Глава 6.1 (2/2)

— Больно.

Бриз судорожно вздохнул:

— А со мной… что ты будешь со мной делать?

Он боялся ответа, боялся беспомощности, и что не дождется Лира и Калема. Боялся умереть.

— Ждать, — сказала тварь. — Не делаю. Ничего не делаю, просто жду, жду, жду… Люди убивают людей, бросают людей. Я собираю страх.

В этом месте не было движения воздуха, если кто-то бросал сюда людей, если запирал люк… люди не смогли бы тут выжить. Они умирали бы медленно, задыхались бы. Им было бы страшно.

Бриз сглотнул, мотнул головой, отгоняя мысли — как это было, что они чувствовали.

— Так много страха, — сказала вдруг тварь. — Так много. День, за днем, за днем. Почему он не пришел?

Она плакала снова, бесформенная, уродливая.

И Бриз не смог промолчать, сказал:

— Он не мог. Твоего Хозяина заперли. Он… он только недавно освободился.

— Освободился? — она подалась вперед, с вывернутой, отчаянной надеждой. — Он придет? Он придет! Он скоро придет!

Лир собирался убить этот случайный, никому не нужный осколок. Исправить ошибку.

И Калем, Калем хотел сделать то же самое.

— Спасибо, — сказала тварь. — Спасибо, спасибо, спасибо. Ждал. Я так долго ждал.

В черноте, изнывая от голода, собирая еду для кого-то еще, кого этот осколок даже не помнил.

Если бы Бриз был не духом воздуха, если бы Карн создал его случайно — был бы он таким же?

Жутким и жалким.

Сердце билось где-то в горле. И сильнее страха была горечь.

Бриз не мог позвать Лира, и то, что он задумал, было опасно, могло стоить ему жизни, но попытаться стоило.

В фильмах герои всегда выживали.

А в жизни редко, даже Бриз это знал.

Он зажмурился, и выдавил:

— Не благодари меня. Пожалуйста, не благодари.

Внутри него был огонь, тот, который вложил Калем, и Бриз подхватил этот огонь потоком, направил вперед — сколько его оставалось, этого пламени внутри, которое сохраняло ему жизнь?

Оно вырвалось ослепительным потоком, заставляя тварь с визгом отпрянуть:

— Больно! Жжется, жжется, жжется!

Всего несколько секунд пламени, и Бриз почувствовал, что сил не осталось, что холод пропитал кости, заползал, трогая стылыми пальцами изнутри.

— Больно! За что?

В воздухе расцвели огненные крылья, разогнали темноту по углам, и злой голос Калема сказал:

— Эй, мразь. Это еще не больно, это только начало.

Огонь рванулся вперед, к осколку, и тот отпрянул назад, зашипел, припал к каменному полу пещеры, и из-под земли рванулись черные шипы, закрывая от пламени.

Черные клубы, похожие на туман свились в воздухе, и из них ринулись вперед оскаленные пасти и руки с когтями.

Калем возник перед Бризом, бледный даже в свете огненных потоков, и глаза казались испуганными:

— Ты в порядке?

— Калем!

Бриз увидел шипы первым, дернул его на себя в последний момент.

— Нельзя! — шипящий голос осколка наполнил пещеру. — Нельзя-нельзя-нельзя! Это дом хозяина!

— Вот же тварь, — Калем резко отвернулся, выставил руку перед собой, и с нее сорвался новый огненный поток. Вторую руку он протянул Бризу. На ладони лежало кольцо с шипами, будто свитое из терновника.

Тварь напрыгнула сверху, сбила Калема с ног, и они покатились, кольцо отлетело в сторону.

Бриз смотрел на него, на металлический отблеск.

Глухо застонал Калем, что-то будто разорвалось с влажным, отвратительным звуком.

Бриз схватил кольцо, зажмурился и потер.

***

— Глупый ребенок, — голос грохотал со всех сторон, сгущался туманом в воздухе, и в этом тумане таяли черные шипы и когти.

Туман вытеснял все вокруг, наползал ужасом, стелился светлыми фигурами гончих по полу.

Тварь сбросило с Калема, изувеченная фигура отлетела к стене сломанной куклой, и сквозь нее прорастал терновник.

Она выла, пытаясь выбраться, царапала когтями камень — поверх полос, каждая из которых наверняка означала день. Еще один день ожидания.

Лир выступил из тумана.

Не было на этот раз ни короны, ни косы. Только обычная, рваная по краям его мантия.

— Бриз, — спокойно кивнул ему Лир, перевел безразличный взгляд на тварь у стены. Он молчал долго, потом отвернулся и поморщился. И сказал только. — Мерзость.

Существо замерло. Перестало вырываться, как марионетка, у которой обрезали нитки. И вдруг выдохнула:

— Запах. Я знаю этот запах. Хозяин!

— Лир, — быстро сказал Бриз, потому что не мог молчать. — Это твой… твое…

— Ошибка, — сказал Лир. — Моя ошибка, — он повернул голову к Калему, поморщился. — Мальчик-ифрит, ты был прав. Эту мерзость… — он замолчал, и продолжил только через несколько мгновений. — Создал я.

— Хозяин? — голос у существа был слабый, беспомощный, и полный той самой вывернутой, бессмысленной надежды. — Хозяин! Это же ты, ты, ты! Ты пришел меня исправить.

Оно так этого ждало — помощи, жизни без боли.

— Да, — сказал Лир, подошел к существу. — Я здесь, чтобы тебя исправить.

Он обернулся на Бриза зачем-то. И что-то было в черных глазах, что-то новое. Непонятное.

— Я ждал, ждал, ждал, Хозяин, — сказал осколок. — Знал, что ты придешь. Все для тебя. Для тебя. Дом, еда. Для тебя.

Лир подошел вплотную, коснулся пальцами слепых глаз существа, и сказал тихо:

— Я хотел тебя создать. Мечтал, чем ты мог бы стать. Думал… если бы у меня было время, если бы была возможность.

— Хозяин…

Существо подавалось к нему, с надеждой, счастливо.

И Бриз труда читал — ту любовь, с которой оно ждало. Дождалось.

Лир воткнул ему пальцы в живот, когти вспороли кожу, внутрь пополз туман.

— Мерзость, — повторил Лир. И говорил он не про осколок, не только про осколок.

Бриз вдруг понял это, будто увидел ответ, будто его принес ветер.

Лир убивал — медленно, расчетливо, исправлял ошибку, которую теперь признавал своей.

Уничтожал осколок, сердце, которое ему когда-то вырвали.

Они были так похожи — Бриз и этот осколок, осколок и Лир.

И это вырвалось само:

— Стой, Лир!

Оно родилось где-то у Бриза внутри.

Лир замер, напрягся. Но он остановился.

— Стой, ты не можешь его убить!

Слова приходили, их приносил ветер, и Бриз отпускал их, потому что их нужно было сказать.

— Ты же не хочешь, не хочешь его убивать. Ты его ждал, и он тебя. Я знаю, знаю, что такое так ждать.

Они были отчаянные и сбивчивые, эти слова.

— Он сломан, и он не то, что ты представлял, и ты ему нужен. Лир, не убивай его.

Лир обернулся:

— Если не убивать, что еще я могу сделать?

— Помоги.

Помоги ему…

Помоги…

Бриз много раз хотел кому-то это сказать. Помоги мне, будь рядом. Но никого не было.

И ожидание закончилось ничем. Этот осколок дождался.

— Это сложно, — сказал Лир. — Исправить такое. Придется отсечь все лишнее, наполнить силой остальное, дать форму и имя. На это нужно столько сил.

Когда Бриз умирал на Сфере Истины, Ламмар спросил, что может принести его ветер. Спросил про силу.

«Ветер не принесет того, что не имеет», — сказала Сфера. Но она ошибалась.

И в тот момент Бриз чувствовал себя сильным, наверное, впервые в жизни.

— Лир, — шепнул он, и его слова звали ветер, сильный серебристый ветер. — Я принесу тебе сил. Сколько захочешь, только тебе. Делай, и тебе хватит сил.

Он чувствовал — в небе, безграничном небе где-то высоко — потоки, безбрежные потоки воздуха. Он просил их: помогите мне, принесите сил. И они тянулись, эти ветра, для которых не было преград.

Тянулись серебристым потоком.

Лир прикрыл глаза и кивнул:

— Хорошо.

Его туман сплетался с этим серебристым потоком, окутывал изломанную фигуру осколка, будто смывая темноту, и чернота отступала. Менялась форма, перетекала туманом, и Лир тянул к ней руки, прижимал к себе — крохотную новую форму, вкладывал то, что не мог вложить раньше.

Голос его ломался от усталости, хрипел, будто рвался изнутри:

— Я… даю… даю тебе… эту форму.

Туман свивался в крохотное тело.

— Я… даю… тебе… имя… имя…

Но у него уже не хватало сил произнести, он сам будто таял, и только глаза смотрели в глаза Бризу.

Лир протянул ему новорожденный осколок и кое-как выдохнул:

— Назови.

Бриз понял его, почувствовал: назови его за меня.

В его руках, окутанная завитками тумана лежала крохотная гончая ужаса, и белесые клубы вокруг тела казались мягкими.

Бриз выдохнул, вплетая силу, выдохнул то единственное правильное имя, которое пришло откуда-то извне теплым потоком ветра:

— Пушок.