответил мужчина и на шаг отошёл от бывшего секретаря, что словно уменьшился в размере, сжавшись и обессиленно опустив голову.

В небольшое помещение вошёл Луи, заправляющий рукава домашней рубашки до локтей, и, заметив состояние мужчины на стуле, досадно засвистел. В принципе, подростка не сильно волновало здоровье несчастного. Парень знал, что он проебался перед отцом, услышал где-то от служащего, что пытался за спиной собственного босса забрать папку с документами о планах группы, но был вовремя пойман с поличным. Обойдя того стороной, он упёрся боком о стену, что осталась чистой, и коротко глянул на отца.

— Я хотел уточнить время нашей с твоим знакомым встречи, — ответил голубоволосый. — А ещё получше узнать, что происходит. — Разве тебе не объяснил всё Ноа? Я давал поручение... — не успел мужчина договорить, как сын самым доброжелательным и культурным способом его перебил: — Я хочу услышать это от тебя, а не от твоего Ноа. Тебе так сложно обсудить со своим сыном свои дела? Если ты не заметил, они и меня тоже касаются, — Луи настаивал твёрдо. Обычно он не спрашивает и не достаёт отца, лишь отмалчивается и в гордом одиночестве веселится с грушей в своей комнате, но сейчас, почему-то, поведение отца чем-то обижало. Луи поклялся, что будет идти за отцом, как хвост, только потому что не собирается оставлять его одного. Всё на фоне меркнет, оставляя дикое желание взяться за что-то, за дело, с которым обычно возится старший Ширасаги. — Я не уверен, что твой мозг готов принять дела компании, — спокойно ответил мужчина, и на хмурый взгляд своего чада только отвёл взгляд на полумёртвого секретаря. — Если ты действительно хочешь всё знать, докажи, что не сбежишь сразу же, как только окунёшься в это дело. Я обещал матери, что не стану загонять тебя в криминальную тему, и сам до сих пор сомневаюсь, что стоит брать тебя с собой. — Я стою, дорогой отец, прямо за спиной почти убитого человека, твоими, кстати говоря, руками, и если у тебя ещё остались мысли о том, что я не справлюсь, — парень затормозил уже у двери, так и не обернувшись назад. — Напомни самому себе, кто именно остановил этого урода в твоём кабинете. С твоей папкой и твоими планами. С твоим будущим провалом. До завтра, я в кровать. Мужчина ругается на самого себя, потому что с каждым разом чувствует, в какую сторону идёт его сын. Луи следует прямо по пятам Ханя, как он и обещал, и с каждым шагом удивляет его всё больше, заставляя убеждать себя и давно покойную жену, что парень — крепкий орешек. Что когда-нибудь главным в компании станет именно он, где-то лет в двадцать с лишним, и покажет, насколько он похож на отца. Насколько жесток, силён, как отец, и насколько упрям и добр одновременно, как мать. — Пусть в школе его завтра не ждут, — вздохнул Хань и отвернулся от "груши", разминая затёкшие перепачканные руки. От крови мутит, и, была бы воля, мужчина выблевал всё на этого же гада. — На встречу с Мином пойдёт со мной. Хочется обрадовать старого друга достойным наследником. Мужчина махнул охране, чтобы отключившегося отнесли куда подальше, и, поправив подол своей футболки, в очередной раз покрутил в голове то, как завтра собирается объяснять всё Луи самостоятельно.