18 июля (1/2)

Тихий протяжный скрип разрезал буквально клубящуюся в воздухе тишину. Затем последовал щелчок дверного замка и бедную старенькую дверь оставили в покое. Дом встретил Инка уже такой привычным молчанием, нарушаемым разве что потрескиванием радио. В комнате прохладно. Благодаря раскрытым настежь окнам, забитые тонкими деревянными пластинками на небольшом расстоянии, ради собственной же безопасности, в комнате находиться было особенно приятно после пыльной улицы, больше напоминающей один из кругов ада, честное слово. Испустив уставший выдох, Инк завалился на мягкое тёмно синее кресло. Да, пружины уже в некоторых местах выскочили и больно впивались в спину, да, кресло было просто деревянным каркасом обшитым тканью, но после тяжёлого дня оно казалось Инку самым мягким на всей грёбанной земле. Прикрыв свинцовые от усталости веки, Инк облакотился на спинку кресла и вдохнул прохладный воздух. Дома было уютно и спокойно.

Комната художника была довольно просторной, однако, из-за всевозможного хлама, который парень заботливо, подобно сороке, собирал и приволакивал в неё, она казалась крохотной. Вместо стола Инк использовал невнятную конструкцию, состоявшую из сломанного старого телевизора и кое-как держащейся на нём доски. Стул же вовсе отсутствовал. Обычно парнишка садился на пол на древний, но по прежнему мягкий оливкого цвета ковёр.

Вдоль стен на которых были развешаны под сотню листочков с набросками всевозможных рисунков, чертежами и просто небольшими зарисовками, располагалось множество полочек, шкафчиков и тумбочек, внутреннее содержимое которых являлось загадкой даже для их владельца. Помимо самодельных статуэток из дерева, огромного количества изрисованных альбомов, дисков и кассет с фильмами, фоторамок и старых книг, в недрах шкафов прятались и совсем странные вещи. Пытаясь найти затерявшуюся кисточу, он как то достал из недр шкафа человеческий череп и понятия не имея о том, как он там оказался, гордо поставил его на небольшую тумбочку возле кресла, словно трофей. И всё-таки, даже не смотря на такие жуткости, вся комната была так пропитана атмосферой уюта и покоя, что сопротивляться ей было невозможно, да и не особо хотелось.

Художник с такой нежностью и заботой расставлял эти глупые вещицы, что они легко приносили ему радость, стоило лишь взглянуть на все эти маленькие сокровища. Так же, по углам комнаты стояли большие керамические горшки с всевозможными растениями. Инк очень любил с ними возиться. Лёгкими движениями рук смахивать с листьев невесомую пыль, поливать, с раннего утра ставить под ласковое солнышко, а под вечер убирать в уголок своей скромной обители, что бы вечерний холод не повредил его драгоценным растениям.

С трудом и большим нежеланием открыв разноцветные глаза, Инк перевёл взгляд на настенные часы, одна стрелка которых была заменена старенькой кисточкой. Пол восьмого. Ложиться спать ещё рано, да и дел навалом. С немалым усилием вырвавшись из уютных оков кресла, художник очередной раз оглядел комнату уставшим взглядом, остановившись на небольшом конверте с красной печатью на его импровизированном столике. С невероятной осторожностью, словно оно может рассыпаться прямо у него в руках, парень аккуратно положил письмо в небольшую деревянную шкатулку из тёмного дерева ручной работы. Проведя тонкими пальцами по крышке коробочки, Инк с трепетом положил её на дно своей сумки, прикрыв небольшим красным пледом. Следом в сумку отправился блокнот, скетчбук, набор простых карандашей, ластик и небольшой кинжал.

Дальше Инк достал из глубины шкафа более вместительный рюкзак, и начал поочерёдно складывать в него вещи для длительного путешествия. Консервы, карта Америки, длинная верёвка, ещё один плед, зубная щётка, алюминиевая кружка и тарелка, небольшой котелок... Так. Вроде бы всё что нужно, он положил. Юноша с неприкрытой печалью снова оглядел комнату. Он ещё никогда не покидал её на долго. А кто же будет ухаживать за растениями? Но отступать было уже поздно. Особенно печально было расставаться с гитарой. С нежностью проведя пальцами по тонкому грифу и холодным железным струнам, он перевёл взгляд на небольшую флейту, что тихо лежала на полочке, словно ожидая этого самого момента, как только она появилась в этой комнате. Не тратя ни одну лишнюю секунду на сомнения, Инк быстро положил её в рюкзак, предварительно убрав её в небольшую коробочку, что бы хрупкий инструмент не сломался по дороге.

Инку с детства твердили что творчеству нету места в их мире. Что музыка, рисование, резьба по дереву - всё это бред. Картина, на которую ты потратишь хоть пол своей жизни, наполнишь её всеми своими эмоциями, тонко и чутко перенесёшь свои чувства на холст, умело держа тонкую кисть в руке, не спасёт тебя от бешеного бегуна жаждущего прокусить твою шею или разодрать тебя на куски, а значит ничего твоя мазня не стоит. Чем тебе поможет твоя музыка в долгом изнурительном путешествии? Она поможет тебе выжить? Нет, тогда зачем тратить на это время? Но молодому творцу никогда не было дело до тех, кто не может понять простой истины. Человечество вымрет только тогда, когда люди потеряют интерес к чему то большему, чем просто выживание. И Инк всеми силами старается показать людям, что жизнь на этом не окончена. В их жизни ещё еть светлые и радостные моменты, и именно их он старался запечатлить на холсте. Уверенными мазками, нотками линиями, яркими акцентами передать все свои эмоции. И не смотря на критику, на то, что его труды чаще всего остаются незамеченными, Инк продолжает рисовать, писать музыку и верить в то, что ещё не всё потерянно.

Проверив сумку и рюкзак последний раз, по списку перечисляя всё ли он положил, парень с лёгким сердцем и пустой головой завалился на жёсткую кровать, весь в мыслях о будущем дне. Мечтая и представляя начало своего первого путешествия, Инк сам не заметил как веки потяжелели и он провалился в сон. На стареньких электронных часах зелёным светом мигали цифры 05:42

Резкий и настойчивый звон будильника вырвали юношу из царства морфея, заставляя открыть слипшиеся ото сна глаза. На голове был бардак, светлые отросшие пряди торчали в разные стороны, из за чего причёска была похожа на гнездо какой нибудь птички. Назойливое солнце светило прямо в лицо, грея его тёплыми лучиками и словно выгоняя из уютной кровати, так что даже лёгкая шёлковая зановесочка не помогала. Пытаясь сбросить остатки сна, Инк с блаженным вздохом потянулся и громко зевнул. Потянувшись к будильнику, что бы проверить время, через секунду бедный механический кубик на ножках полетел на пол, под громкую ругань почти проспавшего Инка. Ругая себя сам запутавшись, за что, парень наспех натягивал его любимые свободные брюки, рубашку, подтяжки, лёгкий жилет, повязал кофту на пояс и дрожащими от волнения пальцами завязал шнурки. Повесив на плечо сумку и надев рюкзак, парень наспех собрал волосы в небольшой хвостик и быстро окинув себя взглядом в зеркале выбежал из квартирки.

Не сыскать упоения большего, чем возможность очутиться на улице, пусть пыльной местами, в каменной крошке, но выйти наружу, пощекотать ноздри жарким, приятным воздухом, ведь духота его и проступающие нотки дурмана – ничто по сравнению с насыщенной затхлостью его небольшой комнатки. Он чист и насыщен и потому, возможно, отдает той самой особенной сладостью. Инк вдыхает его, смежив веки в блаженстве, и твердо ступает на раскаленный асфальт, раскрошившийся под неумолимой тяжестью времени. Ускоряя шаг, юноша постепенно добирается до места встречи с его будущим проводником.

Инк на сто процентов уверен, что упрямый юноша согласится. Надо думать, в глубине обтянутой колючей проволокой души Эррор является неплохим человеком. Пара уточнений, оброненных как бы невзначай, одна хитрая констатация того, о чем Эррор думает и чего в тайне желает, демонстративное нарушение личного пространства, как признак небольшого физического доминирования – и вот она, половина рецепта, что преподнесет Инку бывшего военного на позолоченном блюдечке.

Перед тем, как прийти к нему, парень навёл справки и узнал много чего интересного о бывшем сержанте. Вспыльчивый, грубый, заносчивый, порой эгоистичный Эррор отлично показал себя во всех экспедициях и ни разу не бросил товарища в беде. Пусть на первы взгляд он оставляет мягко говоря не лучшее впечатление, Инк уверен, что под твёрдой коркой напущенной уверенности прячется искренняя доброта, желание помогать и быть нужным. И пока парень в своих мыслях разгадывал тайну сей занимательной личности, эта самая личность уже раздражённо дёргал ворот длинной чёрной футболки, в ожидании опаздавшего инициатора их встречи.

—Ой, вы уже здесь? Извините что опоздал, я не хотел заставлять вас ждать – Инк виновато улыбнулся и поправил сползающую с плеча сумку.

В полный рост Эррор оказывается гораздо выше его, почти на голову– чем мог предположить себе Инк при их первом знакомстве. Сложно, как ни крути, доподлинно определить это по сгорбленной, хоть и большой, спине, по ногам, расслабленно согнутым в коленях. Когда они практически выравниваются, Инка так и поражает его высокая стройная фигура в свободной черной футболке, повязаной на пояс тёмно синей куртке и потертых чёрных джинсах, видавшие, очевидно, всякого. Обширный, точно велеканский, силуэт бывшего сержанта сверкает в свете увядающего солнца весомостью, грозно и мощно.

Рядом с ним Инк чувствует себя совсем крохотным, худощавым, мелким — да словно маленьким ребёнком, хотя их разница в возрасте была около шести - семи лет.

— Давай уже на ты. Я тебе не дед какой то, задрал, честное слово. — Чёрноволосый юноша раздражённо выдохнул.

— Ой, да, извини! Не хотел показаться грубым. Виноват.

— Просто для справки, — перебил его вдруг Эррор — я помогаю тебе только ради выручки. Так что не жди, что я буду возиться с тобой, как с каким-то маленьким мальчиком.

— Разумеется.

— Охрененно. Рад, что мы это прояснили. Так, ладно... прежде, чем я подпишусь на что-либо суицидальное, — Эррор кидает хмурый взгляд на Инка, — хочу быть уверен, что после не окажусь в канаве. Сам понимаешь, у меня нет причин доверять тебе. Деньгами сорить ты умеешь, бесспорно, но что потом? Я в благородство играть не буду. Покажешь половину тут, половину отдашь позже. Мысль уловил? Теперь веди.

Догадаться о том, что Эррор захочет увидеть плату за путешествие, было не сложно, но почему то это вылетело из блондинистой головы напрочь. А к неожиданному приёму гостей его квартира была явно не готова. Смущённо оправдываясь и извиняясь за беспорядок, Инк проворливо повернул ключи в замке и пропустил юношу в свою скромную обитель.

— Капец, мелочь. Ты чего не предупредил что на свалке то живёшь, а? Как ты вообще в этом мусоре ещё не потерялся? — Брезгливо переступая разбросанные на полу вещи, Эррор невольно замотался на один из тысячи рисунков на стене. На нём был нарисован небольшой лес, заходящее солнце и крупным планом река с плещумися в ней рыбками. Заставив себя оторвать взгляд от листочка, юноша снова обвёл недовольным взглядом комнатку художника. Какой же бардак. Как этот мелкий идиот вообще живёт во всём этом мусоре?

— Вот! Нашёл! — с победной улыбкой парень протягивает Эррору увесистую сумку. На удивление, увесистой она показалась только Эррору, у Инка рука даже не прогибалась под её весом. Неужели этот тощий хилый мальчишка сильнее, чем он думал?

Смерив парня косым взглядом, Эррор наклонился над сумкой и раскрыл сумку. Из щели в приоткрытой застежке выставляется очерченный черный ствол охотничьего ружья – очевидно, что и вся остальная сумка доверху набита разного рода пушками. Эррор присвистывает.

— Ты что, по дороге ограбил оружейный склад или что-то вроде?

— Значения не имеет, — Инк опускает взгляд и прячет в карманы руки. — Это лишь малая часть того, что ты получишь по возвращении. Я высоко ценю человеческий труд и помощь. Думаю, я удовлетворил твоё любопытство? — Инк поднимает разноцветные глаза. Эррор ничего не отвечает. — Так что, мы договорились? Флорида, год туда и обратно. Честная сделка.

Юноша недоверчиво косится на сумку, на свой кусочек сыра в бесплатной мышеловке. Все это выглядит слишком уж подозрительно, гладко слишком. Если у мальчишки есть такие ресурсы, почему он вообще нуждается в его помощи? С другой стороны, Эррор совсем на мели, да и, будем честны, невелика разница – сдохнуть здесь или на пути к чёртовой Флориде.

— Стрелять-то умеешь?

— По банкам пробовал несколько раз— честно признается юноша. Эррор хмыкает. — Говорят, у меня рука твердая.

— А, ну раз по банкам... — тянет Эррор, поджав губы в саркастичном кивании и кидает попутчику потертую кобуру с простеньким пистолетом. — Ну, молись, чтобы какой-нибудь бегун вел себя так же, как твои ”особо опасные” жестянки. Ну и возни с тобой, честное слово.

В очередной раз обдумав все хорошенько, Эррор тянется к сумке и вешает ее к себе на плечо. За его широкой спиною она кажется Инку совсем уж игрушечной.

— Договорились. Но ещё кое что. Покажи мне, что ты берёшь с собой. У меня в сумке только необходимые мелочи, мне не привыкать, а вот ты, как вижу подготовился основательно — Эррор многозначительно обвёл взглядом сумку и рюкзак. — Не бери всякий хлам в дорогу. Тяжёлые сумки скорости не прибавят.