Ошибка по-колорадски. День минус первый. (2/2)

Впрочем, иногда ничего не предвещало, Дин в кои-то веки вёл себя прилично, но вдруг замечал, что в устремлённых на него глазах Сэма практически исчезает радужка, вытесненная расширившимися зрачками… и у него перехватывало дыхание.

Дин как раз мысленно расстегивал ремень на джинсах брата, запустив руку себе в боксеры — уже совсем не мысленно, и он убей не помнил, когда успел расстегнуть собственный ремень и сунуть руку туда, где уже ныл и истекал смазкой болезненно напряжённый член, когда Сэм снова досадливо дёрнул плечами и, не оборачиваясь, сказал:

— Чувак, сходи погуляй. Отвлекаешь.

…

Твою мать.

Дин не ожидал, что это будет так… не так. Настолько резанёт по живому.

В любой другой раз он посчитал бы слова Сэма за комплимент и сделал бы всё, чтобы отвлечь мелкого ещё больше. Хотя бы чисто из принципа. Но это были три недели вынужденного безделья, они оба лезли на стенку, и Дин и так сейчас делал над собой титанические усилия, чтобы не трогать брата, который впервые за всё это время стал похож на человека, но, как оказалось, этого недостаточно, и само его присутствие мешало Сэму развлекаться с его драгоценным фолиантом.

Так что это было словно неожиданный, предательский удар под дых.

Да пошёл ты.

Дин сдёрнул с вешалки куртку, и как был — с расстегнутым ремнём и не вспомнив про телефон, оставшийся на столике у дивана — так и выскочил из дома.

Соседский ретривер лениво приподнял голову и проводил его осуждающим взглядом.

— Пошёл ты, — вслух сказал Дин и показал ему фак.

За что заработал ещё один осуждающий взгляд, на этот раз от проходившей мимо старушки. Расстегнутый ремень тоже не ускользнул от её цепкого взора, и удостоился неодобрительного покачивания головой.

Дин почему-то вспыхнул, сжал зубы и уселся в импалу, припаркованную на подъездной дорожке, хлопнув дверью так, что задрожали стёкла.

Да что ж такое-то.

Он раньше никогда себе такого не позволял.

Дин погладил машину по рулю.

— Прости, детка, тяжёлый день.

Он выдохнул и посидел немного, успокаиваясь. В джинсах уже было не настолько тесно, и он застегнул ремень, но так и не притронулся к ключу зажигания.

Не хотелось.

Ничего не хотелось.

Кажется, три недели безделья сломали его вернее, чем тридцать лет на крюках в аду.

Он сам не заметил, как уснул, уткнувшись лбом в сложенные на руле предплечья, не видя, что Сэм пару раз выходил из дома, но, обнаружив его в импале, возвращался обратно.

Только когда вернувшаяся с работы Джоди постучала по стеклу пассажирской двери, Дин подскочил, рывком выдернувшись из какого-то нелепого, муторного сна.

— Просыпайся, Спящая Красавица. Ты что тут делаешь? — спросила Джоди без малейшего удивления в голосе, как будто спящие в машине перед её домом Винчестеры были тут в порядке вещей.

Дин потёр лицо ладонями, встряхнулся и мрачно ответил:

— Не мешаю Сэму.

— Не мешать Сэму можно и дома в спальне. Ну или в баре. Чего ты тут-то забыл?

Ну вот, им опять были недовольны и опять советовали, что ему делать.

Опять.

Даже сейчас, когда он сидел и никого не трогал.

И это была последняя капля. Та самая соломинка, которая ломает хребет верблюда.

Дин взорвался.

— Да кому до меня какое дело?! От меня всем нужно только одно — не мешать, и пока я с этим справляюсь, кому какая разница, где я, с кем я, и что я делаю?!

Джоди изумленно взглянула на него и выпрямилась, поджав губы почти как Сэм.

— Всем — это твоему брату?

— Всем — это всем, — раздражённо буркнул Дин.

Повернуть ключ зажигания, отжать сцепление и выжать газ, от злости чуть не забыв снять с ручника — через несколько секунд импала уже с рёвом неслась по дороге, распугивая вечернюю тишину.

То, что было потом, Дин запомнил только урывками.

Раскаленная добела, обжигающая ярость и обида предсказуемо привели его в какой-то бар, где он надрался (во всех смыслах) так, как не надирался последние лет уже — сколько? Собственно, со времен Сэмовой стэнфордской эры.

Две бутылки виски (это только то, что он помнил) и барные драки один против пяти давно уже не входили в его modus operandi<span class="footnote" id="fn_31615462_0"></span>.

И уж тем более, не в его привычках было хлопать проходящих мимо незнакомых девушек — пусть даже они ему с первого взгляда чем-то не понравились — по заднице с возгласом: «Эй, детка, знаешь кто я? Я охотник! Хочешь, на тебя поохочусь?» И обычно, если он приставал к девушкам, то в ответ получал игривую улыбку, а не сузившиеся от бешенства глаза, почему-то очень-очень близко к своим, и практически змеиный шёпот:

— Чтоб тебе, суке, до самой смерти охотиться.

Всё остальное было просто чёрным провалом.