Глава 3.2 (1/2)

От автора: приятного чтения, любимые читатели и огромное спасибо за поддержку и донат)

***

Лир зашипел.

Бриз даже поймал себя на мысли, что, кажется, научился предсказывать, когда это происходит. И знал, что сразу следом появятся шипы, и гончие ужаса, и ленты тумана.

— Ты угрожаешь мне в моем же доме? Ты? Мальчишка-ифрит?

Лир откинул одеяло, резким, решительным жестом.

Видимо, он забыл уже, что едва не пострадал от старухи и ее крыс.

Калем дернулся, отступил на шаг, но потом стиснул кулаки — было видно, что его трясло. И от злости, и наверняка от страха.

— Я тебя сожгу. Плевать, что потом. Ты… ты больше не тронешь Бриза.

— Со мной все хорошо, — Бриз попытался встать, показать, что Калем зря волновался. Но ничего не вышло, тело не слушалось, и он рухнул обратно, на мягкий матрас.

Ладони Калема вспыхнули пламенем, оно сгустилось на кончиках пальцев, и Бриз как-то понял — почувствовал внутри себя, что вот-вот оно превратиться в поток.

Лир исчез, а через мгновение появился за спиной у Калема, схватил его за шею, дернул назад.

И пламя сорвалось, взметнулось вверх, и захлебнулось, когда Лир прижал Калема к себе. Поцеловал — внезапно и грубо.

И Бриз застыл.

Он видел — глотки, один за другим. Лир питался, пожирал страх Калема, и усиливал его, чтобы съесть еще.

И откуда-то у Бриза вдруг взялись силы — не встать, подхватить себя ветром и бросить вперед. Он вцепился в рукав Лира, повис всем весом:

— Хватит! Хватит, не ешь его! Лир!

Тот дернул рукой — оттолкнуть, сбросить. И Бризу хотелось кричать, что так нельзя. И что Калем такого не заслужил.

И еще какая-то постыдная, отвратительная часть внутри требовала: ешь только меня. Никого больше, только меня.

Но Лир его не слушал, и не собирался останавливаться.

И Бриз потребовал, сам не знал, откуда пришли слова, но они отдались внутри, будто он повторял что-то позабытое, древнее — что-то, что само по себе имело силу и власть:

— Я требую долг!

Лир замер, застыл, прижимаясь к Калему губами, а потом медленно отстранился. Глаза у него были жуткие, и такие черные, будто из них выглядывала самая страшная, самая темная ночь.

— Ты… ты сказал, что ты мне должен, — быстро сказал ему Бриз. — Что расплатишься.

Лир разжал пальцы, и когти исчезли, втянулись в пальцы. Калем рухнул на пол, судорожно глотая воздух.

— И ты решил потребовать расплату сейчас? — голос у него был как лед, тот самый, который выстуживал Бриза изнутри, растекался вместо крови по венам. И от которого Лир спасал своим теплом.

— Мне не хочется, — честно признал Бриз, сил держаться в воздухе больше не оставалось, и он опустился к Калему, положил ему руку на плечо, но тот оказался слишком горячим, до боли. — Но это же Калем. И ты на него напал.

— Твой Калем, — Лир будто откусывал слова, выталкивал меж заострившихся зубов, — вломился в мой дом. На мою территорию. И хотел сжечь меня заживо. И ты защищаешь его?

Раньше Лир смотрел на Калема свысока, не слушал его угрозы, а теперь — Бриз видел — воспринимал всерьез.

Потому что пострадал в пещере?

Потому что перестал считать себя неуязвимым?

— Ты прав, — Бриз сглотнул, потянулся вверх, чтобы дотронуться до его рукава, но Лир дернул рукой, отступил на шаг. Он злился, и его злость сама по себе была как шипы, колола невидимыми иглами. — А Калем нет. Но я не дам его съесть. Т-ты… ты мне должен, ты сам это сказал. И я хочу…

Он замолчал, потому что страшно было договаривать, и Лир смотрел на него так, как никогда раньше. Со злостью и недоверием.

С подозрением.

— Чего? Чтобы я дал себя сжечь? Терпел, когда врываются в мой дом? Ты забыл кто я, юный Бриз? Я Король Ужаса, я не король ничтожеств.

— Я… я не думаю, что есть король ничтожеств, — кажется, он сказал что-то не то. Он вечно говорил что-то не то. Правильные слова исчезали, терялись где-то у него внутри, и Бриз не находил, что сказать. — Я хочу…

Намного страшнее было говорить это, когда Лир так смотрел — напряженный, злой.

Идеально прямой и уверенный в своей правоте.

Он выглядел… ну, да, как разгневанный король, только в тот момент это не казалось, ни пафосным, ни смешным.

— Говори, Бриз.

— Я хочу, чтобы ты ел только меня.

***

Лир моргнул, и лицо у него на мгновение стало… растерянным, недоуменным. Будто он совсем этого не ожидал, а потом он фыркнул, высокомерно и снисходительно:

— Нет. Забудь об этом. Это невозможно.

— Но ты… ты обещал, — Бриз сглотнул комок в горле, подумал: ему больше нечего было сказать. Лир мог есть кого угодно, и наверняка, не хотел есть только его. Особенно когда рядом были другие духи, красивые, как Калем.

— Обещал я или нет, это невозможно. Я не умру от голода, но мне не хватит сил вернуть страх людям. Ты не сможешь кормить меня сам.

Лир с самого начала это знал, что Бриз не будет единственным, что станет… прижимать к себе кого-то еще, целовать, пугать сладко и невыносимо одновременно.

И Бриз чувствовал себя так глупо, что не подумал об этом раньше.

— Я могу не трогать твоего Калема, раз уж тебе это так важно, — спокойно предложил Лир. — Даже если он оскорбил меня и угрожал мне.

— Бриз просто добрый, тебе не понять, тварь, — Калем с трудом сел, уцепился горячими пальцами за плечо Бриза, чтобы не рухнуть обратно на пол, и хотелось сбросить его прикосновение. — Он пытается всех защитить, даже ценой собственной жизни.

Его все еще трясло, и он так во всем ошибался: Бриз не был добрым.

Он был жадным.

Впервые встретил кого-то, с кем чувствовал себя красивым. С кем-то, кто его хотел. Кому нравилось его трогать, говорить с ним, кто обещал его защищать.

И кого обязательно нужно было защитить в ответ.

Бриз просто не хотел делиться. И чувствовал себя из-за этого ужасно.

— Мы без тебя разберемся, чего и кого хочет Бриз, — раздраженно отозвался Лир, подошел к ним. Он казался таким высоким, строгим, до него даже страшно было дотронуться. А потом он вздохнул, наклонился и протянул Бризу руки. — Не лежи на полу. Ты еще не отошел.

Бриз помедлил, обхватил его за шею, и Лир выпрямился, поднял его легко, как кота. Или как духа, который удобно умещался на руках.

— Это же из-за тебя ему надо восстанавливаться, — процедил Калем. — Ты чуть не убил его.

— И я обещал за это расплатиться. Назови условие, — сказал он Бризу. — Выполнимое условие. И я его приму.

Бриз уткнулся носом ему в шею, потому что точно не смог бы произнести такое, глядя Лиру в лицо.

— Я могу никогда не есть твоих друзей. Раз пожалеть одного Калема тебе недостаточно.

— Не целуй их, — шепнул Бриз.

Лир застыл, повернул к нему голову:

— Что?

Бризу никогда еще не было так стыдно. До слез, и все лицо горело:

— Не целуй тех, кого ешь. Никого кроме меня.

Калем приподнялся:

— Что? Что он попросил?

Лир молчал долго, и смотрел серьезно, торжественно. А потом кивнул:

— Хорошо. Никого кроме тебя.

Он повернулся — мазнул по полу рваный подол мантии — в несколько размашистых шагов дошел до кровати, и уложил Бриза под одеяло:

— Оставайся в постели.

Он и сам сел на край, посмотрел на Калема сверху-вниз, поверх длинного аристократичного носа:

— А твой друг объяснит нам, почему прилетел в мой дом, и как нашел нас.

***

Калем ничего не говорил, пока не поднялся и не сменил форму на человеческую.

Там, где он раньше сидел остались подпалины.

— Мы ждем, мальчик, — сказал ему Лир, когда молчание затянулось. Он держал руку на плече Бриза, но страха не было, и прикосновение — уверенное и горячее — согревало и успокаивало.

Оно было таким приятным, что хотелось впитать его в себя, почувствовать всем телом.

— Я не обязан ничего объяснять, — мрачно пробубнил Калем, неохотно посмотрел Лиру в глаза и добавил. — Я расскажу только ради Бриза. Не для тебя.

— Ты в моем доме. Не забывай об этом.

— Это вообще не дом, а руины, — Калем недовольно поморщился, огляделся по сторонам. А Бризу захотелось… просто взять его и потрясти, чтобы тот перестал дразнить Лира. Но, наверное, друзья так не поступали.

Вместо этого он высунул руку из-под одеяла, положил поверх чужой ладони — на всякий случай, чтобы если Лир снова разозлится, суметь его удержать.

Тот хотел что-то сказать Калему, даже открыл рот, а потом посмотрел на Бриза, недовольно поморщился:

— Не делай так. Я еще голоден. Мне тяжело не питаться.

Но он сдерживался ради Бриза, ограждал его от себя и от страха, и его прикосновение было просто прикосновением. Бережным, уверенным и приятным.

— О. Прости.

Бриз не удержался и сжал его пальцы прежде, чем убрать руку.

— Ты и так загнал его в кровать, едва не убил. Потерпишь без еды, пиявка, — Калем, похоже, совсем не умел молчать, и пугался — а он пугался, Бриз видел — почему-то после того, как говорил гадости древнему Королю Ужасов, а не до, как сделали бы все нормальные духи.

— Я все еще жду ответ. Что ты здесь делаешь?

— Это все из-за пламени, — Калем отошел к дальней стене, сел в массивное, старое кресло. С подлокотников скалились ужасно уродливые резные львы. — Бриз… и до тебя пострадал. Едва не умер, и я поделился с ним пламенем жизни. Это чтобы спасти, мы ифриты…

— Я в курсе, — холодно перебил Лир. — Я знаю, на что способны ифриты. Хорошо, это объясняет, почему Бриз светится. И откуда он взял пламя для атаки. Но не объясняет, зачем ты появился.

Бриз нахмурился, потому что вообще-то не светился. Ни разу за собой такого не замечал, и точно не делал этого нарочно.

— Я почувствовал, что он использует пламя, — Калем устало пожал плечами. — Это же мой огонь внутри него. Я подумал, ты пытаешься его убить, — он невесело, криво усмехнулся, и сразу показался намного-намного старше. — И я был прав.

— Но все было не так, — вмешался Бриз. — Лира чуть не съели крысы, и какая-то ста… — говорить «старуха» показалось ему слишком грубым, а как ее звали он не знал и неловко исправился, — бабушка. Я хотел его спасти. И как-то… почувствовал, что могу принести пламя, знаешь, как приношу запахи или звуки. Вот так все и вышло. Ну, правда, потом Лир шипел, и сильно злился, и случайно на меня напал.

Лир вздохнул, потер переносицу и попросил:

— Перестань, пожалуйста. Он и так считает меня абсолютным злом.

— Ты и есть зло, — фыркнул Калем, в глазах зажглись огоньки. — Разозлился и напал на того, кто тебе жизнь спас? Это что за дерьмо?

— Я голоден, — с достоинством, холодно отозвался Лир. — Я потерял контроль.

— Да, конечно, — наверное, он зря пытался объяснять, Калем явно ему не верил. — Сегодня ты потерял контроль, завтра еще что-нибудь случится. У таких как ты, всегда найдутся оправдания.

— Не говори так больше, — попросил его Бриз. Рад, на самом деле рад был видеть Калема, и что-то внутри будто разгоралось ярче, грело изнутри, но их споры с Лиром изматывали. — Пожалуйста.

Калем открыл рот, наверняка поспорить, но почему-то передумал, помолчал и только тогда ответил:

— Ладно. Но я ему не доверяю.

— Невероятно, — сухо заметил Лир. — Мне не доверяет мальчишка-ифрит. Я глубоко шокирован.

— И ты тоже не спорь, — сказал ему Бриз. — Иначе это никогда не закончится. Калем, со мной все хорошо. Я отдохну, поем запахов, станет легче.

Бриз почти никогда не болел, да и травмы получал нечасто — как-то раз наткнулся на молнию в облаках, еще однажды с разлету зацепился за острые шипы ограды — она была старая, и в ней жило немного человеческого волшебства. Ограда оставила у него на боку длинные красные раны, и тогда Бриз сильно перепугался, не знал, что ему делать. Спрятался в облаках, обернулся ими, окрашивая их своей кровью в грязно-розовый, а на следующий же день почувствовал себя намного лучше — сумел поесть запах супа и молока. И довольно быстро восстановился.

— Правда. Я не очень сильный, зато живучий, — он пожал плечами, повернулся чтобы удобнее было смотреть на Калема, и улыбнулся, не потому что ему было весело, а чтобы ободрить. Люди постоянно так делали, и им улыбались в ответ.

Калем только нахмурился сильнее:

— Ты не восстановишься. Бриз, ты не понимаешь? Я вложил в тебя пламя. Чтобы ты мог жить. А ты потратил часть этого пламени. Не важно для чего. Пламя часть меня, оно восполняется только, если я рядом.

Бриз сглотнул, беспомощно посмотрел на Лира, потому что не знал, что ему делать и что сказать.

— Значит, — спокойно сказал Калему Лир. — Ты останешься.

Он произнес это уверенно, без злости:

— Я напишу Ламмару. Передашь ему мое письмо, потом собери вещи и возвращайся. Я подготовлю для тебя комнату.

Калем недоверчиво хмыкнул:

— Вот так просто, да? Ты же меня терпеть не можешь.

— Верно, — безразлично подтвердил Лир. — Но ты нужен Бризу, значит, ты будешь здесь.

Бриз неловко поежился, попросил:

— Ты только не заставляй Калема. Я думаю, я и без него не умру. Я не так плохо себя чувствую.

— Ты не умрешь, — вмешался Калем, — но недостаток пламени все равно скажется. Ты ослабеешь, будешь болеть.

— Вот видишь, — нерешительно сказал Бриз. — Не так уж страшно. Люди же постоянно болеют, и ничего. Правда, живут совсем мало.

Пальцы Лира сжались у него на плече — крепко, почти до боли. Выскочили когти, и тут же пропали.

— Ты останешься в моем доме, — сказал он Калему.

— Думаешь, я против? — тот невесело усмехнулся. — Я согласен, я хочу помочь Бризу. Ради этого готов кого угодно терпеть, даже тебя. Но Владыка меня не отпустит. Я же стражник.

Лир улыбнулся одними губами, взгляд оставался ледяным, жутким:

— Он не откажет мне. Не сомневайся. Там в камере я мог попросить любого из вас, или всех сразу. И Ламмар согласился бы. Он не показывает другим то, что боится потерять.

Калем фыркнул:

— Да, ты явно его не любишь. И не очень я тебе верю, но готов рискнуть. Лишь бы помочь Бризу. Так что пиши свое письмо, посмотрим, что скажет Владыка.

***

За Лиром интересно было наблюдать. Даже за самыми обычными вещами — как он сидел, спокойно и расслабленно, задумчиво постукивая кончиками пальцев по подлокотнику, или как ходил — широкими, уверенными шагами. Будто видел перед собой какую-то цель и шел не просто так, а к ней.

Бризу вообще нравилось смотреть, и за людьми, и за незримыми. Они были разные — отличались друг от друга, и от самих себя. Будто они были мозаикой, а каждое новое состояние — фрагментом, кусочком определенного цвета: в злости, радости, в горе.

Лир неуловимо менялся, когда писал письмо. Был одновременно и расслаблен и сосредоточен, и Бриз смотрел на него во все глаза, потому что в тот момент Лир был очень красивым. Длинные пальцы аккуратно сжимали перьевую ручку, слова ложились на лист ровными строчками. В уголках губ обозначились крохотные морщинки. И Бриз даже подумал, можно ли его поцеловать, но не рискнул спрашивать при Калеме.

Потом Лир скрутил лист в свиток, и туман обвился вокруг него кольцом, скрепляя, превратился в терновник.

— А без этого нельзя? — недовольно спросил Калем. — Как я его понесу, он же колючий?

— Осторожно, — высокомерно отозвался Лир. — Ты понесешь его осторожно, как и полагается носить письма короля. Передай лично Ламмару в руки.

— Да, да, понял, не тупой, — фыркнул Калем, забрал свиток, и кивнул Бризу. — Я еще прилечу, ты отдыхай пока. Даже если Ламмар откажет, у меня выходной завтра. Смогу навестить. А ты, — он нахмурился, посмотрел на Лира. — Хоть сегодня не будь мудаком. Не ешь его, дай прийти в себя.

— Я и не собирался, — с достоинством ответил Лир.

— Это только сегодня, — поспешно добавил Бриз. — Потом я обязательно тебя покормлю.

Нужно было добавить что-то еще, поблагодарить Калема за то, что появился, и за то, что беспокоился. Но Бриз так и не придумал, что сказать, чувствовал себя из-за этого ужасно неловко.

И заговорил, только когда Калем уже был в дверях. Сумел выдавить:

— Спасибо.

И боялся, что Калем не услышит, или не поймет и спросит за что.

Но тот только обернулся, улыбнулся и кивнул, как будто и так все понимал:

— Без проблем. Обращайся.

А потом он ушел, и Бриз с Лиром наконец-то остались наедине.

Лир откинулся в кресле, выдохнул и устало помассировал переносицу, и сказал:

— Он превратит мою жизнь в кошмар. И не только он.

— Я не буду, — пообещал Бриз, потянулся к нему. — Честно-честно. Ты только скажи, что делать, чтобы… ну, не превращать твою жизнь в кошмар.

Лир усмехнулся, коснулся его руки в ответ, сжал пальцы:

— О, я говорил вовсе не про тебя.

Бриз вдруг заметил, что как-то непривычно потемнело вокруг — хотя в доме Лира до того было светло, за окном уже разгоралось утро. А в углах сгущались тени, шевелились, извиваясь.

— Э, Лир? — Бриз нервно поежился, подался к нему.

Тени наползали на стены, заливали их как чернила — снизу вверх.

— Кажется, кошмар уже начался.

Нежный переливчатый смех заполнил комнату:

— Как грубо. А ведь я примчалась, как только смогла. Так скучала по тебе, мой Король Страха.

Чернота добралась до потолка, расползлась по полу.

— Оставь мою комнату в покое и выходи, — фыркнул Лир. — Раз уж ты так скучала.

Бриз моргнул, и в следующее мгновение тени исчезли, и в комнате снова стало светло.

Только стояла в центре высокая черноволосая женщина:

— Ты совсем не бережешь меня, милый, — усмехаясь в ответ сказала она, щелкнула длинными когтями. — Ты же знаешь, я не люблю свет.

Бриз напрягся, боясь, что она кинется, как старуха с крысами. Он не знал, хватит ли у него сил использовать пламя Калема еще раз, не убьет ли это его. Прогонит ли женщину?

Она была очень красивой, со смуглой кожей и волосами в которых сияли звезды, на лбу светился полумесяц.

И казалась опасной и очень сильной, ее присутствие — прохладное, темное, заполняло воздух, и казалось, что Бриза сдавливает с двух сторон ее сила и сила Лира.

— А я не люблю жалобы, — спокойно сказал Лир. — Ты пугаешь Бриза.

Она фыркнула, и ощущение давления исчезло. И осталась просто красивая женщина, которая усмехнулась снова:

— Ну, так обними меня, милый, и покажи мальчику, что бояться нечего.

Она раскрыла объятья, и Бриз хотел уцепиться за мантию Лира, сказать: не ходи.

Но Лир только вздохнул, будто вся ситуация его раздражала, а потом потянулся к ней сам, обнял и прижал к себе.

— Малика, я же просил. Стучи в дверь, когда приходишь.

Она рассмеялась своим переливчатым смехом:

— Ни за что, милый. На твою дверь даже дышать страшно. А стучать тем более, — потом она перевела взгляд на Бриза, улыбнулась красивыми алыми губами и подмигнула. — Видишь, мальчик. Я совсем не страшная. Ты тоже можешь меня обнять.

Он повыше натянул одеяло, постарался незаметно отодвинуться к изголовью кровати, подальше от женщины. Малики, Лир так ее называл:

— Нет, спасибо, тетенька, — как можно вежливее сказал он и добавил. — Что-то не хочется.

У нее округлились глаза — черные, и казалось, что внутри вспыхивала и гасла звездная пыль. И Бриз понял, что похоже, снова сказал что-то не то. Хотя что еще он мог сказать, ему совсем не хотелось ее обнимать.