Глава 43 (1/2)
Флетчер, тощий, сутулый и с негромким голосом, изворачивался как угорь (вот уж этот вид рыбалки Грег точно терпеть не мог). Для протокола — в изменениях показаний полицейского на станции не было ничего необычного. Ну обознался, переработка, солнце в глаза, и так далее.
Не для протокола, когда Грег поднажал, — Флетчеру изменения показаний тоже не понравились, но он, дескать, ничего не мог сделать. «Но я видел с ним Лорримера, и тот казался запуганным. А всем известно, что Лорример был человеком Монтгомери».
— И когда же это вы видели с ним Лорримера? — спросил Грег, к этому моменту уже не давая себе труда скрывать ненависть. — Лорример на больничной койке провалялся до конца июня. Дело вы закрыли чуть ли не на второй неделе.
Флетчер принялся юлить, что, должно быть, обознался. Грег едва дождался, когда разговор закончится.
Он никак не думал, что в Даремской тюрьме будет чувствовать себя лучше. Перед этим Грег сидел на капоте старенького, но свежепокрашенного Plimuth Fury, гордости участка (над остальными машинами опустим завесу жалости), на стоянке у собора и с наслаждением курил и слушал вводящего его в курс дела Барнетта. Рядом стоял Диммок, который тоже пытался курить, но у него не получалось: он все время закашливался. Грег скрепя сердце разрешил ему поехать с ними, хотя и запретил присутствовать при разговоре.
— Их лидер, Макс Уоберри, долгое время провел в Америке и пытался здесь сформировать крыло «Ангелов ада», — рассказывал Барнетт. — Сначала в родном Бристоле, но его оттуда выперли. Но где-то по дороге он познакомился с близнецами Пэрришами из Ньюкасла. У близнецов были деньги, но они тяготели к скинхэдам, спонсировали кого-то по мелочи, пока не решили объединиться с Уоберри и создать что-то свое. Назвались они тоже «Ангелами ада», но получилось у них что-то среднее между байкерами и скинхэдами. Байкеры их презирали из-за недостаточной любви к мотоциклам. Скинхэды их презирали из-за отсутствия идеологии.
Грегу прям захотелось пожалеть неудачников.
— А полиции хотелось раскрытых дел, так что в 1965 году они увидели в них легкую цель.
— Но цель оказалась нелегкой? — уточнил Грег.
— Цель оказалась нелегкой, — согласился Барнетт.
— Их крышевали, — вставил Диммок, хотя это и так было очевидно. — Все знали, что это Монтгомери, но за руку его не поймали.
— Подозревали, что это Монтгомери, — поправил его Барнетт. — И то только потому, что было известно, кто крышует других. Но это мог быть и не Монтгомери. Его имя вообще никак не всплывало. В конце концов, он мог вообще не интересоваться клубами.
— Или стоять за теми, кто был известен, — снова встрял Диммок и закашлялся.
Грег подумал, что либо Барнетт должен отцу Диммока просто по гроб жизни, либо у того терпения куда больше, чем у него самого.
— Так что там с бандой? — спросил Грег.
— В 1965 году в банду попытались внедрить кого-то.
— И для него кончилось все плохо, — перебил Диммок.
Грег притворился, что разглядывает собор.
— Рассказывай ты, — сдался Барнетт.
Или не сдался?
Диммок, во всяком случае, опустил голову и молчал. Только щеки полыхали.
— Внедренца нашли в канаве с искромсанной печенью, — продолжил Барнетт. — И недели не прошло. После этого в бандах пошли слухи, что Уоберри ужесточил правила приема в банду. Нужно было сделать что-то, тянущее на большой срок, чтобы в нее вступить. На самом деле ему никто не верил, в других бандах его всерьез не воспринимали, думали, что пускает пыль в глаза, а для реальных дел кишка тонка.
— У них был лакомый кусок территории, а воевать с ним никто не хотел! — выпалил Диммок.
— А вот это интересно! — вырвалось у Грега.
— Да, кто бы их ни крышевал, они были неприкасаемы, — заметил Барнетт. — В общем, кто-то на слухи об ужесточении правил купился и пошел целенаправленно.
— Но в 1967 году им все-таки сели на хвост?
— В 1967 году случилось что-то, из-за чего их перестали крышевать.
— Уоберри сторчался, — вставил Диммок.
Они подождали, пока он прокашляется.
Затем Барнетт продолжил:
— В мае 1967-го всю его банду переловили на разбоях. Его никто не сдал. Ни его, ни Пэрришей. У них сейчас легальный бизнес, в том числе клуб «Адская кухня». Всем, кого поймали, дали по самому минимуму, который только мог быть в тех обстоятельствах. Кого не поймали, говорят, разъехались по другим городам. Никто из тех, кто сел, еще не вышел, хотя некоторым осталось сидеть год-полтора.
— Что стало с Уоберри?
— Умер от передоза.
— А наркоман, который признался в попытке убить Хейла, в Уэйкфилде? — уточнил Грег.
— В Уэйкфилде.
— И Билл Бейкер там же?
— Он был в Скрабс, а теперь в Белмарше после убийства сокамерника и призыва к бунту.
— Все пожизненное. И Белмарш… — Грег задумался (конечно, далеко не в первый раз), насколько людям не хватает ума не делать глупостей…
— Бейкеру оставалось сколько?
— Полгода. Но ты же понимаешь, что если его хотели… — Барнетт покосился на Диммока.
— Изнасиловать, — произнес за него Грег. И кивнул на Диммока: — Он уже знает, откуда дети берутся.
Тот покраснел еще сильнее. Грега это начинало забавлять.
— Не забудь сказать, что ты выступишь на слушаниях по досрочному, — напомнил Барнетт.
Грег кивнул, по-быстрому перебирая в уме все факты, на которые Пола Бейкера можно было зацепить. Но оказалось, что разговор с ним — по сравнению с Флетчером — чуть ли не курорт. Перед Грегом оказался молодой человек болезненного вида, с пятнами лихорадки на впалых щеках, но держался он спокойно и отвечал «без воды».
— Мне пообещали, что вы расскажете о сотрудничестве на слушаниях? — уточнил он.
— Если это действительно будет сотрудничество, — пояснил Грег.
— В пределах разумного, — отвечал тот. — Но я откажусь от своих показаний и не скажу ни слова, если меня привлекут как свидетеля.
— Я ищу человека, который пытался убить и отправил в кому моего сержанта Мэтта Хейла, — сказал Грег.
Он ожидал радости, но получил искреннее огорчение.
— Все серьезно? — спросил Бейкер.
— У вас, как я вижу, нет к нему претензий? — уточнил Грег.
— А за что? — удивился Пол. — Он раньше нас понял, в каком мы дерьме. Пытался нас вытащить оттуда, только мы не слушали. Мы его Пастором прозвали за душещипательные беседы о смысле жизни и о том, что нам пора сваливать. — Он помрачнел. — Билл прозвал. Потом-то он тоже жалел, что не послушал. Мэтт, когда еще можно было, нас обоих навещал, передавал нам сообщения. Так что с ним?
— Он в коме, он тяжелый. Мы со дня на день ждем, что он умрет, но он все еще не умирает.
— Понятно. Мы так радовались, что хоть у кого-то из нас получилось.