Считая время (1/2)
Скоро конец лета, и всё та же I-275, на этот раз совершенно сухая и залитая солнечным светом, уведёт наконец братьев прочь от города-призрака, который почему-то запал им в душу — его прежнее величие, всё ещё чувствующееся в центре, его улицы, где с одной стороны дороги радостно сверкает огнями торговый центр, а с другой на него мрачно смотрит остатками выбитых стёкол огромное, опустевшее офисное здание.
Его крошечные зелёные парки с такими удобными скамейками на берегу озера Сен-Клер. Его мосты и транспортные развязки, которые, наверняка, с высоты птичьего полёта выглядят огромным причудливым цветком. Или тщательно вырисованной демонской ловушкой на существо, чьи истинные размеры превышают Крайслер-билдинг.<span class="footnote" id="fn_31207960_0"></span>
***
Сэм что-то рисует пальцем на спине у развалившегося рядом Дина.
Старший откровенно млеет, и даже не думает это скрывать.
Они оба только что из душа, и обоим слишком лениво одеваться.
По всему телу — ровная, удовлетворённая усталость, лёгкость, которая бывает только после качественной тренировки и качественного — очень качественного — секса.
Они не тренировались.
Они не могли оторваться друг от друга с тех самых пор, как, устроив себе тур по Детройту, вернулись в номер с намерением собрать вещи и выехать уже в тот же вечер.
Наивные.
Они даже представить себе не могли, насколько их всё это время грызла тоска друг по другу.
По прикосновения.
По поцелуям.
По возможности быть вот так — друг с другом, друг в друге, единым целым.
Они решают устроить себе выходной и отправиться в дорогу в понедельник с утра.
Они занимаются любовью. Не сексом, нет. Этот долгий, вдумчивый процесс, полный взаимного восхищения и ровного огня, невозможно назвать сексом.
Только любовью.
Они не говорят о любви.
Они ею живут.
В итоге парни остаются в городе ещё на три дня, один из которых полностью проводят в номере, только однажды — уже ближе к ужину — выйдя оттуда в кафе за едой на вынос.
И подслушанный в кафе обрывок разговора заставляет Дина прихватить с собой свежую воскресную газету.
Остаток дня они проводят в ноутбуке, в телефоне, в дневнике отца и в обсуждении того, что может стать причиной появления трёх трупов с множественными переломами, резаными и рваными ранами и обширными гематомами.
Абсолютно одинаковыми у всех.
И согласно отчётам всё тех же двух патологоанатомов, от нанесения первой раны до последней проходило не менее шести часов, причём, всё это время жертвы были живы, и даже в сознании.
Они приходят к выводу, что город-призрак всё-таки обзавёлся собственным мстительным духом.
Очень мстительным.
***
Дин делает ход конём, и сегодня они просыпаются в постели Сэма, подальше от вредного солнечного луча.
Но подальше от вредного младшего брата уже не проснёшься — да и не хочется, — и утро понедельника он встречает, борясь за одеяло, которое с него бессовестно стаскивают.
— Дин, вставай уже!
— Ну мамочка, я почти всю ночь не спал, неужели тебе меня не жалко? — и надо обязательно попытаться сделать щенячьи глаза. Не получится, конечно, в этом у нас профессионал Сэм, но попытка не пытка.
Предсказуемо, щенячьи глаза не помогают разжалобить брата.
«Ты смеешь использовать против меня мои собственные заклинания, Поттер?» — мелькает в голове услышанная где-то фраза.
— Сам виноват. Я предлагал спать ложиться, но кажется, у нас тут завелась небритая нимфоманка по имени Дин.
Старший Винчестер отказывается от борьбы за одеяло, чтобы ухватить младшего — который всё ещё не надел футболку — за руку, подтянуть к себе и провести колючим подбородком где достанет.
Достаёт по чувствительному участку на левом боку прямо над кромкой джинсов, и Сэм отскакивает от него чуть ли не на метр, заодно дёрнув за руку так, что Дин валится с кровати на пол.
Хм.
Он в горизонтальном положении, брошенное одеяло валяется тут же, и можно им укрыться.
Чистая победа. Только подушки не хватает.
Правда, ему тут же прилетает довольно чувствительный пинок по заднице — всё ещё очень болящей, между прочим.
— Сэм, ты бьёшь лежачего. Не спортивно.
— Пока ты тут валяешься, там, возможно, в полном разгаре процесс появления четвёртого трупа.
А вот это уже удар ниже пояса, и Дин без дальнейших слов поднимается и идёт в ванную.
Мимоходом накинув одеяло на голову Сэма.
А то чего он тут голым торсом опять сверкает.
За рулём сегодня Сэм, потому что Дин после вчерашнего «марафона» предпочитает либо стоять, либо лежать, и в импале он полулежит на заднем сидении.
Парни едут на Гаррисон-стрит, к бывшей жилой пятиэтажке на кучу подъездов, от которой сейчас мало что осталось.
Именно там, в развалинах холла первого этажа, пару дней назад обнаружились три трупа. Все трое — старшеклассники местной школы; по всей видимости, они пришли на развалины, чтобы, спрятавшись от посторонних глаз, выпить пива и курнуть травки. Несколько пустых жестянок из-под пива, две полные банки и три недокуренные самокрутки валялись там же.
И никаких признаков ни преступника, ни орудия — или орудий — преступления.
И никто ничего не слышал, а кричать, судя по оставшимся ранениям, должны были громко и долго.
Детектор ЭМП ещё на подходе чётко и внятно объявляет, что дело явно пахнет потусторонними сущностями, но во время осмотра Винчестеры не находят ни одной.
Возможно, у духа сейчас неприёмные часы, и нужно будет вернуться ночью.
Они едут в полицейский участок.
Несмотря на впечатляющее название, Отделение полиции Детройта Хайланд Парк, всё на той же Вудвард Авеню, втиснуто в одноэтажное офисное здание между горводоканалом и отделом с недорогой женской одеждой.
Асфальт и тротуар перед оплотом безопасности города-призрака уже давно потрескались и пошли волнами, зелёная растительность пробивается сквозь бетон у самых дверей участка, как торжество живого над мёртвым, но это, по всей видимости, никого не волнует.
Уже знакомый чернокожий детектив по первому требованию выдаёт парням все материалы по делу, но не уходит, оставив их вдвоём в кабинете, как в прошлый раз, а стоит рядом, с нечитаемым выражением на лице.
— Что-то не так, детектив Стейнерс? — настораживается Сэм.
— Да тут всё не так, агенты, — помолчав, отвечает тот. — Даже официально.
— А неофициально? — спрашивает Дин.
— А неофициально — чёрт меня побери, если я уже однажды не видел эти раны.
Он выдвигает из металлического стенда ящик с папками и вытаскивает оттуда ещё одно дело.
— Три года назад этот парнишка, Ник Томпсон, пошёл в свою старую квартиру на Гаррисон-стрит — похоже, хотел забрать что-то забытое. Зачем он пошёл туда именно под вечер, не знает даже его мать. Здание уже давно было аварийным, и жителей расселили. Вы знаете, что у нас периодически сносят старые дома? Ну или просто подрывают аварийные, чтобы они не обрушились сами в самый неподходящий момент. Обычно это делают по ночам. На праздники бывает по несколько взрывов в городе, мы привыкли, вроде салюта получается. Этот дом подорвали как раз когда Томпсон был там. Здание даже проверяли, проходили по этажам, окликали, но, судя по найденным возле трупа наушникам, парнишка просто не услышал бригаду подрывников. Трагическая случайность. Он рухнул с третьего этажа вместе с обломками здания, прямо на разбитые стекла и обломки кирпичей. Сверху его тоже засыпало, и поэтому, наверное, никто не услышал, как он кричал. Шесть часов, агенты. Он умирал там шесть часов. Если бы его за это время хватились, то он бы даже выжил, это просто невероятное везение, что ни одна из ран не была смертельной. И у него, судя по всему, было очень здоровое сердце, потому что оно смогло при этом всём проработать целых шесть часов. Он не истёк кровью сразу, потому что кирпичная пыль и обломки засыпали всё, остановили кровь; в конце концов он умер от болевого шока. Его выгребли вместе с обломками только на третий день.
Детектив вынимает из дела несколько фотографий.
— Вот. Это вот всё рассечено разбитыми стёклами; вот эти, рваные, от обломков кирпичей; открытые переломы всего, что только можно, и ушибленные мягкие ткани от падения с высоты.
Стейнерс стучит указательным пальцем по фотографиям в другом деле.
— Сравните раны, агенты. И скажите мне, что я не сошёл с ума.
— Такая страшная смерть могла породить исключительно сильного и жестокого призрака, — задумчиво говорит Сэм на выходе из участка.
— Каким бы ни был, «посолить и сжечь» всегда работает, — отвечает Дин.
На кладбище Элмвуд, где похоронен Томпсон, ехать ещё рано, они не самоубийцы раскапывать могилу при дневном свете, поэтому парни созваниваются с бригадой, которая проводила три года назад подрывные работы, и назначают встречу с бригадиром, просто на всякий случай. Всё и так уже понятно.
Встреча действительно оказывается безрезультатной.
Что ж, дождаться темноты, раскопать, посолить и сжечь. Проще некуда.
Можно даже успеть поужинать.
Сэм останавливает импалу у первой попавшейся забегаловки, и Дин, углядев за стойкой симпатичную мордашку, идёт заказывать ужин сам. А то знает он их, этих симпатичных. Вечно на его брата вешаются.
И правда ведь. Дин даже тормозит от неожиданной мысли. Ему, признанному дамскому угоднику, всегда приходится самому клеить цыпочек. Склеиваются они, конечно, моментально, в конце концов, кого это Дин мать его Винчестер не может уложить в постель? Даже… Он смотрит на широкую спину брата, идущего к самому дальнему столику. Нет, не «даже». Технически, тут уложили его, и демоны его побери (ещё раз), если он не на седьмом небе от этого. Ещё бы задница так не болела…
Дин с полным подносом идёт к столику, под которым вытянул длинные ноги младший брат, и продолжает размышлять.
Сэм не делает ровным счётом ничего. Но самые красивые, самые умные, сильные и независимые девчонки вешаются на него. Если при этом рядом стоит Дин, то его просто не замечают.
… БЛЯДЬ.
Он — Баки при Стиве Роджерсе.
Дин чуть не спотыкается, но умудряется удержать равновесие и поставить поднос на стол, даже не слишком грохнув.
Сэм тут же тянется за кофе, а Дин пытается устроить свою многострадальную пятую точку так, чтобы не сильно на неё садиться. В итоге он умащивается на одну половинку задницы с самого края диванчика.
И смотрит на брата.
Что ж, он прекрасно понимает этих девчонок.
Сэм, привлечённый отсутствием движения и комментариев, поднимает глаза от кофе и, увидев, КАК сидит Дин, фыркает с наполненным ртом так, что брызги кофе чуть не долетают до старшего.
Дин яростно вгрызается в бургер, строя кровожадные планы мести, в которых, в качестве главного действующего инструмента, фигурирует фонарный столб.
Они успевают поужинать, но ещё не успевают сесть в импалу, когда на телефон Сэма прилетает сообщение от детектива Стейнерса: «Агенты, не могу сидеть просто так. Поехал ещё раз проверить место преступления, мне не даёт покоя эта схожесть травм».
— Дин, в машину! — приказывает Сэм, и Дин повинуется беспрекословно.
В дороге решают, что нужно ехать на Гаррисон-стрит и высадить там до зубов вооружённого Дина, который сможет найти Стейнерса и продержаться против призрака то время, которое потребуется Сэму на поездку до кладбища и стандартную процедуру упокоения.
Если получится найти детектива и свалить оттуда до появления призрака, то Дин просто отзванивается Сэму и остаётся ждать неподалёку.
Возражения Сэма на тему того, что остаться должен он, Дин отметает одним простым фактом — ни ехать за рулём, ни нормально копать он сейчас не сможет. А вот стрелять стоя — сколько угодно.
Младшему, очевидно, не нравится план, но он держит все возражения при себе — пока что это действительно единственный шанс на то, что все останутся живы.
Дин перемывает все кости сукину сыну-детективу, которому не сиделось дома, в тепле и уюте.
Сэм молчит, сжав зубы и вцепившись в руль так, что побелели костяшки пальцев.
С полицейским разворотом тормозят у нужного места, вытаскивают и вешают на Дина всё, что может ему понадобиться, — шотган, патроны с каменной солью, сама соль в упаковке, фонарь, очки ночного видения, монтировка и охотничий нож.
Старший хлопает младшего по плечу:
— Постарайся по дороге не завернуть в бар, Сэмми, мы тут слегка ограничены во времени, — и убегает во тьму.
Сэм срывает импалу с места, немилосердно сжигая сцепление и паля покрышки. Если бы Дин не торопился — за такое обращение с Деткой открутил бы голову сразу. Пусть даже на кону его собственная.
В правой руке шотган, дуло лежит на предплечье левой, держащей фонарь, — так надёжнее, трястись не будет, да и дуло всегда смотрит в сторону пятна света.
В развалинах тишина.
Дин идёт туда, где, вроде бы, мелькнул луч фонаря.
— Стейнерс! Эй, детектив! Ты тут?
Справа шорох и отклик:
— Кто здесь?
— Это Плант. Вы в порядке?
— В полном. А почему вы спрашиваете? И что вы тут делаете?
Встречный луч приближается.
Дин опускает шотган, только убедившись, что это действительно Стейнерс.
— Все вопросы потом, детектив. Надо срочно убираться отсюда.
Они разворачиваются в сторону выхода, и в этот момент у обоих начинают мигать фонари.
— Сукин сын! — шипит Дин. — Давай, детектив, бегом!
Как ни странно, тот слушается без дальнейших вопросов, но буквально через пару шагов фонари гаснут совсем.
Дин хватает Стейнерса за руку, чтобы не потерялся, на бегу натягивая висящий на груди визор.
Вовремя. Они чуть не влетают в искорёженную фигуру, в которой сложно распознать даже homo erectus — человека прямоходящего, не говоря уже о разумном.
Старший Винчестер вскидывает шотган и практически в упор влепляет в пришельца заряд соли. Тот исчезает буквально на пару секунд и появляется чуть дальше впереди. Стоит, ждёт. Знает, что идти больше некуда.