Глава 4 (1/2)

1

Время шло, и консервативное общество посёлков на берегах водохранилища Касарес начало привыкать к молодому столичному учёному. Кубильяс де Арбас и соседний Касарес де Арбас – да что говорить, даже чуть более крупный Вильяманин были организованы таким образом, что для визита к соседям нужно было запрягать экипаж. Гористая местность не располагала к долгим прогулкам. Обитатели посёлков друг друга-то видели по большим праздникам да на воскресной мессе в Вильяманине, что уж говорить про замкнутого молодого человека, который безвылазно сидел в своём особняке. К тому же воскресные мессы он не посещал.

Его появление привлекло внимание соседей лишь потому, что он, во-первых, снял дом, принадлежавший старой сеньоре Альварес. Сеньоре уже давно перевалило за девяносто, она едва ходила и не имела абсолютно никакого желания присматривать за домом, однако и продавать его не собиралась. Наследники старой дамы проживали в Леоне и ждали, когда Господь заберёт её к себе, чтобы всё же продать постепенно разрушавшийся особняк, избавившись, таким образом, от ненужного имущества в глуши.

Во-вторых, привычки столичного господина оказались довольно странными. Он владел дорогой коляской и двумя конями, в корне отличавшимися от обыкновенных деревенских тяжеловозов, которых держали местные. Приехал он, однако, всего с одним слугой и двумя небольшими чемоданами, а это значило, что, несмотря на высокое положение в обществе, он не избалован роскошью. И в-третьих, как выяснилось позже, столичный господин был учёным, интересовался химией и даже оборудовал для своих занятий отдельную лабораторию. Однако новый сосед занимал внимание местных максимум несколько дней, после чего о нём благополучно забыли. В Кубильяс де Арбас приветственные визиты были не особенно приняты, каждое имение здесь представляло отдельный мир. Заэлю Апорро такие нравы пришлись очень по душе.

По приезде из Мадрида он с помощью Пабло оборудовал лабораторию и с тех пор пропадал там целыми днями. Кроме того, много времени он проводил в своём кабинете на первом этаже. Окна кабинета выходили в сад, разбитый ещё отцом старой сеньоры. Чтобы дать плодовым деревьям возможность расти на каменистой земле предгорий, почву для него пришлось привозить с равнин. Созданный фактически искусственно, без должного присмотра сад медленно начал чахнуть. Заэль Апорро осмотрел его в первые дни своего пребывания в Кубильяс де Арбас и заявил, что если новые слуги обладают необходимым опытом и смогут вернуть деревья в исходное состояние, то пусть принимаются за дело. Платил он без задержек, выводя деньги со своего счёта в Леоне, и это очень нравилось Хуану и Анне. Они готовы были даже терпеть несколько странный и замкнутый характер молодого господина, а также привычку смотреть вбок или вовсе закрывать глаза при разговоре. Кабинет Заэля Апорро был совмещён с библиотекой, где в высоких шкафах располагались книги, трогать которые слугам строго запрещалось. Первые годы пребывания в особняке на берегу Касарес Пабло практически неотлучно находился при господине.

Пабло никогда раньше не был ни в гористой местности муниципалитета Вильяманин, ни вообще в провинции Леон, и, направляясь сюда весной 1912 года, полагал, что они задержатся здесь максимум на неделю. Если бы верному слуге было позволено заглянуть в собственное будущее, он уже на следующий день бежал бы из этой глуши, чтобы никогда больше не видеть ни господина Заэля, ни вод Касарес, чей плеск был слышен в подвалах, ни этой пустынной гористой местности. Однако Пабло не был наделён даром предвидения, а потому продолжал честно служить своему молодому хозяину.

В отличие от убитой горем доньи Иды, Заэль Апорро в день после смерти Ильфорте и на поминальной службе держал себя в руках. Самообладание не изменило ему и теперь. Пабло поражался спокойствию господина. Обосновавшись в глуши с видом на воды Касарес, Заэль в первые месяцы в основном лишь читал и делал записи, из практики же уделял время безобидным опытам. В течение 1912 и половины 1913 года он не заказывал новых книг, более внимательно перечитывая те, что привёз из столицы. Во время своих теоретических занятий он тщательно вёл дневники, куда заносил казавшиеся ему важными фрагменты изученных глав и собственные мысли на их счёт. Записи его содержались в идеальном порядке, и ни слугам, ни даже Пабло не было позволено прикасаться к ним.

Никто в Кубильяс де Арбас не интересовался времяпрепровождением столичного учёного. Если бы жители посёлков на берегах Касарес были чуть более любопытны, они бы непременно выяснили, что серьёзный молодой человек уже успел зарекомендовать себя в Мадриде как талантливый и подающий большие надежды исследователь. Это повлекло бы за собой интерес к его деятельности. Однако же, к счастью для Заэля, здесь было не принято вмешиваться в жизнь окружающих, и он мог заниматься всем, что только пришло бы ему в голову, не опасаясь привлечь к себе внимание.

До определённой степени.

Казалось, здесь, на берегах Касарес, никогда не происходило ничего, что могло бы нарушить покой этого места. Пабло даже начинал думать, что, возможно, гористая местность и плещущиеся внизу воды Касарес снимут с души господина тяжесть утраты. Целыми днями Заэль перелистывал пухлые тома и делал в своих тетрадях записи на том языке, на котором было написано прочитанное им. Однажды Пабло имел смелость заглянуть в одну из них. Речь там шла о методах выделения главных солей из пепла, полученного при сожжении тел живых организмов. С какой целью в дальнейшем должны были использоваться эти соли и что вообще подразумевалось под этим названием, верный слуга не успел уловить, поскольку рисковал быть застигнутым врасплох. В тот день Заэль не проявлял никакого недовольства относительно дерзости своего помощника, и Пабло понемногу успокоился. Впрочем, прочитанное в записях Заэля Апорро ему не понравилось.

Книга, что лежала открытой на столе учёного, была написана в далёком 1572 году – это значилось на первой странице. Заэль всегда питал склонность не к достижениям современной химии и новейшим открытиям, а к успехам знаменитых алхимиков прошлого. Иногда, когда его посещало желание поделиться с Пабло самыми поверхностными из своих изысканий, Заэль говорил, что лишь в прошлом следует искать ответы на вопросы, возникающие в настоящем. Он утверждал, что очень многое из трудов великих учёных Средневековья утеряно по причине религиозных гонений на науку, а то, что было путём непомерных жертв сохранено для потомков, - то оказалось надёжно спрятано. Казалось, вся его деятельность была направлена на то, чтобы отыскать эти скрытые результаты и применить их для некой лишь одному ему известной цели.

Младшему сыну Хуана Мартинеса было всего двадцать лет. Способности его, казалось, не имели границ, и самые видные учёные Мадрида и иных крупных городов продолжали писать ему в Кубильяс де Арбас, дабы узнать его мнение относительно актуальных вопросов современной химии. Он с лёгкостью находил решения проблем, которые казались этим зрелым мужам неразрешимыми, однако душа его тянулась к опыту прошлого. Практически сразу после отъезда из столицы Заэль сосредоточился на изучении трудов алхимиков древности.

Книга, что так встревожила Пабло, была обнаружена Заэлем Апорро в частной коллекции сеньора Хорхе Фернандеса в Мадриде. Уважаемый сеньор был, безусловно, наслышан о трудах знаменитого Хуана Мартинеса, а некоторые из них даже читал. Поэтому, едва познакомившись с сыном писателя, он с радостью пригласил молодого человека в дом. Сеньор Фернандес вот уже не один десяток лет интересовался искусством и науками Средневековья. Упомянув об этом в разговоре и заметив немедленно вспыхнувший в глазах Заэля Апорро неподдельный интерес, сеньор не мог удержаться, чтобы не продемонстрировать гостю свою библиотеку. Там-то и обнаружил Заэль одно редкое издание, неизвестно как попавшее в руки любителя. Книга вот уже много лет считалась утерянной, и, по слухам, ни одного из её экземпляров не сохранилось. То был труд Мозеса Брауна ”О природе пепла”, изданный на латыни в 1572 году. Данный труд повествовал о способах единственно верного сжигания живых и мёртвых тканей и получения из пепла крайне важных кристаллов и солей. На эту книгу ссылались в своих работах многие авторы, которых Заэлю доводилось читать ранее.

Едва сдерживая дрожь возбуждения в руках, Заэль предложил пожилому сеньору выменять книгу на что-то, что стало бы не менее достойным украшением его коллекции. Младший сын знаменитого писателя был слишком молод и не особенно искушён в ведении переговоров, а потому неосмотрительно выдал свою заинтересованность. Будь он хоть немного сдержаннее - и некоторые шансы получить книгу у него были бы. Однако, наблюдая за тем, с каким трепетом Заэль гладил обложку старого тома, пожилой сеньор Фернандес понял, что вполне мог бы подороже обменять редкий экземпляр. В конце концов, отец этого мальчика был человеком со связями, а потому не помешает предложить сыну немного помотаться по стране, добывая для обмена столь же ценные фолианты.

Заэль Апорро не хотел мотаться по стране. Он вообще не хотел обменивать эту книгу – она была нужна ему здесь и сейчас, и уходить без неё он не собирался. Впервые старый коллекционер почувствовал, как ненависть стоявшего перед ним молодого человека словно взлетает волнами вокруг него, заставляя сердце замедлиться, вызывая липкий, ползущий по позвоночнику страх. Заэль Апорро был наделён некой странной силой, и иногда ему не было нужды даже смотреть людям в глаза. Становясь старше, он учился контролировать эту силу, хотя бы первое время производить благоприятное впечатление. Он учился быть покладистым и вежливым до тех пор, пока люди делали то, что было ему нужно.

Спустя примерно четверть часа Заэль Апорро выходил от сеньора Фернандеса, неся в сумке так заинтересовавшую его книгу. А ещё спустя час служанка сеньора, принесшая ему вечернюю газету, обнаружила господина лежащим на полу. Лицо коллекционера было перекошено, правый угол рта опустился, и оттуда капала слюна. Сеньор не мог говорить и не чувствовал правую половину тела.

Разумеется, никто и подумать не мог, что к напасти, столь внезапно свалившейся на уважаемого сеньора, каким-то образом причастен бывший у него непосредственно перед этим молодой человек. Врач, осматривавший больного, заключил, что повреждение мозга, повлекшее за собой паралич половины тела, вероятнее всего, является следствием почтенного возраста пациента. Сеньор скончался через две недели, когда Заэль Апорро уже благополучно отбыл в Кубильяс де Арбас.

С детства бесконечно талантливый, Заэль обладал к тому же завидным трудолюбием. Он никогда не начинал что-либо делать, не осуществив перед этим тщательную теоретическую подготовку. Это касалось и простейших школьных опытов, которыми он развлекался в подростковом возрасте, и вскрытия трупов животных, которые учился делать примерно в то же время. Сейчас, в глуши на берегах Касарес, избрав своей целью нечто, известное лишь ему одному, Заэль не изменил этому правилу. Он изучил добытую книгу, ещё раз убедившись, что ему в руки попал невероятно ценный труд, и по итогам прочитанного сформулировал для себя несколько способов получения единственно правильного пепла из живых и мёртвых тканей. Теперь ему следовало применить полученные знания на практике.

Башенная печь, чертёж которой был составлен им ещё в Мадриде, являлась сложным, качественно собранным сооружением, установленным на нижнем уровне подвала. Для неё исправно привозили поленья, которые надлежащим образом колол на заднем дворе Хуан. На протяжении всего 1913 года Заэль Апорро, не впуская в подвалы никого, занимался тем, что пытался по руководству, упомянутому в этой книге, получать единственно правильный пепел. От контролируемого сожжения тканей должна была оставаться субстанция, пригодная для дальнейших экспериментов. Поскольку в этой и ряде других книг, которые ему доводилось читать, последовательности действий были туманными, дело продвигалось крайне медленно. Заэль неоднократно жалел, что столь долгое время занимался в Мадриде не тем, чем следовало, но, с другой стороны, он тоже не обладал даром предвидения – его способности заключались в другом.

Для работы с методами получения пепла из тканей нужны были образцы, и Заэль через Пабло передал слугам требование расставить в саду ловушки для грызунов. Примерно в это же время он понял, что дальнейшие эксперименты потребуют новых образцов и новых жертв, а потому приказы начнут казаться людям странными. По посёлку могли поползти слухи. Поскольку в ближайшее время Заэль Апорро не собирался менять место жительства, он был вынужден признать, что исполнение задуманного придётся отложить на неопределённый срок, а вместо этого сосредоточиться на создании для себя новых, более совершенных ассистентов. Таких, которые будут ему безусловно покорны и не станут задавать лишних вопросов.

***

А ещё Заэль Апорро видел сны. В этих снах туман спускался с гор на водохранилище Касарес, скользил по воде призрачными зыбкими щупальцами. Туман скрывал от посторонних глаз всё, что происходило на каменистых берегах искусственного водоёма. Заэль никогда в полной мере не владел своими сновидениями, и по пробуждении он не помнил ничего. Но каждый раз, едва он закрывал глаза, скользил туман по поверхности Касарес, и в густой белой пелене Ильфорте всегда был рядом. Он не уходил, пока стоял туман над водохранилищем. Заэль знал, что он рядом, мог держать его за руку, в этих снах во всём мире их было только двое. И Заэль не нуждался в барьерах бешеной ненависти, что ограждали его от окружающей действительности. Жарким летом далёкого 1903 года, он понял, что их существование предопределено.

Иногда Заэль видел себя и брата уже взрослыми, и мелкие камни на берегу Касарес тихо скрипели, захлёстываемые водой. И плиты песчаника царапали спину, Заэль смотрел наверх и не видел ничего, кроме густого тумана. Но Ильфорте был рядом, и в его власти, в его руках Заэль переставал быть тем, кем привык быть все эти годы. Таким его видел лишь старший брат. Заэль откуда-то знал, что в этом и множестве других миров он может без оглядки растворяться лишь в Ильфорте.

Но утром с поверхности воды уходило белое марево. Заэль просыпался резко, выныривая из сна, словно утопающий из пучины, и долго не мог отдышаться. С каждым новым рассветом он понимал, что всё делает правильно.

С годами он спал всё меньше. Целыми ночами иногда он не выходил из лаборатории, и никто из присутствовавших в доме людей не знал, чему именно он посвящает там своё время. Но практически непрерывно работали печи, которых в подвале было уже две, и в огромных количествах привозили в посёлок дрова и растительное масло. Заэль Апорро научился обходиться без помощи Пабло и на третий год их пребывания в Кубильяс де Арбас окончательно запретил верному ассистенту появляться в подвалах. Пабло видел, что с господином творится нечто странное, противное самой природе мироздания, и с горечью осознавал, что не имеет никакого влияния на происходящее. Ещё до приезда на Касарес Заэль Апорро задумал нечто, о чём Пабло всеми силами запрещал себе даже думать, ибо знал, что это невозможно.

2

25 ноября 1924 года, вторник. Кубильяс де Арбас, муниципалитет Вильяманин, провинция Леон.

Милая сеньора, пусть Господь хранит вас и вашу семью. Вновь я имел смелость написать вам, поскольку вижу в этом необходимость.

Вот уже двенадцать лет с тех пор, как мы с господином Заэлем прибыли на водохранилище Касарес. За прошедшие годы здесь ничего не изменилось. По-прежнему это глушь, каких мало, и именно этим Кубильяс де Арбас привлекает моего господина. Надежду когда-либо уехать отсюда я потерял ещё в первые пару лет пребывания здесь.

Поначалу мне было позволено помогать господину в лаборатории, однако уже зимой 1914 года он отказался от моих услуг. Теперь на мне лежали лишь обязанности управляющего, и я старался исполнять их со всем возможным старанием. Поскольку господин закрыл мне доступ в подвалы, я не мог больше наблюдать за его работой и в скором времени вообще перестал понимать, чем он может там заниматься. Часто из окна моей комнаты я видел, как к воротам подъезжают повозки, гружённые неким оборудованием. Сеньор сам выходил встречать посыльных. Под его присмотром рабочие сгружали ящики на землю и тащили их в лабораторию. Вскоре господин Заэль распорядился расширить спуск в подвал и сделать его более пологим, как если бы предполагалось переносить вниз нечто громоздкое. Старая дама, владелица дома, скончалась на девяносто втором году жизни, и сеньор договорился с её наследниками о покупке. Дети этой женщины уже давно переехали в Леон, и имение в глуши на Касарес лишь тяготило их. Они были рады продать дом моему господину. Сделка была оформлена в Леоне летом сего года.

Выкупив дом, господин решил внести в его внутреннее устройство ряд изменений. Он по-прежнему много времени проводил в лаборатории, однако также и в кабинете, и я видел на его столе чертежи, касавшиеся непосредственно особняка. Я сумел выяснить, что он намерен усилить звукоизоляцию подвалов так, чтобы ни единый шум не проникал на поверхность, а также сделать из них дополнительный выход, который находился бы в холме далеко за воротами. О причинах подобных усовершенствований я не мог и догадываться, однако моя задача заключалась в исполнении, а вовсе не в обсуждении приказов господина, а потому я безотлагательно поехал в Леон нанимать рабочих.

Кроме того, мне было известно, что сеньор намерен полностью переоборудовать вентиляционную систему своей лаборатории, поскольку существующая, как он однажды вскользь поведал мне, не справляется с возросшими объёмами его работы.

На время ремонта в особняке господин Заэль был вынужден прекратить все эксперименты и практически всё время проводил в кабинете, где изучал книги, выписанные им откуда-то из-за границы. С годами сеньор всё меньше нуждался в моих услугах: он лично занимался заказами посуды и оборудования, он же руководил рабочими. Несмотря на малый опыт в подобных вопросах, он совершенно точно знал, как именно должна быть переделана вытяжная система в подвалах, и рабочие чётко следовали его указаниям. С некоторых пор взгляд господина стал ещё более пугающим – я писал вам, милая сеньора, что я впервые заметил, как изменился цвет его глаз, в ноябре 1915 года. Никогда раньше мне не доводилось видеть подобного цвета, и я не знал, по какой именно причине это произошло.

Рабочие жаловались, что копать в каменистой почве трудно, и строительство подземного хода в холмы затянулось, однако мой господин не выражал недовольства. Всё его время теперь занимали книги. Также он занимался сейчас тем, что составлял списки необходимых реактивов для будущих исследований, и за частью из них отправлял меня в Вильяманин или Леон. Я с радостью выполнял эти поручения.

Дополнительный выход из подвалов особняка был готов летом 1916 года. Мой господин лично проверил его состояние и остался доволен. Выход в теле холма был настолько хорошо скрыт от глаз посторонних, что я до сих пор не знаю точное место его расположения, хотя неоднократно ходил там в свободное время. Все внутренние двери и переходы между уровнями подземных помещений были максимально герметизированы, а стены господин распорядился обшить толстым слоем особого волокна, дабы ни единый звук не проникал на поверхность. Обшивку для стен он сам ездил заказывать в Леон, и я не имел чести сопровождать его.