Старые незнакомцы (1/2)

— Ну что, знакомое лицо?

Я тупо пялилась на монитор. Сквозь внезапную бесслезную пелену (очевидная психосоматика) рассматривала Тора, сына Одина. Фил стоял за моей спиной: я видела его отражение на экране, но не разворачивалась. Если посмотрю в глаза — проиграю жизнь. Ещё одна черта агента Коулсона, не занесённая в его досье: необходимость быть с ним честной сдирала любое враньё самой себе вплоть до кожи. Бежать от прошлого в его присутствии было невозможно.

Мораль диктовала, что у друзей секретов нет и быть не может, а жизнь качала головой и со всей силы швыряла меня по закоулкам прошлого, и я тряпичной куклой оседала на острые углы. Время осыпалось сквозь мои пальцы, как труха, и я стояла, пусторукая, пустодумная, пялилась на фото Тора и пыталась придумать, как совладать с шоком, подобным удару Мьёльнира, и как бы ловчее соврать Филу.

Локи учил меня гениально юлить, уплывая от правды, но врать Филу Коулсону у меня никогда не получалось. Это он отделывался от меня отговорками о засекреченных данных и шуткой о том, что я ещё не доросла до восьмого уровня — и ведь каждый раз у него это получалось! Всё, что я могла — честно промолчать.

— Ты знаешь, что я не отвечу.

— Тебе и не нужно. Твоё тело напряжено и не двигается, ты слишком ровно и коротко дышишь и не моргаешь. А этот парень уложил лучших солдат за пару минут, и его нет в наших базах. Я умею складывать переменные.

— Не припомню, чтобы мы с тобой про матанализ говорили.

Я отвечала на беспилотном режиме, словно рот сам формулировал фразы, основываясь на какой-то старой программе, написанной больше для смеху, чем для серьезной ситуации. Плыла сквозь туман и облака, не отличая одно от другого.

Тор не смог поднять молот. Я не знала, что произошло, но явно ничего хорошего. У меня внутри в бензин уже давно забросило спичку: что-то случилось с Тором, с молотом, с Асгардом, что-то происходило, наверное, прямо сейчас, а я стояла с пустыми ладонями, иссушенная шестью веками без магии, лишенная прощения и честного имени, лишенная права, чтобы обо мне помнили. И что-то похожее было отчего-то написано на лице принца.

Он вообще владеет магией? Гром над нашими головами — он ли его устроил или совпадение? Где Всеотец? Где…

— Скади.

Я вернула пространству взгляд и обнаружила, что Фил трясёт меня за плечо.

— Что? Прости, я…

— Профессор Рэндольф приехал. Ты идёшь?

Я кивнула. Сжать кулаки, отсчитать пятнадцать секунд и восемнадцать шагов по коридору, перехватить нить пульса и отмерить себе ровное сердцебиение, мысленно отхлестать по щекам и, моргнув чуть дольше положенного, представить под веками зелёный свет. Коротко. Вспышкой. Найти точку опоры, остановиться за креслом Колсона, чтобы не смотреть ему в глаза. Глотнуть силы из его воздуха, чтобы выдержать остаток этого дня. Как странно, что этот человек стоял на земле устойчивее, чем я. Наверное, потому что он был проще. Сейчас это преимущество.

Есть долг, есть работа. Пришло время второго.

Доктор Рэндольф оказался обычным мужчиной средних лет, слегка рыхлым, словно он кучу лет занимался тяжелым трудом, а теперь позволил себе совершенно расслабиться. А ещё он любил женщин, и это было заметно по масляному взгляду. Услышав моё имя, он вздрогнул и поинтересовался:

— Ваши родители, должно быть, любили мифологию?

Я рассмеялась отточенным звуком, записанным на диктофон привычки.

— Прадедушка любил. Меня назвали в честь бабушки — вот она полностью соответствовала этому имени, а я, так, максимум снеговика слеплю.

Мы пожали друг другу руки, и кончики пальцев обожгло, словно статическим ударом прошибло — но я знала, что это была магия. Та, что текла в венах всех жителей Асгарда, эликсир надолго отсроченного старения, замедленной жизни. Дыхание Идунн легло мне на кожу, вызвало мурашки. Я во все глаза уставилась на Рэндольфа. Пауза затягивалась, и он первый её оборвал, скомкав, будто черновик с неудачным уравнением:

— Не многие помнят богиню зимы. Все обычно останавливаются на парочке имён.

— Например, имени Тора? — предложил Коулсон.

Я ретировалась за спинку его кресла, приняла оборонительную позицию в слепой зоне его всепонимающего взгляда. Посмотрела на Рэндольфа — тот следил за мной.

Шесть сотен лет выскользнули через пальцы, словно я пыталась сжать в кулаке горсть воды. Ни одного аса я не встретила за шесть веков, а сегодня Вселенная решила дать мне сразу двух: незнакомца и когда-то неплохого друга. Хельмово Провидение, за что ты так со мной?

— Тот объект — как думаете, профессор, может ли он быть… — я замолчала.

— Молотом Тора? Вы же понимаете, что это сказки. Когда-то люди придумали богов и…

— И всё же, с неба падает штука, которую никто не может оторвать от земли, и выглядит это как молот. Профессор, если бы сказки ожили, мог бы это быть Мьёльнир?

Рэндольф потупил взгляд, надолго задумался, словно пытался свыкнуться с мыслью о том, что он теперь историк, а не филолог. Я знала, о чем он думал на самом деле: взвешивал риски. Оценивал последствия правды и лжи.

— Да, — наконец сказал он. Поднял голову и взглянул на меня. — Это может быть молот Тора.

Что-то схлынуло с меня в этот момент. Возможно, вера во что-то. Почему-то я думала, что он соврёт.

— Отлично. — Коулсон встал. — Нам понадобится ваше заключение о символах на этом объекте. За сколько управитесь?

— Минут сорок.

Фил развернулся ко мне:

— Агент Тэйт, проводите профессора к объекту. Я допрошу нашего гостя.

Мы с Рэндольфом остались одни и несколько секунд сверлили друг друга глазами. Потом молчание лопнуло, проткнутое звуком грозы, мы оба вздрогнули.

— Пойдёмте, мистер Рэндольф, — сказала я севшим голосом. — Уверена, вас заинтересует наш объект. Вам доводилось видеть вблизи… хм, что-то из космоса?

Я обогнула его и остановилась у двери.

— Нет, мисс Тэйт, — донеслось мне в спину.

— Тогда загадывайте желание.

Внутри сознания, похожего сейчас на наполненный дыханием стеклодува раскалённый шар, навигатор сам напоминал о поворотах и коридорах. Помогал избежать столкновения с углами и стенами, предостерёг о лестнице. Я кивнула охранникам, выставленным у молота вроде армии оловянных солдатиков, окруживших какую-то игрушку из дерева. Вблизи от молота исходило легкое гудение, на которое Рэндольф не обратил внимания: в нём-то никто не запирал магию. А память о моей силе всхлипнула, выплеснулась в кончики пальцев и затылок, обожгла кожу изнутри. Бездна взывала к бездне, зияющее чёрной дырой отсутствие магии было замечательным радаром для магии чужой, для любого, едва заметного всплеска. Рэндольф благоговейно подошёл к Мьёльниру, протянул ладони, но не посмел коснуться.

— Это правда он, — шепнул он. Со стороны могло показаться, что это лишь восхищение профессора, который вдруг обнаружил настоящий исторический артефакт, о котором писали с двенадцатого века. Верхушка айсберга.

— Да, верно. — Скрестив руки на груди, подошла поближе. — С этим разобрались, круто. Новый вопрос: что он здесь делает?

Мы посмотрели друг на друга. Глаза Рэндольфа были древними, старше моих. Никогда не видела его при дворе: он либо был воином, либо просто поданным. Но однозначно — когда-то он был в Асгарде.

Не припомню, чтобы до меня кого-то изгоняли на Землю. Я просто VIP: новый вид наказания изобрели специально для меня.

— Я не знаю, — сказал Рэндольф, и я понимала, что он честен.

Только что проку от честности, если мой принц сейчас сидит в допросной комнате, будто лишенный как и я магии, а передо мной асгардец, которого я ни разу в глаза не видела? Это какое-то вторжение? План Одина? Шутка Локи?

При мысли о последнем стало больно.

— Ладно, — порыв спрятать лицо в ладони и забыть обо всём происходящем я скомкала в кулаке. Проснуться бы сейчас от будильника в пять сорок пять, выйти на пробежку, позвонить Тони, чтобы выдернуть его из кровати и напомнить о совещании в одиннадцать. Потом услышать, что он уже десять минут как бодрствует и будильник по имени Пеппер меня опередил. Окунуться в обычную жизнь, в которой нет памяти о вечности и чужом небе, — жизнь, в которой у меня никогда не было прошлого, принцев, золотого города и обещания быть рядом. Жизнь, в которой не было меня.

И вот та жизнь ушла, стала речным песком, наступил 2011 год по земному летоисчислению, а я настоящая, саламандра бессмертная, стояла посреди штаба Щ.И.Т.а в Нью-Мехико у молота Тора, смотрела на незнакомого аса и не знала, что делать.

— Ладно, — мантра, заклинание, которое может отмотать время назад и вернуть мне спокойствие, потерянное больше года назад в день встречи с Коулсоном. Заклинание, которое не работает, потому что магии во мне не соберётся и на искорку, не то, что на обращение времени вспять. — Делайте, что нужно, расшифруйте символы. По мере своих человеческих способностей, конечно. Буду ждать вас в кабинете через сорок минут.

Рэндольф кивнул, и я выползла из отсека. Периметр был окружён солдатами, без лиц и имён, где-то сверху в гнезде сидел Бартон. Я вернулась в коридор, никого там не нашла и вышла к аналитикам и консультантам, сновавшим около компьютеров.

— У кого-нибудь в этом штабе есть пачка сигарет?

***</p>

Он вышел ко мне через минут тридцать. Буря улеглась, изредка налетая на штабные стены с рявкающими приступами ветра, но и это уже не пугало. Я забралась за угол и курила. Туфли измазала в грязи и расхлябанной земле, но это не имело значения. Я больше не знала, что имеет значение.

Рэндольф молча остановился рядом. Протянул ладонь, и я вложила в неё пачку сигарет с зажигалкой.

— Я передал своё заключение агенту Коулсону. Вообще, сигары более подходят для наших органов чувств, — негромко пробормотал он. Выглядел как хирург, который только что провёл самую сложную операцию в жизни. — Но я всегда предпочитал трубку.

— Я предпочитала не курить. Двадцатые отбили желание брать в рот всякую гадость.

— О да, — короткая, несмелая, но искренняя улыбка мелькнула на его губах. — Хотя за абсент им спасибо.

— И за джаз.

— М-м, пожалуй. Но я навсегда останусь верен музыке барокко, — теперь он улыбнулся шире, умасленный каким-то приятным воспоминанием.

Я ударила его в шею, когда он затянулся вновь, и пока он, сложившись, выкашливал дым, заломила запястье. Зашипела в ухо:

— А теперь внимательно и чётко. Как долго ты здесь?

— Ты очумела?! Пусти меня! — дёрнулся из захвата, но у меня отняли только магию, не физические силы.

— Говори, — я надавила на руку сильнее, запястье Рэндольфа захрустело.

— Я здесь уже тысячу лет, — просипел он.

Молния громыхнула, ошпарила глаза светом, и я потеряла бдительность. Рэндольф вырвался, ударил под дых и со всей силы опрокинул меня на землю. Под спиной зачавкала грязь, размытая прошедшей бурей, и стало невозможно быстро встать — руки разъезжались. Рэндольф привалился сверху и сжал мне горло пятернёй:

— Что ты тут делаешь, Хельм тебя подери?

Я задохнулась на глотке воздуха. Взбрыкнула, ударила его каблуками в грудь, и пока он, отлетев, поднимался, сама быстро встала.

Я маленькая, юркая и не предназначена для битв лицом к лицу.

Очередная молния ударила меня в глаза.

— Похоже, разговор зашёл в тупик, — обрывая буквы дыханием, резюмировала я.

Видел бы нас Фил… Но я выбрала угол в слепой зоне, и теперь не понимала, хорошо это или плохо. Рэндольф был сильнее меня, и, судя по всему, одна из догадок подходила: в Асгарде он был воином. А я уже двадцать лет не держала в руках оружие, и вся физическая подготовка ограничивалась пробежками и редкими походами в спортзал. Ну, согну я кочергу в бублик, какая теперь разница, если со мной не человек, а асгардец?

— Мне просто интересно, — прорычал он, подходя ко мне, но, кажется, бить пока не собирался, — что в Мидгарде делает богиня зимы и почему она, во имя Идунн, пытается меня прикончить?

— Прикончить? Я бы даже вырубить вас не смогла.

— Превратить в ледышку — запросто.

Рёбра ныли — скоро заплачут. Я отошла, неровно, проваливаясь в землю, и привалилась к балке.

— Не превращу. Магии нет. Максимум — выбью зуб, если повезёт.