Часть 82 (2/2)

– Папа...

– Лукас,– удивился Леонидас, поднимая на него глаза и стягивая сидевшие на носу очки,– какими судьбами? Ты же сказал, что вы с Жади не придёте сегодня на ужин, как обычно. Как твоя жена? Ей лучше?– тихо задал он вопрос, не вдаваясь в подробности, потому что не хотел, чтобы его ещё совсем маленькая дочь хотя бы косвенно становилась частью этих жестоких событий, услышав о них от других.

– Ей немного лучше...– кивнул Лукас, не уточняя, что лучше Жади, потому что она надеется на выживание ребенка сестры. Впрочем, может она права? Выросший с прагматичным отцом, он мало верил в предчувствия, а вот Жади верила. Когда пропал нефрит Жади, она говорила, что это предвестник плохого. И разве не посыпались после этого неприятности одна за другой?

– Привет, Лукас!– улыбнулась брату Тина.– А я сегодня все-все примеры посчитала правильно, представляешь?

– Это замечательно,– улыбнулся парень.– Не хочешь немного отдохнуть и сходить посмотреть, что у Далвы на кухне вкусненького? У нас с папой будет взрослый и скучный разговор, тебе не понравится,– замечая, что Тина не так уж хочет уходить, он добавил шёпотом,– и я уверен, что почувствовал аромат бананового торта...– как он и предполагал, девочка быстро убежала на кухню.

– Итак, ты не просто так пришёл, чтобы навестить отца...– вздохнул Леонидас, предчувствуя проблемы, судя по лицу сына. Он обратно надел очки, словно готовился к деловому разговору.– Ну ладно, что случилось? Что ты натворил?

– Я натворил?– невольно рассмеялся Лукас, вытаскивая кассету из кармана.– Я бы включил для наглядности, но боюсь, что не смогу посмотреть это ещё раз... Здесь ты и племянница Альбиери...– парень опустил голову, не замечая, как ужас пересекает лицо Леонидаса.– Вино, свечи, шкуры... Сегодня утром запись пришла сюда по почте, а я по ошибке забрал вместе со своей посылкой...

– О, Господи!– воскликнул Леонидас.– Ты это видел!

– Мы с Жади видели...– криво улыбнулся Лукас.– И я едва уговорил её не идти с этим прямиком к Иветти... Я не хочу вмешиваться в твою личную жизнь, папа, но...

– Эта девчонка совсем с ума сошла!– разозлился Леонидас, перебивая сына.– Подожди только, когда я до неё доберусь! Эта вся история – сплошной позор, провокация! Алисинья решила поиграть со мной, но она не подумала, с кем имеет дело! Верь или не верь, но я не виноват! Девчонка меня опоила, и скоро я получу результаты анализов в качестве подтверждения!

– Ты серьёзно?– опешил Лукас.

– Ну конечно, стану я врать!– возмутился его отец. Он поднялся и быстро закрыл дверь в кабинет.– А теперь послушай, как всё было на самом деле!– пустился в рассказ Леонидас.

***</p>

– Ты правда ждёшь, что я собираюсь врать о результатах анализов?!– возмутился Альбиери, уставившись на наглую девушку перед ним.– Барбитураты <span class="footnote" id="fn_30254943_0"></span>, ты с ума сошла! Подсыпать это Леонидасу Феррасу, если бы я только знал...

– Вы бы точно так же попросили его взять меня на работу, чтобы спасти свою шкуру,– усмехнулась девушка.

– И с чем ты их смешала?– спросил доктор.

Алисинья как ни в чём не бывало развалилась в кресле для посетителей, только нагло усмехаясь на вопрос доктора. Правда на себя она совсем не была похожа: с ярким макияжем, изменившим черты лица, рыжим париком и большими очками, которые сняла в кабинете и крутила на пальце. Она порадовалась, что в своё время окрутила некого молодого медбрата – некого Эшкобара – в клинике Альбиери, и тот даже не задумался, зачем ей это, когда она попросила его сообщить, если в клинику нагрянет Леонидас Феррас. Парнишка и дальше будет ей полезен, а если начнёт упрямиться – намекнёт, что расскажет его жене об их случайной связи. Он был бы очень лёгкой добычей, надумай она окрутить Эшкобара, не то что Леонидас Феррас,– умудрился же затеять слежку, и приходится теперь бродить в этом дурацком обличии!– только зачем ей не закончивший ординатуру бедняк без связей, подрабатывающий медбратом, так ещё женатый и с ребёнком! Нет уж, пусть это ”счастье” остаётся с законной женой!

– С виагрой,– Алисинья перекинула ногу на ногу,– достаточно, чтобы он мгновенно возбудился, если вида моего голого тела будет не достаточно... Ну и ещё один препарат, чтобы ускорить дурманящее влияние барбитуратов, я не была уверена, что смогу задержать его на час или два. И к чему мне, чтобы он уехал домой и разбился где-то по пути? Потом меня же обвинили бы в убийстве, я бы не успела убрать Иветти и охранника из офиса, так ещё и всех слуг Феррасов, которые могли что-то слышать, незаметно! Я уже молчу о камерах наблюдения, случайных прохожих... Нет, это слишком опасно!

Доктор в ужасе смотрел на девушку, не веря своим ушам. Как можно настолько хладнокровно рассуждать о многочисленных убийствах, отказываясь от них только потому, что мала вероятность убрать все улики? Они с Эдной приютили в своём доме чудовище!

– Ты...

– Кто? Чудовище? Аферистка?– усмехнулась Алисинья.– Слышала уже...

– Ты не племянница Эдны!

– О, вы и это уже поняли? Ну ничего, вы ничего никому не расскажете, иначе тот же час весь мир узнает о ваших экспериментах с клонированием...– она могла почуять отдалённый аромат холодного пота, которым покрылся в это мгновение Альбиери.– И вы подделаете анализы Леонидаса Ферраса, а в своё время дадите мне справку о беременности, подтвердите это лично в лицо Леонидасу Феррасу, разыграете растерянного дядюшку, и не скажете никому ни словечка правды, да если понадобится, вы даже ребёнка украдёте и уложите мне на руки, хотя я предпочла бы закончить ”беременность” выкидышем... Но я же не знаю, сколько мне времени понадобится, чтобы женить его на себе!

– Леонидас ни за что не женится на тебе в здравом уме, ты сошла с ума!

– Может и так,– пожала плечами Алисинья,– одна я не справлюсь... Но вы же мне поможете, сделаете всё, чего я только пожелаю, лишь бы однажды утром на всю Бразилию, на весь мир, не прогремела новость... Надо же, даже не один, а сразу два человеческих клона! И ни одного разрешения, даже люди, которых вы втянули в эксперименты, даже не подозревали о ваших планах... Вас лишат лицензии, может даже посадят в тюрьму, весь мир будет вас обсуждать, ваши давние друзья и даже ”тётя” Эдна, которая от вас просто без ума, вас возненавидят, станут проклинать... А что будет с вашими подопытными крысятами? Их же закроют в лаборатории и будут ставить опыты, как они будут плакать, звать любимого ”папочку”...

– Хватит!– взмолился Альбиери, в ужасе от того, что она озвучила самые страшные его кошмары. И в её силах всё это воплотить в жизнь!

– У вас, конечно, есть шанс меня остановить, если пойдете с повинной и расскажете тому же Феррасу правду... Ну же, облегчите душу, Аугусто...

– Не называй меня так!– резко отозвался он.

– Почему? Потому что ваша бедная погибшая невестушка так вас называла, и вы не можете слышать это имя ни от кого другого, особенно от такой дряни, как я?– издевалась аферистка.– О, тётушка Эдна много говорила, когда выпивала вина, сетуя, что её драгоценный муженёк так её и не полюбил, какая жалость! Право слово, для злого гения вы слишком уж сентиментальны... И учтите, если вы планируете сейчас выпустить себе пулю в лоб, не советую, потому что я и после этого вас ославлю на весь мир и выпишу вашим ”подопытным” путёвку прямиком в лабораторию!

– Ты безумная... По тебе сумашедший дом плачет!– бормотал Альбиери.– Ты же разрушаешь семью!– воскликнул он, хотя где-то на задворках сознания таки понимал, что девчонке глубоко наплевать на разрушенные семьи и жизни, если уж она настолько хладнокровно говорила о предполагаемых убийствах.

– Гениально!– зааплодировала Алисинья.– Может ещё скажете, что я должна пожалеть малявку, которая за всю свою никчёмную жизнь не знала ни одного лишения, потому что она поплачет, когда мамочка и папочка разведутся, а папочка женится на злой тётеньке? Ну так вот,– жёстко припечатала Алисинья, в её глазах в это мгновение плескались самые разные эмоции от безумия до дикой боли, а на губах появилась дикая улыбка,– мне глубоко наплевать... Никто не жалел меня, когда я была маленькой, не рассказывал сказочки и не говорил, как меня любит. Никто и не думал пожалеть, когда я не смогла поступить, потому что все места в захудалом колледже в нашем городке были уже проплачены, никто обо мне не заботился, когда я вынуждена была драить полы, чтобы ютиться в захудалой комнатушке на чердаке... Я должна была думать о себе сама, если я не обеспечу себе безбедное будущее – никто мне не поможет! Никто меня не жалел – и мне никого не жаль!

Вскоре девушка вышла, оставив Альбиери в ужасе размышлять о том, во что превратилась его жизнь. А не он ли сам загнал себя в ловушку?

– Альбиери, нужно поставить печати в...– вошедшая в кабинет Эдна запнулась, увидев мужа в таком состоянии.– Ты плачешь, Альбиери?

Женщина буквально накануне вернулась из Ангры вместе с дочерью, понимая, что так и не дождется приезда мужа, который очередной раз поставил свои личные дела выше семьи. Когда Альбиери до жути перепугался, увидев их на пороге в тот вечер, Эдна почти утвердилась в мысли, что у мужа есть таки любовница, но в доме обнаружился мужчина – давний друг Альбиери из Марокко. И Эдна была уязвлена до глубины души, когда Альбиери потребовал,– именно потребовал!– чтобы она уложила дочь в их спальне и не выходила оттуда, пока его друг не уйдёт. Неужели он настолько её стеснялся, что даже представить своему другу не удосужился? С того момента Эдна не говорила с мужем, были только сухие разговоры исключительно по работе, но когда застала его в таком состоянии, не смогла продолжать его игнорировать.

– Что случилось, Альбиери?– вопрошала она, приседая перед креслом мужа.

– О, Эдна...– рыдал доктор в отчаянии, уткнувшись в плечо жены.– Я в ловушке, Эдна... Я пропал...

– Что случилось, Альбиери?– испугалась женщина.– Скажи мне, я тебя всегда пойму...

– Я попал в ловушку, желая пойти против природы...– бормотал он.– Меня вздёрнут на виселицу! Или сожгут... Я сгорю на костре за свои убеждения, как Джордано Бруно<span class="footnote" id="fn_30254943_1"></span>! Ради меня могут возродить инквизицию, Эдна!

– Я накапаю тебе успокоительного...

– Оно мне не поможет, Эдна...– опять зарыдал доктор.– Мне уже ничего не поможет!

***</p>

Латифа открыла глаза в тёмной комнате, уже привычно различая все силуэты в полутьме. Она лежала в прострации, тупо уставившись в стену, на пробивающуюся сквозь жалюзи и плотные шторы крохотную полоску света, даже не пытаясь пошевелиться. Руки девушки сжимали плюшевого медведя – любимую игрушку Амина, если прижать к себе поближе, до сих пор можно было почувствовать запах детского мыла и ванили от печенья, которое то и дело тайком таскал с блюда маленький Амин. Чем больше она вспоминала, тёмные глаза опять наполнялись слезами, влажные струйки потекли по щекам, пропитав подушку влагой. Глаза и без того нещадно жгло, потому что она последние дни только и делала, что рыдала до исступления, а в день, когда устроили обряд погребения её мальчика, Зорайде пришлось просто опоить её очередной раз травой, потому что она выла и никакие убеждения, что нельзя плакать по ушедшим, ни в какую не помогали. Благо, хотя бы сида Абдула не было, иначе она бы не сдержалась и высказала всё, что накипело на душе, посмей он хотя бы заикнуться, что она ведёт себя неправильно. Новости застали дядю Мохаммеда, когда он покинул Фес, и приехать он сможет только через две недели. Мохаммед,– бледный, осунувшийся, рыдающий,– которого адвокат Саида сумел таки вытащить из тюрьмы, хотя он до сих пор оставался под подпиской о невыезде, а на улице дежурили по крайней мере пара полицейских, не посмел даже возражать против присутствия в его доме Жади и Назиры, и молчал, пристыженно опустив голову, когда Назира энергично его за что-то отчитывала. Нет, он пытался открыть рот, когда увидел её в объятиях кузины, но не сказал ни слова, только заикался с минуту, а потом отошёл, махнув рукой. Может испугался ненависти в её глазах? Или ему просто не до этого, не стоит таки забывать, что Амин был и его сыном, и Мохаммед его любил, хотя его глупость в итоге и погубила их мальчика – на этот раз в душе Латифы не проснулось ни капельки жалости к несчастному мужу. Она не удостоила его даже словом с тех пор, как он снова переступил порог этого дома – дома, где она и раньше не чувствовала себя своей, а теперь, когда нет больше её сына, ради которого она здесь и оставалась, уж тем более... А может дядя Али убедил её мужа, что давая ей время прийти в себя, Мохаммед сможет заставить её в итоге принять судьбу и помириться с ним? Ну уж этого точно никогда не будет! Латифа твёрдо знала, что она скорее вернётся в Фес и будет всю жизнь прислуживать на чужой кухне, порицаемая местными людьми за развод, делая самую грязную работу, но ни за что не останется в доме Мохаммеда! Новость о гибели сына переполнила чашу её бесконечного терпения – дальше уже некуда, пути назад больше нет! С неё хватит!

Внезапно Латифа испытала прилив невиданной ярости, дикой боли и энергии в одном флаконе, и вскочила с постели, попутно сдирая с себя ночную рубашку, пропитанную потом и слезами, а следом за ней – постельное белье, она действовала настолько резко, что несколько раз слышала, как рвётся ткань, но это её больше не заботило. А потом она толкнула дверь в ванную и вскоре встала под тёплые струи освежающего душа, растирая кожу мочалкой до красноты, будто хотела смыть с себя не только последние дни, но и целые годы, которые провела словно в лабиринте. Но она больше не собиралась здесь задерживаться! Ей нужно только получить развод и она раз и навсегда будет свободна от Мохаммеда, от этого дома, где она задыхается, как выброшенная на берег рыба. Боль и память о сыне не оставят её никогда, но если она останется здесь навсегда, точно сойдёт с ума!

Не прошло даже недели с тех пор, как она стояла в коридоре у лестницы, прижимаясь к Зейну, искренне уверовав наконец, что вправду сможет сбежать вместе с ним, тайком и под покровом ночи, украв у Мохаммеда сына, на что не решалась столько времени. Лучше бы она решилась раньше! Как удобно было бы сбежать ещё до переезда, в тот вечер, когда она подсыпала Мохаммеду снотворного, чтобы увидеться с Зейном под покровом ночи в саду их старого дома! Она могла забрать вещи и сына и уехать – Зейн ей предлагал! Она могла в принципе не возвращаться к Мохаммеду несколько лет назад, ещё будучи беременной, и позволить Жади помочь ей решить вопрос через местный суд! Даже если бы ничего у неё не получилось с Зейном, лучше было быть отвергнутой всей семьёй, тяжело работать и растить сына в одиночку, и пусть бы не нашлась потом Амину невеста в Марокко – сущая глупость, зато её мальчик был бы жив, рядом с ней! А может Аллах наказал её за запретные чувства? Отобрал её сына, её бедного мальчика, а Зейн – волна тепла на мгновение затопила душу вопреки застывшим внутри неё ледникам – лежит без сознания в больнице и до сих пор не приходил в себя, и не хотелось даже думать, что может и не проснуться – врачи должны быть правы, Зейн молодой и сильный и обязательно выживет! А ведь она в какой-то момент на него даже разозлилась. За то, что едва не погиб... За то, что бросился спасать её, а не её сына... Просила ли она её спасать?! Просила рисковать жизнью ради неё?! Но глупо было злиться на человека, который принял предназначенные для неё пули! Латифа задалась вопросом, а было бы всё иначе, сумей она вырвать из сердца эти чувства? Но разве тогда Мохаммед всё равно не ввязался бы в этот жуткий ”бизнес”? Только тогда последняя ниточка, удерживающая её в этом мире, прервалась бы раз и навсегда... Жади права: нельзя искать свою вину там, где виноват Мохаммед! Именно он погубил их Амина!

Девушка запила водой пару таблеток от головной боли. Посмотрела на часы: половина восьмого утра, примерно в это время внизу завтракают, а потом кто-то непременно заглянет в её комнату, но сегодня их будет ждать сюрприз, потому что она спустится вниз сама. Вернувшись в комнату, Латифа решительно открыла шторы, впуская свет в комнату. Слишком больно осознавать, что обычный цикл жизни продолжается, только теперь без её Амина, но с этой болью ей теперь жить всю свою жизнь. Натянув тёмную джеллабу, она собрала влажные волосы в высокий пучок, равнодушно замечая, что лицо бледное, а глаза красные и воспалённые. Ну и пусть, она не обязана хорошо выглядеть, никому она больше ничего не обязана! Латифа решительно толкнула дверь и спустилась вниз на кухню. Когда её заметили, все взгляды были прикованы к ней, но она смотрела только на Мохаммеда.

– Латифа...– умоляюще прошептал он, словно зная, что она намерена порвать все связи между ними.– Я прошу тебя, Латифа... Козочка моя...

– Я требую развода!– жёстко припечатала она.– И не называй меня больше своей козочкой!