Часть 58 (1/2)

Рассвет поднимался над старинным восточным городом вместе с призывом муэдзинов к утренней молитве, однако Саид уже давно не спал, уставившись в закрытое декоративными деревянными решётками окно, наблюдая, как город пробуждается, дабы начать привычный для местных жителей суетный день, полный забот, продолжающийся вплоть до глубокой ночи, когда улицы вновь пустеют. Мало что меняется в привычном укладе этого города, проходят дни и недели, превращаясь совершенно незаметно в годы и целые столетия, а тем временем проходят человеческие жизни, но заботы, переживания в общем-то у людей всё те же, меняются только люди, времена и нравы, но не сама жизнь...

Наконец наступил день, которого он так долго ждал и немного боялся, как того, что он не наступит, так и будущего, того, что будет после, сумеет ли он оправдать надежды его невесты,— день его собственной свадьбы. Учитывая пережитое за последние несколько лет, Саид не мог не чувствовать облегчение, что этот день таки наступил. Довольно продолжительное время молодой человек полагал, что навсегда останется в одиночестве и никогда не решится вновь пойти на риск связать себя узами брака. Не после того, как предыдущая невеста внезапно разорвала помолвку, когда всё уже было готово к свадьбе и его надежда была как никогда прочной, почти осязаемой, не после пережитой им агонии от мысли, что девушка, которая задела его сердце, никогда не будет принадлежать ему добровольно. Мог ли он даже подумать, что после такого сумеет почувствовать нечто настоящее к любой другой женщине? А брак без чувств ему был не нужен, не после того, как он успел понять, что может быть иначе, что можно смотреть на девушку и чувствовать нечто большее, нежели просто желание создать семью с подходящей женщиной. Нет, любовь была совсем иной...

Мысли марокканца вновь обратились к Жади... Его невозможная мечта, страсть и причина страданий, прекрасная роза с ядовитыми шипами, которые так вросли в самое сердце, что оно продолжает кровоточить, и даже проснувшиеся чувства к Рамиле, словно лёгкий освежающий ветерок ворвавшиеся в его серую жизнь, напоминающую после отказа Жади бездонную яму печали, тоски, ярости по утраченному, не способны были излечить незаживающие раны. Даже понимая, что девушка вероятно никогда уже не будет частью его жизни, он всё равно не мог до конца выбросить её из головы. А ведь пытался! Долгие месяцы пытался вернуться к привычной рутине и делам, вести жизнь, как прежде, и у него получалось очень хорошо играть в эти игры, только в душе постоянная тоска... Рамиля вернула его к жизни, заставила снова чувствовать нечто помимо уныния, видеть больше сквозь непроглядную тьму и верить в завтрашний день, но даже ей не по силам было вернуть прежнего Саида, сначала раненого равнодушием, пренебрежением племянницы сида Али, которая запала ему в душу, выжгла все сомнения, стёрла, будто никогда и не существовало, все его прежние планы на жизнь своим пламенным взглядом, оставляя только себя и свои глаза, в которые хотелось смотреть вечно, а потом убитого отказом Жади, которая должно быть и знать не знала, насколько сильно изменила его — Саида — жизнь, не знала, что часть его вечно будет думать, что было бы, стань она однажды его женой, не знала, а скорее всего и не хотела знать, не заботилась ни капли о том, что бросила его в геенну огненную, тюрьму собственных демонов, годами живущих в его душе, но никогда прежде не поднимающих голову, пока она одним своим решением не уничтожила всю его надежду на будущее с ней... Как могло быть так, что одна девчонка, каких наверное существует миллионы, могла изменить, перевернуть весь привычный жизненный уклад, заставить его сходить с ума от любви после единственного её взгляда, не почувствовав при этом ничего в ответ? Справедливо разве любить так сильно, но не получать ответа на свои чувства? Почему это случилось именно с ним?

Накануне вечером Саид задавался вопросом, какой была бы жизнь с Жади, стань она тогда его женой, и возможно именно потому ночью ему снилось, что она таки вернулась с дядей в Марокко, согласилась быть его женой, сказала «да» на роскошной церемонии, наряженная в традиционные кафтаны, расшитые жемчугом. Только в остальном сон был крайне далёк от мечтаний: от бесконечно грустных глаз невесты до отсутствия крови на брачных простынях, она смотрела со страхом и вызовом одновременно, он клялся убить Лукаса Ферраса; а потом были бесконечные сцены, возникающие из ничего и так же быстро заканчивающиеся: густые волосы Жади на подушке, которые ускользали из-под его пальцев, как только он хотел их коснуться, её губы отдалялись, стоило ему потянутся за поцелуем, она не хотела его и бежала прочь — в пустыню, пыталась улететь из Марокко — от него,— продавая золото, которое он же ей и покупал в надежде на ответную любовь, они разговаривали в этой самой комнате — спальне Саида — около окна, и она любила облокотиться на эту решётку, глядя в окно, порой с таким взглядом, точно хотела прыгнуть, будь здесь повыше, так наверняка прыгнула бы, если бы это значило, что убежит — от него, и уже даже неважно куда и к кому, лишь бы не с ним, редкие моменты нежности и зажигательные танцы сменялись очередной попыткой строптивой девчонки разрушить брак, они ругались, долго и жёстко, она не хотела детей, нарочно сыпала слишком много соли в его еду и прожигала рубашки утюгом, кричала — то требовала, то умоляла её отпустить, а он отказывался, не мог, был не в состоянии, пока она наконец не вывела его настолько, что хотелось сомкнуть руки на её шее и избавиться хоть так от страданий в её лице, но она бежала за защитой в дом дяди, радовалась словам о разводе, как наверно не станет радоваться ни одна другая женщина; а потом появилась девочка — весёлая, задорная, изящная в танце, точно как мать, бесконечно им любимая,— и уже Жади умоляла его принять обратно, и они жили спокойно, как он всегда мечтал, она даже не возражала против близости, но даже тогда была не с ним, даже пытаясь выбросить из головы бразильца, Жади никогда не была его — Саида, но спокойствие не вечно и вот она вновь убегает, кричит, ругается, сводит его с ума, а он с каждым днём всё жёстче, злее, бесконечно несчастный от того, что не может получить её сердце и душу, тело рядом, как оказалось, значит не так уж много, но он не получает ни того, ни другого, мужчин вокруг неё становится всё больше, пока он продолжает сходить с ума, и в конце-концов она таки уходит в ночь, навсегда, не задумываясь, что каждый её отказ убивает его, пока не остаётся только оболочка — успешного, счастливого человека, довольного жизнью, однако оболочка всегда остаётся оболочкой; Жади таки уходит к своему бразильцу и упивается своей радостью, пока вокруг него становится больше жён, больше детей, а в душе та же пустота, только девочка с улыбкой матери мелькает перед глазами, как редкий лучик солнца в вечной мгле, но и она однажды выйдет замуж, вылетит из семейного гнезда — и он останется одиноким, стареющим, горьким, даже если никогда не будет на самом деле один; он тянется к девочке, но образ тоже рассыпается, как зыбучие пески пустыни, как раньше образ её матери... На этом он проснулся, тяжело дыша, сорвал с себя одеяла и не смог больше сомкнуть глаз, даром, что на улице едва светало. Такой была бы его жизнь с Жади? Приснился ли ему этот сон специально в ночь перед его свадьбой в ответ на вопрос, который он часто задавал в пустоту? Глупо было верить в сны, но Саид чувствовал, что это нечто большее, нежели просто сон. Если такой была бы их жизнь, может прав дядя Али, что всё происходит только к лучшему? Может Жади ещё поступила с ним милосердно, не увеличивая только больше его зависимость от неё? Но почему же не получалось выкинуть Жади — чужую жену — из головы? По крайней мере у Саида из сна была дочь, которая улыбалась ему, как никогда не улыбалась её мать, отражение этой безумной женщины, которая выбросила его любовь на ветер, а у него этой девочки никогда не будет. Как же звали ребёнка? Во сне он не раз называл имя, но почему-то после пробуждения оно улетучилось, как и лицо было не чётким, расплывчатым. Так важно вдруг стало вспомнить имя ребёнка, как будто где-то в другом мире она впрямь существовала, а не была лишь игрой его сознания. Молодой человек горько усмехнулся: даже он сам в глубине души знал, что у них с Жади ничего бы не получилось. Так почему она попалась ему на глаза? Саид никак не мог понять, зачем эта девушка появилась на его жизненном пути, если не была его судьбой.

А потом он вдруг устыдился своих мыслей. Как можно думать о другой, когда сегодня его женой станет самая замечательная девушка, которая никогда не заставляла страдать, всегда была бесконечно мудрой, нежной, понимающей! Разве только в этом дело? Нет же, Саид знал, что любит Рамилю, он чувствовал это в своём сердце, которое мгновенно оживало, он сам был словно переполнен нежностью, стоило представить перед собой её нежное лицо! Только вот не понимал, как можно что-то важное чувствовать одновременно к двум женщинам... А как хотелось отдать всё Рамиле, которая заслуживала всей любви на свете, как никто другой! Несмотря на пережитые потрясения, девушка не обозлилась, не потеряла желание помогать людям, наоборот, стала солнцем, освещающим путь всякого заблудшего потерянного человека, каким невольно, сам того не заметив, стал он сам. Но именно тогда, когда тьма в его сердце казалась бесконечной, когда он поверил, что Аллах оставил, отвернулся от него, ему встретилась Рамиля. Должно быть, он был не достоин этой чудесной девушки: слишком порочный, не в состоянии забыть другую, отдать ей своё сердце целиком, он до сих пор цеплялся за прошлое, то, что уже никогда не будет его реальностью, не мог отпустить свои обиды и всецело посвятить себя будущему, которое ему предстоит построить вместе с женой. Так заслужил ли он любовь и понимание Рамили? Почему она решила отдать их ему, ничего не прося взамен, безвозмездно? Саид успел обнаружить, что его невеста похоже понимает любовь несколько иначе, нежели он: она неизменно благодарила за все подарки к свадьбе, однако при этом утверждала, что золото и супружеская любовь, понимание в браке, совсем не связаны с количеством золотых украшений в шкатулке, тем самым разбивая в пух и прах его теорию о том, что путь к сердцу женщины лежит через подарки. Рамиля говорила, что любовь купить невозможно, она возникает внезапно и полностью меняет жизнь человека. Вспомнилось вдруг, как он выбирал ожерелье в лавке ювелира ещё вовремя первой помолвки — с Жади: как не мог определиться, какое из дорогих украшений лучше всего покажет серьёзность его намерений, его чувства, думал, как рубины будут сочетаться с её густыми волосами и тёмными глазами, похожими на бездонные омуты, ловушки для души. Понимала ли она, что он хотел сказать этим подарком? Или считала тоже, что это попытка её купить? А может даже не задумывалась, потому что сердце уже было занято бразильцем?

– О, Аллах,— пробормотал Саид,— помоги мне избавиться от этого наваждения. Не ради меня, ради Рамили... Она не заслужила подобного...

Молодой человек мерил шагами свою спальню, которую с завтрашнего дня отныне и навсегда – он очень на это надеялся – будет делить с женой, и вдруг остановился от одного простого осознания: в его сне не было Рамили. Была Жади, вокруг неё крутилась вся его безумная жизнь, потом появились другие — юные, красивые, но при этом пустые, а может просто не для него их содержание, но Рамили нигде не было, она не появилась, чтобы успокоить душевные тревоги, упорядочить бесконечный хаос, в который медленно превращалась его жизнь. Получается, они так и не встретились? Рашид чувствовал себя последним дураком в этот момент. В конце-концов, кто зацикливается на обычном сне настолько, чтобы мучить себя размышлениями, где же в мире сновидений потерялся определённый человек из реальной жизни? Понятно же, что сон — игра разума, мираж! Но ему стало вдруг так важно понять, где же была Рамиля в этом сумасшедшем мире, прямо как ранее было важно вспомнить имя той маленькой девочки. Забавно, но переключившись на другое, его губы вдруг сами собой прошептали имя:

— Хадижа...

Вот как звали его дочь из сна! Конечно, какое ещё имя он мог дать своей дочери? Именно так с раннего детства он хотел назвать свою дочь, и это имя он дал во сне воображаемой дочери от Жади, которой в реальности уже никогда не будет. Саид почувствовал, как что-то в его сердце сжалось от потери никогда не существовавшей девочки, чья улыбка была его единственным солнцем в том мире. Потому что Жади, вопреки всем его чувствам, никогда о нём не думала, всегда — по крайней мере, для него — была разрушением, а Рамили нигде не было. Рашид вдруг подумал, что мир, где он не встречал никогда Рамилю, был лично для него довольно мрачным местом. Так стоило ли за него цепляться? А что касается маленькой девочки, кто знает, может у них с женой однажды будет дочь? Конечно, он будет любить её не меньше, чем выдуманную девочку из сна, возможно, даже назовёт её Хадижей, как всегда хотел. Но даже если врачи ранее оказались правы касательно диагноза Рамили и ничего нельзя сделать, чтобы иметь родных детей, Саид уже решил, что никогда не возьмёт вторую жену, сколько бы не настаивал дядя Абдул. Достаточно уже того, что он не может всецело посвятить себя будущей жене, как бы не желал этого, не хватало ещё делить оставшуюся часть сердца между несколькими женщинами!

Сегодня для него начиналась новая глава жизни. И может быть, пора избавиться от напрасной надежды и перестать цепляться за мысли о Жади? Саид почти готов был пойти в свой кабинет и открыть закрытый на ключ нижний ящик стола, где хранились фотографии и вырезки из бразильских газет, но вдруг в дверь постучали и его решимость неожиданно обратилась в пыль — будет достаточно времени в будущем, чтобы разобраться с этим своим увлечением! А пока...

– Сид Саид,— заговорил за дверью женский голос, принадлежащий главной служанке,— прошу прощения, но вы просили вас разбудить... Пора начинать готовиться, сегодня ваша свадьба. Сид Абдул уже ждёт вас внизу.

— Всё в порядке, Мириам,— ответил он,— я уже проснулся!

***</p>

А невеста тем временем давно уже готовилась к одному из наиболее важных событий своей жизни: с самого рассвета вокруг неё крутились женщины — нанятые специально для сегодняшнего торжества рисовальщицы хной и бебериски, подруги и родственницы, среди которых были и будущие родственницы, которые вот-вот станут таковыми, когда шейх совершит обряд и она станет женой Саида Рашида, были разумеется жёны и служанки сида Али, который был настолько щедр, что предложил провести свадьбу в своём доме, поскольку оттуда легче добираться до отеля, где пройдёт вторая часть торжества. Свадьба будет продолжаться после первого дня ещё несколько дней, поскольку Рашиды род не бедный, однако они уже этого не увидят, поскольку уедут в медовый месяц,— не месяц, как таковой, всего несколько дней в Эс–Сувейре, прежде чем им придётся вернуться обратно в Фес, ведь у Саида очень много работы и он не может позволить себе бездельничать месяцами,— об этом ворчал сид Абдул, который тоже вызвался пойти в дом родителей Рамили накануне свадьбы вместе с племянником. Однако девушка была очень довольна не только тем, что увидит чудесный город-порт на берегу Атлантического океана, известный своими сине-белыми домиками, свежими морепродуктами, шумом океана, музыкой и атмосферой, олицетворяющей смесь Востока и Запада, но прежде всего тем, что эти дни они с Саидом проведут только вдвоём, впервые в качестве мужа и жены, не опасаясь, что их увидят вместе и что-то не то подумают, если они будут одни, не под постоянным контролем родственников, что было неизменным с тех пор, как официально объявили об их помолвке. Но перед отъездом была свадьба, шумное и богатое торжество по всем традициям, настолько роскошное, что у неё голова шла кругом при том, что выросла она в отнюдь не бедной семье, где будет гулять весь город, призванное не только отпраздновать их союз, но и отвлечь местных сплетников от недавних скандалов вокруг того же рода Рашид. А после главной части им предстояло удалиться в сопровождении гостей, музыкантов и танцовщиц, в гостиничный номер, где пройдёт первая брачная ночь. Девушка покрывалась мурашками, стоило подумать, как они с Саидом окажутся наедине, и как положено всякой молодой невесте, она конечно волновалась, хотя и знала, что её ждёт впереди. Об этом и думала взволнованная Рамиля, пока женщины танцевали и пели, кружили вокруг неё, желая всяческих благ в грядущей семейной жизни. Невеста даже не заметила за своими мыслями, как прошли все процедуры в бане, включая молочную ванну и массаж, а её руки и ноги украсили витьеватые узоры хной, где по обычаю скрыли имя жениха, ей сделали красивый восточный макияж, подчеркнувший лучшие черты, в густые волосы вплели жемчуг и драгоценные камни — синие топазы, гармонирующие с вышивкой её многослойного свадебного кафтана — первого из семи, в котором предстоит выйти к жениху после церемонии, ”очнувшись” только когда перед ней поставили зеркало, чтобы она посмотрела на себя. Нет, никто не заметил её задумчивости, потому что она улыбалась и хлопала в такт мелодиям, вежливо и радостно отвечала на поздравления, но при этом весь процесс был для неё ничем иным, нежели последней преградой на пути к тому, чтобы предстать наконец перед любимым мужчиной. Могла ли она представить себе, признавая, что влюбилась в Саида, что он захочет однажды жениться на ней? Полюбит ли он её когда-то хотя бы на десятую часть того, как она любит его?

– Дорогая, ты просто красавица!— улыбалась её мать, при этом утирая тайную слезу, ведь отныне её девочка принадлежит совсем другой семье и очень сложно для любой матери расставаться с дочерью, которая совсем недавно, казалось бы, была крохотной малюткой на её руках.— Как же быстро летит время! Пусть твой прекрасный лик всегда украшает такая же счастливая улыбка, как в этот день!

— Саиду очень повезло с невестой!— добавила с улыбкой находящаяся рядом Лара Зорайде, которая всегда была к ней особенно добра.— Да благословит Аллах этот союз!

— Счастья вам, Рамиля,— подала голос и находящаяся тут же, рядом с Зорайде, жена Мохаммеда,— я молюсь, чтобы вы с Саидом были очень счастливы в браке!

С Латифой невеста была ранее знакома, поскольку они не один год жили в городе, где все всех знают, и считала очень милой девушкой. Сегодня она улыбалась, хотя была в её глазах какая-то тайная печаль, которая почему-то бросилась в глаза Рамиле, вопреки тому, что супруга будущего деверя пыталась выглядеть счастливой, особенно после всех сплетен, которые ходили не так давно вокруг их брака с Мохаммедом. Возможно, она увидела эту маску, потому что сама не один год носила подобную, притворяясь, что старая боль больше не задевает её чувства?

— Спасибо, Латифа, я надеюсь, что мы с тобой подружимся,— улыбнулась ей Рамиля. Она надеялась, что родство девушки с бывшей невестой Саида не повлияет на их отношения. Впрочем, наверное она напрасно беспокоится по этому поводу, ведь кузина Латифы сама отказалась от свадьбы.

— Конечно, дорогая!

А потом невесту ”захватили” очередные гостьи, тоже желающие поздравить её с этим знаменательным днём, среди которых конечно особенно отличились её собственные сёстры, после чего Рамилю усадили в центре комнаты, а её мать начала читать свадебные стихи:

– Любите друг друга, но не превращайте любовь в цепи:

Пусть лучше она будет волнующимся морем между берегами ваших душ.

Наполняйте чаши друг другу, но не пейте из одной чаши.

Давайте друг другу вкусить своего хлеба, но не ешьте от одного куска.

Пойте, танцуйте вместе и радуйтесь, но пусть каждый из вас будет одинок,

Как одиноки струны лютни, хотя от них исходит одна музыка.

Отдавайте ваши сердца, но не во владение друг другу,

Ибо лишь рука Жизни может принять ваши сердца.

Стойте вместе, но не слишком близко друг к другу,