Глава 4.1 (2/2)

— Годы шли, а сны повторялись все чаще. Иногда умирал кто-то из детей.

— Иногда мы слишком мало давали, — признал Смит, опустился на землю и устало потер лицо ладонями.

Бриз и без слов знал, что случилось дальше, каждое слово было как отрава, заползало внутрь склизкое и черное, отравляло мысли.

— Мы начали заманивать в город других. Туристов. Иногда приезжали их близкие — искали пропавших. ФБР заглядывало.

— Но они ничего не нашли, — Лир неприятно усмехнулся.

И Смит не стал отрицать:

— А что они найдут? Весь город знает правду. И никто не расскажет. Никто не хочет умереть из-за монстра.

И они покупали свои жизни и жизни близких, расплачивались чужими смертями. Они не пытались справиться с тварью — Бриз не знал, смог бы так.

Наверное, нет.

Даже после того, как встретил черную фигуру в полицейском участке.

Может, он просто не умел так сильно бояться. А может, просто не понимал людей, потому что сам не был человеком.

— Понятно, — бесстрастно сказал Лир. — Хорошо. Когда умер первый мальчик, сны приснились его родственникам?

Смит покачал головой:

— И соседям. А потом и к другим — в соседних районах, потом и на другом конце города.

Лир поморщился, потом подошел к лопате и наклонился, поднял ее:

— Тогда это все. Мы уходим.

Бриз вздрогнул — совсем этого не ожидал:

— Погоди, совсем все? Ты не заставишь его копать?

Лир повернул к нему голову, вздернул бровь:

— Он и так все рассказал.

— Да, но раз ты принес лопату, кто-нибудь должен ею копать, — Бриз сказал это, и почувствовал себя ужасно глупо. Потому что Лир ведь и так это понимал. Не мог не понять.

— Еще одно слово, и этим кем-то станешь ты.

Он резко отвернулся и пошел к машине, и Смит крикнул ему вслед:

— Ты так и оставишь меня здесь? Бросишь в лесу? Я могу умереть.

Лир остановился, обернулся к нему с неприятной ухмылкой:

— Можешь. И я не стану по тебе плакать.

И когда он пошел к машине в следующий раз, человек больше ничего ему не говорил.

Бриз полетел следом молча. И даже смеяться над дурацкой лопатой не хотелось.

Перед глазами стояло ущелье, заваленное трупами и то, как устало и обреченно смотрел Смит, когда говорил о вопросе цены.

И о готовности платить.

***

Как только они оказались в машине, Лир повернулся к Бризу всем телом, потянул на себя и поцеловал. Долго и обстоятельно, так, что перехватывало дыхание, и волной поднимался изнутри страх — тот самый, смешанный с возбуждением страх, как когда летаешь в грозу и вокруг сверкают молнии.

Бриз сам не заметил, как закрыл глаза, позволил себе исчезнуть в поцелуе — чувствовать только Лира, его рот, его язык. Шершавую ткань мантии под пальцами.

А потом Лир отстранился, и Бриз недоуменно моргнул, приходя в себя. Мог бы убрать руку с рукава, и не стал — тепло чужого тела было приятным, грело ладонь.

— Терпеть не могу людей, — сказал Лир, откинулся на спинку сиденья.

— Мы и правда уедем без него? — Бриз помедлил, но потом все же пересел поближе, прислонился головой к плечу Лира. Тот взъерошил его волосы. — Здесь же лес, звери могут загрызть.

— Дорога рядом, как-нибудь выберется. После всех убийств, мне его не жаль.

— Как думаешь, он мучается? — спросил Бриз, обернулся в сторону леса, где они оставили Смита, но того не было. Он не шел за ними. — Из-за того, что сделал.

— Я думаю, он привык. Люди быстро привыкают убивать.

Бриз не хотел об этом думать, вообще не хотел думать про Смита и этот город, о монстре, что держал всех в страхе, и потому попросил:

— Можешь, поцеловать меня еще раз? — смутился и добавил. — Если тебя не затруднит, конечно.

Он никак не мог понять, когда можно о таком просить, когда нельзя. Боялся ошибиться.

— Очень затруднит, — серьезно сказал ему Лир, потом фыркнул и все же поцеловал, на сей раз легко и недолго, но прикосновение успокаивало. В этот раз страха не было, вообще никакого: Лир сдерживал себя.

Бриз облизнул губы и вежливо отозвался:

— Спасибо.

Что произошло дальше, он даже не понял сразу. Просто пальцы Лира в его волосах вдруг сжались почти до боли, дернули назад, заставляя запрокинуть голову, и губы накрыл уверенный, обжигающий рот, язык толкнулся в рот — властно, настойчиво, и Бриз задохнулся.

Почувствовал, как заходится сердце — бешено, как не хватает воздуха и от возбуждения кружится голова. До боли хотелось почувствовать тело Лира на своем, кожей к коже, почувствовать его жесткие бедра между своих ног, и… да, почувствовать его в себе.

Бриз застонал…

И Лир отстранился снова, выдохнул и поправил растрепавшиеся волосы:

— Не за что, юный Бриз. Обращайся, — потом он завел машину и повернул обратно к городу.

Бриз невольно облизнулся, хотелось сохранить вкус на губах — приятный, немного дымный. Хотелось еще — даже немного обидно было, что Лир так быстро прервался. Глупо, конечно, Бриз же и так получил на целый поцелуй больше, чем просил.

— Что ты теперь будешь делать? Ты же не вернешься в участок? Вдруг, там еще кто-нибудь с пистолетом. Людей с пистолетами обычно больше одного, правда?

— Как минимум, в этой стране, — фыркнул Лир. — Раздают оружие всем подряд, а потом убивают друг друга.

— Тем более лучше держаться подальше, — заметил Бриз. — Чтобы не убили тебя.

— Я и не собираюсь возвращаться в полицейский участок. Все, что я хотел узнать от людей, я уже узнал.

Он прибавил скорость, дорога мягко стелилась под колеса, и ели по краям дороги казались черным частоколом.

— Точнее, я узнал главное, — Лир нахмурился. — Я ошибся. Мы имеем дело не с парва мету. Это нечто принципиально иное.

***

— Парва мету примитивные духи, — пояснил он не отрываясь от дороги. — Они как ошметки разумного страха — проникают в мысли людей, внушают паранойю и странные идеи. И даже если вызывают кошмары, то только у одной жертвы, может, у двух. Но не у целого города.

Бриз обхватил себя руками, подтянул колени к груди:

— Ты же говорил, что вокруг много страха. Может, этот парва стал сильнее.

Лир улыбнулся одними уголками губ, бросил на него взгляд вскользь — довольный, будто Бриз сказал что-то важное, что-то чего Лир от него не ожидал:

— В этом и дело. Парва мету могут проникать в кошмары только пока слабы. Потом они вырастают и уже не пролезают в сознание людей.

Бриз спросил осторожно:

— А ты? Ты тоже не пролезаешь? Ты ведь не можешь вызывать кошмары?

Лир отозвался с достоинством:

— Я мог когда-то, когда у меня еще не было имени и формы, сама способность спит внутри меня. Но человеческий сон слишком ограничен.

То есть он бы просто не влез.

— Вообще ты совсем не толстый, — утешил его Бриз. — Я бы даже сказал, тебе надо чаще питаться.

— О, не сомневайся, я планирую отлично тобою пообедать, — усмехнулся Лир, и Бриз почувствовал, как сладко заныло от страха и предвкушения внутри.

— Да. Здорово, — Бриз неловко кашлянул. — Замечательный план, я совсем не против. Ты только расскажи еще, что узнал.

— Я думаю, мы имеем дело с осколком, — сказал Лир.

Бриз так часто слышал это «осколок» — осколок Карна, различал мельчайшие оттенки того, как это произносили. С отвращением, пренебрежением.

И он думал — а каково другим, таким же как он. Где они? Есть ли они где-то, и если есть, захотели бы встретить его?

— Я не могу проникать в кошмары сам, — сказал Лир, не глядя на него. — Но я мог бы вложить такую способность в осколок. И осколок это не мелкий клочок ужаса, это полноценная личность. Личность с именем, и способностью планировать.

— Я ведь тоже осколок, знаешь, — тихо отозвался Бриз. — Думаешь, он такой же как я?

И если да, то что он думал о Бризе? Считал ли его способным на убийства? На…

— Конечно, нет, — Лир фыркнул, будто услышал нечто очень глупое, и Бриз только тогда почувствовал, что может нормально дышать, оказывается, затаил дыхание, боясь ответа. — Осколки друг с другом не связаны. Это просто способ размножаться.

Бриз совсем не ожидал этого услышать.

— Размножаться?

— Сейчас об этом мало, кто помнит, — равнодушно ответил Лир. — Незримые стали слишком походить на людей, переняли их формы и их особенности. Большинство новых духов рождается. Но когда-то этого не было. И мы создавали новых духов из себя — отделяли свою силу в отдельное существо. В осколок. Он развивался, рос, накапливал новые знания и становился сильнее.

— Я думал… Думал, что это случайно, — заметил Бриз, голос прозвучал тихо и слабо. — Ну, знаешь… на кого-то напали, и откололся осколок.

— Глупость какая, — Лир фыркнул, и Бриз вдруг почувствовал себя совсем крохотным. Незначительным. Просто глупым осколком, даже не полноценным духом. — Создание осколка требует сил, внимания и времени. Иначе получится нечто уродливое, неполноценное.

Бриз ничего не знал о Карне — только, что другие духи его ненавидели. И не мог представить, что тот создал осколок специально. Что вложил в него силы.

— Осколки — это дети, — бесстрастно, будто пояснял что-то совершенно очевидное, сказал Лир. Словно и не замечал, что переворачивал мир Бриза. — Жаль, что об этом стали забывать.

Столько лет обвинений, брошенных в спину: осколок Карна, проклятый ублюдок.

Годы одиночества.

— А если осколок создал кто-то жестокий? — голос показался чужим, тяжелые слова не хотели ложиться на воздух правильно, падали будто камни вниз. — Кто-то, кого все ненавидят?

Лир напрягся повернул к нему голову. Бриз очень боялся вопросов: кто тебя сотворил? Правда ли ты сын Карна?

— У осколка есть предрасположенность. Если я создам дитя из страха, оно будет любить страх, будет тянуться к нему. Но каким именно станет, решать только ему. Мы меняемся — все незримые, не важно, как мы появились — мы растем. И завтра можем стать не тем, чем были вчера.

Бриз спросил:

— А ты? Ты изменился? Что в тебе сегодня того, чего не было вчера?

— Я больше не хочу убивать людей, для начала. А еще я ослаб и остался один. Без союзников, и в моем доме хозяйничает какой-то жадный осколок. Перемен достаточно, и я не назвал бы их хорошими.

Бриз протянул руку, коснулся ладонью его предплечья:

— Ты же не один. Еще я есть, — и добавил неохотно. — И Малика.

Лир фыркнул, расслабился — чуть опустилась жесткая линия плеч:

— У Малики свои мотивы. Но у меня есть ты, — и потом он наклонился, и шепнул, будто секретом делился. — И ты мне нравишься больше.

От этих слов разгоралось что-то в груди, заполняло теплом до кончиков пальцев, от этого горели щеки, и хотелось одновременно отвести взгляд и не отрываться от Лира никогда.

Бриз смущенно кашлянул и сказал:

— Ты тоже. Нравишься мне больше Малики. Хотя ты и не такой красивый. Прости. Я же тебя не обидел?

Лир запрокинул голову и рассмеялся.

Он не обиделся и не сказал Бризу убрать руку.

И в тот момент все осколки, и даже все ужасы в городе не имели значения.

Бриз был просто собой. И не думал о том, кто и зачем его создал.

***

Городской архив располагался в старом здании с колоннами, и он чем-то неуловимо напоминал дом Лира, хоть и не был руинами.

Вокруг росли ели, окружали его частоколом, будто пальцы, которые тянулись к окнам.

— Здесь должны быть записи о смертях, — сказал Лир. — И о смерти первого ребенка, и о его доме.

Он снова сменил человеческую форму на привычную, сделал свою машину невидимой для людей, и Бриз в окно смотрел, как они проходят мимо, как неосознанно сторонятся, а потом хмурятся, не понимая, зачем это делают.

— Ты же и у Смита мог узнать, — осторожно заметил он.

Лир вздернул бровь:

— И он назвал бы мне адрес. Что мне за радость кружить по городу и искать улицы? А в архиве должна быть карта.

Вообще-то карта была и в полицейском участке, и взять ее можно было с самого начала, да и про мертвых детей там наверняка хранились бумаги — люди ведь все подряд записывали. Но Бриз не стал об этом говорить, опасался, что Лир захочет вернуться в участок.

— Тут же целое здание, — Бриз оглядел его от каменных ступеней крыльца до треугольной крыши. — Нелегко будет что-то найти.

В улыбке Лира поблескивали кончики острых зубов:

— Ничего. Я готов искать. Я найду этот осколок, который хозяйничает в моих владениях. Идем.

Он выбрался из машины, подал Бризу руку — спокойно, привычно, словно не задумывался об этом. Пальцы крепко и уверенно обхватили ладонь, и Бриз лег на воздух, позволяя утянуть себя следом.

— Духам запрещено убивать смертных. По крайней мере духам в незримой форме, — Лир подошел к ступеням, поднялся, придерживая ткань мантии. — Если бы осколок на кого-то напал, за ним отправили бы стражу.

Бриз помнил, как быстро появились Калем и Ридд после смерти девочки на перекрестке, и поежился — снова как наяву увидел росчерк крови на асфальте, обломки костей, и показалось, что ошейник затягивается на горле.

Он стиснул пальцы, и Лир сжал его ладонь в ответ, повернул к Бризу голову — и дышать сразу стало легче.

— Люди сами создали себе монстра, — Лир усмехнулся. — Наверняка осколок был слаб, он никак не проявлял себя до первой смерти.

— Томми Льюис, — тихо подсказал Бриз. — Смит так его называл.

— Верно, — Лир довольно улыбнулся. И его глаза, черные, как две капли чернил, блестели. Он наслаждался загадкой, тем, что нашел зацепку. А Бризу просто жаль было мальчика, которого он ни разу в жизни не видел. — Осколок его не убивал.

— Но он же приходил в снах, — Бриз нахмурился.

— Да, но после первой смерти. Не до нее. И я думаю до нее, он вообще не мог действовать.

— Я не понимаю, — признаваться в этом было страшновато, и Бриз был готов, что в ответ Лир назовет его глупым, как многие до него, как все у кого Бриз пытался спросить за что? Почему его избегают?

Лир улыбнулся, снисходительно и довольно:

— Иначе осколок проявил бы себя раньше. В кошмарах, в слухах — если он собирает страх и смерть, он бы пытался вызвать их с самого начала.

— Но он начал со смерти ребенка.

— Именно, — Лир обернулся к нему, подался ближе. — Мальчик утонул. Он не умер мгновенно, он боялся перед смертью. И именно этот страх и эта смерть дала осколку силы. Осколок его не убивал.

Бриз сглотнул, подумал, что не хотел об этом знать, спросил только:

— А кто его убил?

Лир перестал улыбаться, сказал спокойно и веско:

— Никто его не убивал. Ребенок просто утонул, так бывает. Его смерть не была преступлением. Только началом.

Бриз помолчал, и только потом неловко заметил:

— Смит говорил, что сны приснились его семье.

— И соседям. То есть тем, кто был близко — я думаю, логово осколка где-то неподалеку. Духи привязываются к местам, которые дали им силу. А значит, если я найду адрес…

Он не договорил, усмехнулся хищно, и Бриз закончил за него:

— Ты найдешь и осколок.

А что потом? — хотел спросить он.

Что, если его нет дома? Что, если он есть?

Что, если он нападет на тебя?

— Верно, — улыбка Лира стала шире, он потянулся рукой к двери, и она распахнулась сама.

В дверях стояла высокая пожилая женщина, она смотрела прямо вперед выцветшими светлыми глазами, улыбалась — широко и бессмысленно.

И жутко.